Бадри Патаркацишвили
- Подробности
- Категория: Вадим Анастасиади
- Дата публикации
- Автор: Kefeli
- Просмотров: 2604
“Где стол был яств, там гроб стоит”,
Где пиршеств раздавались лики,
Надгробные там воют клики...”
Гаврила Державин.
О смерти Бадри Патаркацишвили я узнал от бывшего ведущего информационной программы "Вестник", моего университетского однокашника Марка Рывкина. Я позвонил ему утром 13 февраля 2008 года. По местному телеканалу "Кавкасиа" шел повторный показ телепередачи с участием ведущего Давида Акубардия и тележурналистов Лали Морошкиной и Нугзара Рухадзе. Госпожа Морошкина рассыпалась в похвалах Нугзару Рухадзе, но вдруг назвала его "одиозной личностью". "Когда я впервые увидела в коридорах телестудии этого одиозного человека, то от волнения чуть было не потеряла дар речи", - восхищенно ворковала Лали. "А почему одиозного?", - всполошился Акубардия. "К этому времени он был уже очень известным тележурналистом", - ответила Морошкина. Честно говоря, ответ Лали меня не удовлетворил, и я взялся за телефон, чтобы выслушать объяснение от Марка Рывкина, который в течение нескольких лет шефствовал над госпожой Морошкиной в русскоязычной программе "Вестник". Тогда-то я и услышал от него ошеломляющую весть о смерти Бадри. Темы Морошкиной мы так и не коснулись.
У ворот "Аркадии" - резиденции Бадри, а по паспорту Аркадия Патаркацишвили толпится народ. Одна длинная очередь вытянулась вдоль стены по улице Бочорма, вторая — движется, со стороны улицы Эльбрусской, третья группа пытается проникнуть в ворота спереди. Здесь т.н. "узнаваемые лица" Грузии, ожидающие приглашения на панихиду без очереди, а также граждане с венками и букетами цветов, тоже с преимущественным правом беспрепятственного прохода в поминальный зал.
На противоположной от толпы стороне улицы Бочорма в поте лица работают ребята из круглосуточной автомойки. Раньше на этом месте располагалась спортивная площадка бывшей 90-й средней школы, где я когда-то учился. В течение 11 лет мне приходилось каждое утро бежать сюда с улицы Гришашвили - на противоположном берегу Куры, из Ортачала, сначала по набережной, а потом и через старый мостик, именуемый "ишачьим". Когда построили ОртачалГЭС, мостик стали разбирать, но так и не разобрали, и по его досчатому настилу, зиявшему и справа, и слева громадными дырами, продолжали сновать пешеходы. Мне до сих пор снится, как я перехожу по ночам этот мост, крепко держась за перила, а под ногами несется Кура, мутная и стремительная. Когда мост, наконец, разрушили и расстояние от школы до дома увеличилось, появился новый маршрут — напрямик, через территорию нынешней "Аркадии", будущего владения Бадри Патаркацишвили, где в то время располагался то ли питомник по выращиванию саженцев, то ли семеноводческое хозяйство. Двор хозяйства был огорожен решетками, но ворота всегда распахнуты настежь. Нужно было пройти двор, а затем по крутому косогору спуститься к ОртачалГЭС. Пройдет время, и здесь будет воздвигнут Дворец ритуалов, который тбилисцы окрестят Каджетской крепостью. Уж очень походило это странноватое архитектурное сооружение на описание "Замка каджей", грузинских гномов, в руставелевском "Витязе в тигровой шкуре".
Очередь медленно продвигается к воротам "Аркадии". У самых ворот, где оба потока сходятся, возникает сутолока. Люди напирают и с правого, и с левого флангов, к этому добавляются усилия тех, кто пытается совершить во двор фронтальный прорыв. Вдоль очереди идет полноватый мужчина, выискивая глазами место, куда бы пристроиться. Это мой коллега — журналист Дмитрий Мчедлидзе. Я приглашаю его стать рядом со мной.
