18 сентября - праздник Кавалергардов (повесть) 5 и 6 главы
- Подробности
- Категория: Наталья Вареник
- Дата публикации
- Автор: Kefeli
- Просмотров: 978
Семья Миклашевских
ГЛАВА ПЯТАЯ
I
Итак, - дипломат, разведчик, киноактер?
В двадцатые годы в Ницце стало модным увлекаться театром. Старшая сестра Георгия организовала детский любительский театр, в котором играли дети русских эмигрантов. Это было первым увлечением Гиги, который мечтал о карьере киноактера. Кроме уже известного дяди Коти, еще один дядя по линии Бобринских работал актером на английском телевидении. Именно он рекомендовал Георгию поступить в кинематографическую техническую школу в Париже.
Это был более надежный кусок хлеба, потому что можно было работать фотографом.
О судьбе актеров хорошо сказала мать Гиги: "Если ты не станешь гениальным, то очень легко проведешь свою жизнь под мостами Парижа"...
Нужно было помогать родителям, и Гига не мог рисковать - три года он осваивал профессию кинооператора, приютившись в полукилометре от Парижа у сестры своей матери, княгини Волконской. И хотя он был родным племянником, за угол приходилось немного приплачивать, потому что Волконские жили очень бедно.
Сразу после окончания школы Гига попал в армию - он имел французское подданство.
В то время дела в Европе были совсем плохи, началась "маленькая война 1938 года", Гитлер вошел в Сюте, и срочно состоялась конференция в Мюнхене с участием Чемберлена. После нее мобилизованных распустили по домам, и Гига успел сделать три фильма, когда внезапно снова началась мобилизация - наверное, чтобы напугать Гитлера. Это было в преддверии второй мировой войны.
Сначала Георгия послали на границу с Италией, затем - с Бельгией... Они бездельничали в окопах, так окончилась юность и наступила зрелость.
После войны Гига уже навсегда связал свою жизнь с "Синима". "Крутил" (выражаясь языком кино) с великим Чарли Чаплином, Бриджит Бордо, Мишель Симон, Фернанделем, Даниель Дарье.
Работал со знаменитым режиссером немого кино Абель Гансом и известным американским режиссером Евгением Шуфтан.
Со старых пожелтевших фотографий на меня смотрел уже другой Георгий - сильный, уверенный в себе, вызывающе красивый. Он носил модную стрижку с коротким затылком и длинной челкой, широкие костюмы и курил дорогие сигареты. И по-прежнему - синие глаза и русые волосы.
Ля-русс...
Думаю, что женщины никогда не играли главную роль в его жизни: он умел влюблять в себя, но сам влюблялся редко. Главным в жизни была его работа, ведь он был Овном, как и я.
Признаюсь, я с ревностью начала замечать на страницах его альбомов женщин, это были русские княгинюшки, цвет эмиграции, подружки Георгия.
- На какой-то из них мне следовало жениться - однажды признался Георгий - Всю жизнь жалею, что не женился на русской женщине.
Но среди женщин на фотографиях были и другие - те, кто оставил след в его сердце: известная французская балерина и талантливая французская художница. Я любовалась прекрасным портретом Георгия в голубых тонах, который висел на стене кабинета - так могла нарисовать только влюбленная женщина.
Это была богема, мир Георгия, о котором лучше всего рассказала одна из его фотографий: он улыбался обворожительной белозубой улыбкой, танцуя в роскошном ресторане с бокалом шампанского в руках...
Таким был Париж, сердце мирового кинематографа, где ежедневно снимались сотни кинолент...
II
Однажды после ужина и просмотра очередного альбома Георгий уселся в кресло на террасе.
Стоял прохладный сентябрьский вечер, звезды сияли с чистого неба необыкновенно отчетливо и ясно, а мой Гига наслаждался сигарой в гнезде из шерстяного пледа...
Он безмятежно встретил мое появление на балконе, конечно же, не подозревая о том, что я хотела ему сказать.
Я присела на подлокотник кресла и просто сказала ему, что мне никогда не было так хорошо и счастливо, как в Аарау, рядом с ним.
Мой Георгий буквально подпрыгнул в кресле, прошептав: "Боже мой, так ты бы согласилась остаться вместе со мной?"
Он пытливо смотрел мне в лицо, а потом сказал: "Я верю, что все это очень искренне", и крепко обнял меня, как это бы сделал Георгий, который жил много лет назад.
Я была смущена его реакцией - у него был счастливый вид, но не обрадованного старика, который нашел родственную душу, а вид счастливого молодого человека.
Я ушла на кухню убирать после ужина, а Гига топтался возле меня с выражением лица преданной собаки. Не выдержав, я бросила все и ушла, а он побрел в свою комнату.
