18 сентября - праздник Кавалергардов (повесть) 3 и 4 главы
- Подробности
- Категория: Наталья Вареник
- Дата публикации
- Автор: Kefeli
- Просмотров: 927
Илья Михайлович Миклашевский с сыном Георгием (слева) и старшей дочерью (справа)
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
I
Аарау отнесся к нам вполне дружелюбно. Дети у подъезда нашего дома дружно замолкали при нашем появлении и очень вежливо здоровались с "руссише туристами". Все уже знали, что это гости с родины чудаковатого старика, который занимает второй этаж.
Когда заканчивалась провизия, Георгий приглашал меня сходить в магазин. Мы шли вдвоем под руку по тихим улочкам Аарау, как пожилые степенные супруги, обсуждая предстоящие покупки. Георгий приводил меня в маленькие частные магазины, хозяева который приветливо встречали нас, как постоянных покупателей. Я выбирала продукты, а Георгий платил и великодушно нес домой полную кошелку. Это были счастливые часы моей жизни - тихие, позолоченные сентябрьской листвой улицы Аарау, ласковое солнце и твердая рука, на которую я могла опереться. Нас обгоняли стайки школьников с ранцами за спиной, и во всем мире царило такое умиротворение, что хотелось плакать.
Дома нас терпеливо ждала Тамара. Она тут же бросалась разгружать сумку, потому что там для нее всегда было что-то вкусненькое. Нечего и говорить, что она любила Георгия - она его обожала.
Это был единственный мужчина, к которому она не ревновала меня, хотя понимала, что именно он - достойный соперник. Она подшучивала над ним, поддразнивала его, но любила всей душой, как доброго старого дедушку.
Георгий придумывал для нас маленькие развлечения. Однажды мы отправились посмотреть на цветочное поле. Я никогда не знала, что на свете бывает такое чудо: далеко за городом, никем не охраняемое, переливалось всеми цветами радуги поле, засаженное цветами. У дороги стояла чаша, в которую местные жители бросали мелочь за сорванные цветы. Никто не рвал их бесплатно, никому не приходило в голову украсть монетки.
Мы видели, как приехала семья с детишками на велосипедах, они срезали букет гладиолусов, бросили деньги и уехали. Это был тот коммунизм, который нам обещали много лет, но так и не построили...
В другой раз Георгий повел нас в заповедник, это была часть его ежедневной тренировки, дистанции, которую он проходил пешком. Нужно было показать нам "класс", поэтому, несмотря на холодный день и наши уговоры, он из упрямства надел короткие шорты.
- Ноги - это моя гордость - сообщил он нам - У меня всегда были красивые ноги и я до сих пор в форме, потому что всю жизнь занимался велоспортом.
Я высказала сомнение по поводу шортов, если честно, они вызывали у меня подозрения. Однако Георгий сказал, что это его любимая спортивная одежда, которую он привез из Южной Африки.
Я заткнулась. Прогулка превзошла все наши ожидания - мы шли, плотно упакованные в свитера и джинсы, впрочем, как и все коренные жители Аарау. Один Георгий плелся синий от холода, покрытый пупырышками, но довольный собой. Все проходящие мимо мужчины моего возраста испепеляли нас глазами. Я читала в их взглядах: кто этот древний бонвиван в белых шортах, который имеет наглость держать Вас под руку?
Как было объяснить этим степенным швейцарцам, что это - русское чудо с французским прононсом, один из последних могикан сгинувшей цивилизации?
II
В один из вечеров в нашей квартире появились новые жильцы: "Помпик", "Гига" и "Дядя Котя".
Они уверенно вошли в нашу жизнь, став постоянными участниками бесед после ужина. Существа воздушные и не материальные, они скользили по дому, как привидения, но мы уже не могли без них обойтись.
Начну с "Помпика", это был сын деда Георгия, который родился у него от второго брака в возрасте 68 лет. Конечно, это был феномен семьи Миклашевских, кроме того, он родился не где-нибудь, а в Помпеях, куда дедушка отправился путешествовать со своей молодой супругой, за что ребенка и прозвали "Помпиком". Это был молодой человек очень приятной наружности, который приходился дядюшкой нашему Георгию.
Дядя "Котя" был его другим дядей, который играл особую роль в семье Миклашевских. Он был неординарной личностью, а звали его Константином, от чего и пошло уменьшительное "Котя".
Когда случилась революция, и все Миклашевские покинули Россию, дядя Котя решил не уезжать.
Он был актером, окончил в Париже Императорскую Театральную Академию, и ему было жутко любопытно: чем это все окончится?