26 мая 1994 года. Дворец ритуалов пока еще является собственностью грузинского государства, а не Бадри Патаркацишвили. Эдуард Шеварднадзе устраивает здесь первый в истории страны официальный прием в честь Дня независимости Грузии. Главный зал дворца празднично украшен. Множество флагов. На стене герб Грузии. Во всю работают динамики, многократно усиливающие звучание торжественных речей. Облаченные в белоснежные наряды официанты застыли возле богато сервированных и обильно накрытых столов. Дипломатических представительств в Тбилиси пока еще мало, но американское и российское посольства уже открыты. А вот и наш столик: помощник Шеварднадзе еще с мидовских времен Теймураз Степаное- Maмаладзе, начинавший свою журналистскую карьеру в нашей "Вечерке", собственный корреспондент РИА-Новости Дэви Имедашвили, тоже бывший "вечерочник", и автор этих строк занимаем места. Вместе с нами ребята из российского посольства — человек 6-8. Знакомимся, обмениваемся визитками, которые сохранились у меня до сих пор, как память о том вечере. Душа компании, разумеется, Теймураз или Темо, как все его называли. Он произносит тосты, сыплет остротами, цитирует поэтов "серебряного века" и "голуборожцев"... Все внимают ему, словно завороженные.
Теймураз — единственный тбилисец, которого забрал с собой Эдуард Шеварднадзе после своего назначения на пост министра иностранных дел СССР. Он "спичрайтер" или, проще говоря, речеписец министра. Окончил МГУ, его перу принадлежат многие книги о Москве и Тбилиси, о российско-грузинских взаимоотношениях. Благодаря Темо каждое выступление Шеварднадзе, какой бы важной темы оно ни касалось, обрастало философскими обобщениями и литературными озарениями, цитатами умных людей всех времен и народов. Воспроизводить интеллектуальные речевые обороты, используемые Темо, господину министру, более привыкшему к грузинской речи, иногда удается с трудом, но в переводе на любой из официальных языков ООН они, вне всякого сомнения, звучат вполне пристойно. Впрочем, Шеварднадзе, сам прекрасный оратор, знает цену яркому слову. Когда умер Брежнев и на "престол" вступил Андропов, все стали говорить, что кресло под Шеварднадзе зашаталось. Но эффектным выступлением на торжественном заседании в честь 60-летия образования СССР в Москве, в присутствии самого Андропова, первый секретарь ЦК компартии Грузии свои позиции укрепил. Рассказывая об этом случае, Темо вспоминал, что Шеварднадзе никого к работе над этим текстом не подпускал, все выступление на русском языке написал собственноручно...
Спустя несколько лет Теймураз Степанов после тяжелой болезни уйдет из жизни в Москве, а тело его, согласно завещанию, будет кремировано. Узнав об этом, Шеварднадзе прикажет доставить урну с прахом своего помощника в Тбилиси, дабы "похоронить по-человечески", т.е. на кладбище, в могиле, рядом с матерью. Что и было, разумеется, сделано. На поминках Темо было произнесено много добрых и теплых слов. Да и я, как мне кажется, сумел удачно охарактеризовать дар коллеги: "Как хорошо, - сказал я, - что министр иностранных дел СССР общался со своими коллегами по международному сообществу языком такого человека, как Темо Степанов, а не чьим-то другим".
Оказалось, что Дима Мчедлидзе приходит на панихиду Бадри уже второй день подряд. Кончину переживает всем сердцем. Дима — спортивный журналист. И в "Аркадии" прежде бывал часто: на пленумах, конференциях, заседаниях олимпийского комитета, который возглавлял Патаркацишвили. Дима говорит, что Бадри оказался в нужное время в нужном месте, т.е. в Грузии, ведь отечественный спорт уже дышал на ладан. "Скольким спортсменам он помог выкарабкаться из нужды, добиться высоких спортивных результатов, и сколько из них его просто-напросто предали", - сокрушается Дима.
Еще один эпизод "доаркадиевской" поры Дворца ритуалов - визит в Тбилиси председателя Совета федерации России Владимира Шумейко и его встреча с представителями грузинской общественности. Народу собралось много. Гость запаздывал. Ко мне подошел Котэ Махарадзе и спросил: "Что это вы про меня написали в своей газете?". Я развел руками: "Не пойму, о чем вы говорите". Оказалось, что во время коротенького интервью, взятого незадолго до этого по телефону сотрудником газеты, ответ Котэ на вопрос: "Какой ваш любимый напиток?" был воспроизведен с ошибкой. Котэ сказал,, что ему нравится ирландский виски, а журналист написал — армянский виски. Как говорится, и смех, и rpex. Честно говоря, читая интервью перед отправлением газеты в печать, я сам споткнулся на этой фразе,но вдруг вспомнил, что видел недавно в магазине батарею бутылок, на которых гордо значилось: "Грузинский бренди". "Если может существовать "Грузинский бренди", то, наверное, где-то могли догадаться производить и "Армянский виски", - подумал я, оставив текст без изменений, чем и уязвил самолюбие уважаемого Котэ.