Интересно, о чем он думал? Георгий часто называл меня смеющейся красавицей и, несмотря на плохое зрение, всегда замечал новое платье и умел делать комплименты, чего давно уже нельзя ждать от современных мужчин. Было ясно, что он испытывал симпатию ко мне и Тамаре, ведь у него не было своих детей. Он очень трогательно относился к нам, но не более того.
Я не выдержала и на цыпочках подошла к его кабинету, чтобы заглянуть в приоткрытую дверь.
Он сидел, сгорбившись, с трагическим лицом, выражавшим полное отчаяние. Мне даже показалось, что ему плохо с сердцем, ведь он был, в общем-то, серьезно болен.
За что я его любила, так это за его оптимизм, с которым он относился к своей болезни.
- Я счастливый человек, потому что у меня больное сердце, не каждому дано такое счастье - умереть от сердечного приступа - шутил он.
Милый Гига, он не любил говорить о печальном и жил полноценной жизнью, несмотря ни на что. И вот теперь я причинила ему такое страданье.
Выйдя на следующее утро в гостиную, я увидела непривычный беспорядок - дверь в спальню Георгия была распахнута, чего раньше никогда не случалось. Все валялось, как попало, что говорило о полном смятении чувств хозяина. Впервые за все время Георгий проспал, он вышел к утреннему кофе очень мрачный, помятый, со строгим выражением лица.
После завтрака он подошел ко мне на кухне и сказал, что всю ночь думал о нас с Тамарой: он очень стар, болен и может каждую минуту умереть, что же будет с нами в чужой стране? Ведь мы не знаем языка и не сможем найти работу.
Я поразилась, с какой ответственностью он отнесся к моим словам.
А еще Гига сказал, что он, конечно, нас любит, но до конца своих дней хранит память о жене. Последнее было сказано совсем уже фальшивым тоном. Выполнив свой долг, он глубоко вздохнул.
Я молча выслушала Гигину тираду, не став его убеждать в обратном. Заметила беспокойные взгляды и топтание по кухне вокруг меня - Гига хотел, чтобы мы остались, это уже не подлежало ни малейшему сомнению...
Тот день, когда Георгий прочитал мне мораль, был к тому же еще и рыбным днем, это был своего рода пост раз в неделю по пятницам: так жили люди в старое время.
Однако Гига даже не подозревал, что именно день рыбного поста был нашим любимым днем.
Мы заранее посещали супермаркет, чтобы купить продукты на выходные, в том числе и рыбное меню.
- Что будем брать? - строго спрашивал Гига - и мы наперегонки мчались к витринам, где лежала расфасованная и аккуратно нарезанная семга, лосось и осетрина. Нашвыряв в тележку, сколько хватало совести дорогостоящих продуктов, мы, потупившись, ждали.
- Это на троих? - с сомнением говорил Гига.
Он очень любил рыбу и с расходами не считался. Иногда случалось, что рыба исчезала еще вечером в четверг. Открыв в пятницу холодильник, Гига сокрушенно вопил: куда девалась рыба? И, махнув рукой, начинал поедать запас рыбных консервов.
За постной пятницей наступала суббота - день воздержания и очищения души и тела от всего бренного. По субботам Гига был особенно неприветлив - он готовился к воскресной службе в русской православной церкви в Цюрихе. В этот день он мало общался с нами, принимал долгую ванну и менял все постельное белье, включая полотенца.
Но в эту субботу привычный режим был нарушен вторжением Сильвии, еще одной родственницы Георгия, которая позвонила нам из Кюзнахта.
Сильвия была в некотором роде мачехой Георгия, если в это можно было поверить: отец покойной жены Георгия, Карло, которому исполнилось девяносто пять лет, до сих пор был жив. Он намного пережил собственную жену и однажды познакомился с привлекательной девицей из Австрии в стиле "секси" (так ее охарактеризовал Гига). Сильвия была моложе Карло на пятьдесят лет, но согласилась стать его женой и возить беднягу в инвалидной коляске.
Карло был баснословно богат и спокойно доживал свою старость после того, что всю жизнь отмывал сицилийские деньги в одном из швейцарских банков.
Итак, позвонила Сильвия, она изнывала от тоски и жаждала увидеть украинских гостей. Ради этого она не поскупилась купить билеты в Оперный Театр на всю компанию, а каждый билет стоил больше ста швейцарских франков.
Гига был полон ответственности, он взял с нас слово, что мы поедем в Цюрих, несмотря на любые погодные условия, как будто мы были самолетами. Он разработал наш маршрут по минутам, дабы не опоздать на утреннюю службу.
Мы пытались торговаться и требовали такси на вокзал, но его обуяла такая неожиданная скупость и вредность, что нам пришлось согласиться на трамвай. Поднявшись в воскресенье ни свет, ни заря, и, закутавшись во все наши вещи, мы поплелись пешком к трамвайной остановке. Сзади шел Георгий и понукал нас, как непослушных ослов. Основательно замерзнув, потому что ночи и рассветы были уже холодными, мы пересели из трамвая в поезд, а затем снова в трамвай, и добрались до русской эмигрантской церкви в Цюрихе.