Поначалу перемены в нашей стране очень забавляли дядю Котю, и он даже принимал участие в революционных спектаклях. Но к двадцать пятому году, когда в России наступили голод и разруха, стало совершенно ясно, что ничем хорошим это кончится не может. Дядя Котя подал прошение на выезд за границу, так как он писал книгу об итальянской комедии эпохи Возрождения и ему, как это не удивительно, дали разрешение. Еще удивительней, что ему удалось вывезти из России огромный фамильный портрет родителей и массу фотографий и документов.
Весь архив Миклашеских - это заслуга дяди Коти, которого обожала вся семья, и который пользовался бешеным успехом у женщин, несмотря на свою незавидную внешность. Меняя дам, как перчатки, дядя Котя так и не женился, покинув мир бездетным при совершенно жутких обстоятельствах. В небольшой квартире в Париже, которую он снимал, внезапно отключили газ, это было ночью, никто ничего не заметил, а позже газ опять включили. Дядю Котю нашли мертвым спустя много времени.
Были в семье Миклашевских и другие домашние прозвища, которых я сейчас не помню. Но до сих пор ощущаю острую печаль, что это время прошло безвозвратно: в нынешних наших семьях уже не встретишь "Помпика", "Котю" или "Гигу" - мы стали какими-то безликими.
Остается "Гига". Чтобы рассказать, кто это такой, я должна вернуться в те далекие времена, когда мать и отец Георгия были совсем молодыми людьми. У меня есть фотография, где мама Георгия, жеманно отвернувшись, протягивает руку для поцелуя сидящему у нее в ногах офицеру - это его отец. Вся семья с умилением взирает на молодую пару.
Чуть позже родился сам Георгий - ужасно хилый золотушный младенец. Чтобы поправить его здоровье, Георгия отправили на Кавказ, и с этого момента начался его увлекательный долгий путь по разным городам и весям. Из этого эмбриона спустя несколько лет и появился "Гига" - белокурый синеглазый мальчишка, который отчаянно старался стать настоящим французом, чтобы не чувствовать свою неполноценность перед французскими подростками, которые звали его "Ля русс". Это было в Ницце, как ее тогда называли - Ривьере, где жила семья Миклашевских в двадцатые годы.
У меня перед глазами всегда будет стоять лазурный берег моря, песок, палящее солнце и компания загорелых, обкатанных морем, как галька, подростков. Среди них выделяется один, это Гига, мальчик, которого мне не суждено было встретить, но который сумел разбить мое сердце через пространство и время. Он это сделал легко и небрежно, а теперь сидел возле меня на диване, уютно посапывая - этакий невинный старичок! - и мне иногда казалось, что он хитро прищуривает глаз, как бы говоря: "Я все знаю - ты любишь меня!"
Георгиевский собор Выдубицкого монастыря, построенный предками Георгия Миклашевского
III
Не нужно думать, что Гига (как мы его теперь звали между собой) был совершенно лишен женской опеки: местные дамы настороженно следили за нашим вторжением в его личную жизнь.
Первой появилась Роз-Мари, "Розочка" - как он ее называл, десятая вода на киселе, жена двоюродного брата покойной жены Георгия.
Розочка давно овдовела, и никакие родственные связи с Георгием ее не связывали - только чувство долга и соседство по дому. У нее хранился дубликат ключей от квартиры Георгия на случай, если он рухнет на пол и некому будет его спасти.
Розочка пришла чуть ли не в первый день избавить Георгия от проходимцев, но мы совершенно развеяли ее тревогу. Я произвела на нее впечатление почтенной матроны и университетской училки, а Тамара вызвала симпатию.
Мы подарили Розочке коробку украинских конфет, привезенных для Георгия, которую он потом долго оплакивал. Взамен получили приглашение на обед, рассказ о церковном хоре, в котором пела Розочка и подробности о работе в госпитале на общественных началах.
Розочка была протестанткой, носила твидовую юбку, жилет и очки, и была очень самостоятельной дамой, которая виртуозно водит машину.
Выполнив свой долг, она вручила Гигу в наши руки, как беспомощную птичку в лапы кошки.
Она не понимала, что такое русские люди, и какому утонченному разврату мы втихоря предаемся.
- Ты только посмотри, что делается у меня в холодильнике! - пытался предостеречь ее Георгий.
Розочка заглянула в холодильник и пошатнулась, увидев нашу обжорку. Но и это не смогло разрушить ее симпатию к нам.
С тех пор Гига не пытался жаловаться на нас.
- Вот идет Розочка и несет свою водочку из подвала - пошутил он как-то, столкнувшись с ней в подъезде.
Мы буквально подавились.
- Да, да она любит выпить - продолжал ехидничать Гига, такой уж у него был характер.
Второй дамой, появившейся в нашей квартире, была приходящая прислуга - итальянка, которая нелегально зарабатывала себе "на мелкие расходы".