Наконец, приехал Шумейко: молодой, улыбающийся, красивый. Обстоятельно и толково отвечал на вопросы собравшихся. Неожиданно с места поднялся режиссер Гига Лордкипанидзе и, стуча по полу своей знаменитой тростью, грозно спросил: "А как Россия относится к принципу территориальной целостности Грузии?". "Разумеется, с уважением, - ответил Шумейко. — И в этом вопросе ни у кого не должно возникать никаких сомнений".
Три человека, в том числе и я, сталкиваются друг с другом в воротах "Аркадии" и никак не могут разминуться. До поминального зала нас отделяют, наверное, метров 15-20.
Года два назад мне позвонил посол Румынии и тогдашний дуайен дипломатического корпуса Константин Гырбя. Он сказал, что завершает свою дипломатическую миссию в Грузии и хочет пригласить меня на прощальный прием, который в его честь организует в "Аркадии" Бадри Патаркацишвили. С Константином Гырбя меня связывали приятельские отношения. Как-то мы заговорили с ним о личности тогдашнего румынского президента Иона Илиеску, и я сказал, что это единственный из известных мне государственных деятелей, пришедших к власти на революционной волне, затем, по прошествии президентского срока, добровольно ушедших со своего поста, чтобы через четыре года вновь с триумфом победить на выборах. Впоследствии я написал на эту тему статью, которую господин Гырбя, как он мне сообщил, отправил самому главе румынского государства. С тех пор он мне часто звонил, мы встречались на различных мероприятиях. И вот - приглашение на вечер. Я с коллегой Маквалой Осишвили отправились провожать посла с большим букетом красных роз. При новом хозяине я еще ни разу не бывал на территории дворца и, естественно, вручив цветы виновнику торжества, стал с любопытством осматриваться. Вскоре стало заметно, что не только я, но и многие другие гости проявляют живой интерес к месту, в котором оказались. Зал "Аркадии" сиял отполированным полом. На стенах висели картины. Особый интерес собравшихся вызывали застекленные двери, через которые можно было пройти на зеленую лужайку рядом с дворцом или прогуляться вокруг пруда с водоплавающими птицами. Супруга одного дипломата дергала то одну дверь, то другую, пытаясь выйти из помещения и осмотреть окрестности, но все они были заперты. Я объяснил ситуацию служителю, после чего двери были отперты. Видимо, их просто забыли своевременно открыть.
Патаркацишвили появился среди гостей где-то к середине вечера. Думаю, он не хотел привлекать к себе внимание, а если точнее, то не хотел затмевать своим присутствием персону виновника торжества. Но, конечно, Бадри был не из тех людей, чье появление могло остаться незамеченным. Гости подходили к нему, всем хотелось перекинуться с хозяином хотя бы парой слов. Официанты разносили шампанское, и Патаркацишвили охотно чокался с каждым.
Теперь уже не толпой, а по отдельности один за другим, входят люди в зал “Аркадии'', где на постаменте установлен гроб с телом покойного. Как и прежде, до блеска отполирован пол. На стенах множество изображений владельца "Аркадии": улыбающийся, грустный, смеющийся, серьезный Бадри Патаркацишвили смотрит на нас с каждой стены. В скорбном молчании проходят люди мимо гроба — последний долг, который живые отдают мертвому.
...Мы выходим в сад "Аркадии". Множество деревьев, как вечнозеленых, так и сбросивших на зиму свою листву, стоят столь же крепко, как и при живом хозяине. Некоторые из них живописно обвиты плющом. Я уже не помню, стояли эти деревья здесь во времена моего школьного детства или выросли потом. Дорожка выводит к искусственному пруду, в котором плещутся лебеди. Рядом еще один пруд, на берегу которого разлегся греющийся на солнце небольшой крокодил.
- Как ты думаешь, Дима, этот крокодил живой или бутафорский?
- Наверное, бутафорский, - отвечает Дима, потом подходит к крокодилу, но тронуть не решается.
- А хотелось бы тебе, Дима, уйти из жизни, оставив в наследство своим родственникам и близким 12 миллиардов долларов?
- Конечно, хотелось бы, - задумчиво отвечает Дима. — Но не в 52 года...