Я представляла себе приходящую прислугу убогой забитой женщиной, каково же было мое изумление, когда в один прекрасный день к нашему дому подрулил элегантный автомобиль!
Из него выскочила крошечная брюнетка и деловито направилась в кухню, где немедленно обхаяла на итальянском языке всю нашу уборку. Затем она надела резиновые перчатки до локтей и вытащила из недр Гигиной квартиры супермоющие средства и приспособления.
- Нам лучше уйти на время уборки - боязливо сказал Георгий, было заметно, что он побаивается свою прислугу и очень ею дорожит, поскольку обзавестись прислугой в наше время не просто.
Сначала мы не понравились итальянке, думаю, что у нее закралось подозрение, что я хочу отбить у нее кусок хлеба. Но, видя нашу полную неприспособленность к швейцарской жизни, она решила познакомиться с нами поближе. Через какое-то время мы уже разговаривали с ней на ломаном немецком языке и она, крича и жестикулируя, как все итальянцы, рассказала нам, что уборка - ее хобби, мелкий заработок "на шпильки", а всю многодетную семью кормит ее муж.
Было удивительно, что Швейцария буквально наводнена итальянцами, сербами, албанцами, хорватами и другим заезжим людом. Все искали здесь дешевую работу и находили ее.
Только мы - украинцы и русские - имели пожизненный "волчий билет", потому что в сознании швейцарцев каждый первый из нас был коммунистом, а второй - мафиози.
Георгий Миклашевский
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
I
В один из вечеров мы добрались - таки до самого главного альбома. В нем обретался папа нашего Георгия, Илья Михайлович Миклашевский, который был кавалергардом, принимал участие в первой мировой войне и командовал полком улан Ее Величества матери Государя Николая II.
После революции полк, естественно был распущен, а во время гражданской войны Илья Михайлович воевал в войсках барона Врангеля, с которым был очень близок.
Папа был небольшого росточка, голубоглазый, носил небольшие усики и производил впечатление очень надменного человека. Одним словом, он был из тех, кого наши славные революционеры немедленно "ставили к стенке", но он не стал этого дожидаться.
В том же альбоме хранились фотографии матери Георгия - графини Бобринской.
После рождения Георгия она переехала из Петербурга в Финляндию, но местный климат Гиге не подошел, поэтому в 1916 году он очутился вместе с матерью и старшей сестрой на Кавказе, в Кисловодске.
Отец в это время воевал в белой армии. Однажды он прислал письмо, что дела идут совсем плохо и нужно покинуть Россию, пока не закончится вся эта "котовасия" с революцией.
Миклашевским повезло: в Кисловодске они встретили сестру графини Бобринской - жену графа Шереметьева. В это время выехать из России было уже практически невозможно, но дядя Шереметьев помог им отплыть из Новороссийска на пароходе "Афон", где они смогли достать одну маленькую каюту для служанки. В этом закутке их было восемь душ, среди которых - новорожденный брат Георгия Павел.
Прибыли в Константинополь почти без средств, потому что ничего с собой не вывезли. Жили в гостинице, где Гига спал на полу, поэтому самое яркое его воспоминание - ноги, которые ходили мимо него туда - сюда.
Миклашевские долго не уезжали из Турции в надежде на какие-то перемены, и лишь когда дед Георгия по материнской линии уже был в Европе, отплыли с французскими войсками в Тунис.
Среди детских воспоминаний Георгия - ужасная буря в Средиземном море, когда люди на корабле молили бога о спасении.
Дальше корабль поплыл в Сардинию, что было очень комично, потому что, начиная с Константинополя, Миклашевские всю дорогу ели сардины - самую дешевую еду.
Прибыли в Марсель, а потом в Париж, где их уже ждала родня. Лето 1920 года семья прожила в доме, который бабушка Георгия снимала под Парижем для своих собак. Курьезно, но это было именно так! Дом был большой и красивый, и Гига запомнил то лето, как одно из самых веселых и счастливых в своей жизни. Приехало много семей, жили как на даче под Петербургом, никто не верил, что война в России - надолго.
Однако вести с Родины приходили одна страшнее другой: бабушка, которая воевала в частях Красного Креста белой армии, трагически погибла.
Узнав об этом, хозяин дома выставил Миклашевских на улицу, так как нечем было платить за жилье.
Переехали в Ниццу, где к тому времени было уже около шести тысяч эмигрантов.
В 1921 году к семье присоединился отец. Он был профессиональным военным, и жизнь во Франции начал с того, что разорился: взял в аренду пансион, который прогорел тем же летом. Позже купил на паях с другим офицером кабриолет и развозил товары по ярмаркам в окрестностях Ниццы. Это была унизительная работа, но со временем отец окончил автошколу и стал директором гаража, дела пошли в гору.
В сравнении с жизнью в России, это все равно была бедность. Особенно страдала мать, которой тоже пришлось работать.
II
Стоит ли говорить, что эти воспоминания производили глубокое впечатление на нас с Тамарой?
Привычный мир ломался и рушился на глазах, заученные с детства аксиомы о добре и зле становились фальшивыми и бутафорскими. Из этих обломков возникал, как величественный айсберг, выплывающий из тумана забвения, странный новый мир, о котором мы ничего не знали.
В этом мире молились, садясь за стол, ходили по воскресеньям в церковь, отмечали удивительные праздники, например, 18 сентября - праздник Кавалергардов.
С каждым вечером мы становились ближе друг другу, и однажды я ощутила, как Георгий положил свою руку на спинку дивана, как бы обнимая меня за плечи. Думаю, что он это сделал непроизвольно, но меня пронзило прикосновение его руки.
Я давно заметила, что он плохо видит фотографии и рассказывает по памяти. Когда возникал спорный вопрос, ему приходилось наклоняться над альбомом, который я держала на руках.
Пока он пытался рассмотреть фотографию, я касалась его волос, испытывая трогательную нежность. Это было случайностью, но со временем я стала хитрить, предлагая ему разглядывать фотографии. Не знаю - догадывался ли он о моем маленьком лукавстве?
Возможно, ему тоже было приятно ощущать мое тепло, но он делал вид, что ничего не замечает.
Это было наваждение, но в моем сознании образ старика уже слился с образом Гиги - мальчика из далекого прошлого. Со временем в этот образ начал вторгаться третий Георгий - красивый зрелый мужчина, которого я ждала всю жизнь, но так и не встретила.
III
Было бы неправдой сказать, что я бездумно плыла по течению, или сознательно ввергла себя в омут безрассудства. Я пыталась бороться за свой статус гостя, чужого человека, который спустя месяц навсегда покинет этот предательский мир грез.
Гость - особа священная, ему издавна принято оказывать уважение и соблюдать дистанцию.
В первый же день после приезда мы с Тамарой заперли на ночь двери наших комнат. Сделали мы это скорей оттого, что не привыкли спать в чужом доме.
Гига был потрясен. Сначала он молчал, а потом сказал с иронией: "Я очень польщен, что меня считают опасным мужчиной. В доме запираются две двери - нижняя в подъезде и дверь квартиры, неужели этого мало, чтобы спастись от взломщиков?"
Мы страшно смутились, но продолжали упорно запираться в своих комнатах, а со временем я начала чаще уходить из дома.
Больше всего мы с Тамарой любили бродить по магазинам, это было для нас своего рода экскурсом в незнакомую жизнь. Георгий не понимал этого.
- Ну, много драгоценностей вы купили сегодня на свои миллионы? - издевался он над нами.
Мы были бедны, как церковные мыши, и он это отлично знал. Иногда он давал нам деньги на продукты, и тогда мы надолго исчезали в "Мигро" (так называется система швейцарских супермаркетов) и возвращались домой лишь поздно вечером.
- Все, больше денег не будет! - вопил возмущенный Гига, но потом проходило время и все повторялось сначала.
Мне очень нравились маленькие старинные магазины, где продавался антиквариат или что-нибудь необыкновенное. Однажды мы набрели на частную шляпную мастерскую, там делали женские шляпки ручной работы, которые стоили безумно дорого. Видели бы вы эти произведения искусства с вуалью, цветами и птичьими перышками! Я долго стояла с раскрытым ртом в этой мастерской, потому что не могла представить жизнь женщины, которая носит подобные шляпки.
Это было прекрасно, как сон, но это была совсем другая жизнь, недоступная нам.
В другой раз мы отправились бродить по неизвестным улочкам Аарау и увидели прозрачный дом. Это было последнее слово строительного искусства: сквозь прозрачные стены была видна женщина, которая читала в гостиной, и мы еще долго спорили - приятно ли, что тебя видит любой прохожий человек?
Это был непривычный мир, полный загадок и неожиданностей.
Начав с малого, мы замахнулись на большее: самостоятельно отправились путешествовать по Швейцарии поездом. Явившись утром на вокзал, мы очень долго объясняли кассиру, что такое перрон и выясняли: во сколько отправляется поезд до соседнего города? Купив таки билеты и благополучно сев именно в тот поезд, мы почувствовали себя ужасными авантюристами, потому что шансов вернуться в Аарау у нас было немного. Однако мы успешно посетили ряд городов и выяснили, что все они очень похожи друг на друга - словно сделаны под копирку.
Куда бы мы ни заехали - нас тянуло назад, в Аарау, потому что там был Георгий, а без него Швейцария уже не была Швейцарией. Георгий довлел над нами, он притягивал к себе, как магнит.
Аарау, маленький город в Швейцарии
Продолжение следует