Собственно, это была не церковь, а подвальное помещение многоэтажного дома, которое после эмиграции снимала одна богатая русская дворянка из числа прихожан. С тех пор здесь и разместилась "церковь в изгнании", которая не признавала русскую церковь Московского Патриархата, тоже имевшую в Цюрихе свой приход.
В полуподвале было тепло и собралось много людей - от глубоких стариков до маленьких детишек, пришедших сюда с родителями. Служили на русском языке, хотя пастырем был немецкий священник. Посреди службы по рукам пошла чаша для пожертвований, на эти средства и жила церковь. Мы с Тамарой тоже бросили туда свои монеты.
Георгий стоял с отрешенным лицом по стойке "смирно", и я залюбовалась его осанкой. Великие люди были все-таки наши предки: они могли часами стоять во время службы, не уставая, не падая с ног, чего мы - ничтожные их потомки, уже не в состоянии сделать.
Впереди стоял Георгий, за ним - мы с Тамарой, и все мы вместе были очень похожи на интеллигентную семью дореволюционного времени.
Все с любопытством разглядывали "новеньких" в своем небольшом приходе.
Вдруг слова священника вернули меня к действительности: он что-то говорил о святой Наталье.
Георгий обернулся ко мне, широко улыбаясь. Господи, да сегодня же 8 сентября - мои святые именины...
Воистину удивительно - приехать в Швейцарию, чтобы узнать, что твой день ангела отмечается в сентябре...
Илья Михайлович Миклашевский
III
Еще ни разу в жизни я не праздновала свои именины, у нас это было не принято, в отличии от бурного дня рождения, совершенно не совпадавшего с днем ангела.
Георгий рассказал нам, что в русских семьях до революции все было наоборот: святые именины очень почитались, а детей называли преимущественно именем того святого, в чей день они появлялись на свет.
Между нашими поколениями образовался зияющий провал, полное забвение традиций...
В Оперном Театре нас уже ждали Сильвия и Карло. Мы расположились в буфете за столиком и начали знакомиться. Карло был еще совершенно здоров, но беспомощен из-за крайней старости. Он знал много русских слов и пытался с нами говорить. Это был очень типичный сицилиец, которому не повезло с детьми: он пережил свою дочь, а единственный наследник - сын - постоянно жил в лечебницах для людей, страдающих депрессией. Это были очень дорогие роскошные лечебницы, куда сын уходил добровольно, жизнь его раздражала.
Разговор о депрессии этого миллионера вывел меня из себя потому, что я бы, конечно, этим не страдала, будь у меня швейцарское подданство и его капитал.
Сильвия оказалась живой, экзальтированной женщиной, просто одетой и почти без косметики.
О ее материальных возможностях говорили только драгоценности - черный жемчуг и бриллианты.
У нее был вид очень ласковой сиделки, знающей свое дело.
- Такой палец в рот не клади - сказал мне Георгий, и я полностью с ним согласилась. Иногда Сильвию выдавали глаза - они были очень печальные и в них застыло ожидание того часа, когда она будет богатой свободной женщиной.
Мы понравились друг другу, я обняла и поцеловала ее за королевский подарок к именинам - оперу, которая была просто роскошной. Она тут же оттаяла, и мне стало ее еще больше жаль, ведь у меня была Тамара, а у Сильвии не было детей.
После спектакля они с Карло предложили нам поехать в Кюзнахт на чай. Мы с радостью согласились и втиснулись в небольшею машину Сильвии, рассчитанную на двух человек.
Чтобы как-то сэкономить место, Георгий обнял меня за плечи, (кстати, во время спектакля он несколько раз брал меня за руку с видом гимназиста на галерке).
Сильвия метнула в нас красноречивый взгляд, она решила, что бедняжка Георгий пристроил свою старость. Как она заблуждалась! Ведь мы с Георгием были не европейцы, а полные идиоты со своим "Что делать?" и вечной загадкой славянской души.
Кюзнахт оказался окраиной Цюриха, которая еще называлась "деревней миллионеров", потому что там жили богатые швейцарцы, ушедшие на покой.
Из дома Карло открывался вид на Цюрихское озеро. В маленьком дворике, который плавно спускался к воде, росли фиговые деревья и пели экзотические птицы - Сильвия кормила их с руки. Все это было очень необычно даже для Швейцарии.
Внутри дома все было не менее фантастично: сигнальная система против грабителей, которая при малейшем приближении к дому оглашала окрестности лаем "искусственного" дога, лестница с перилами, по которым ездило вверх-вниз кресло для Карло, огромный плоский японский телевизор во всю стену и антикварный клавесин.
Сильвия включила нам послушать записи Моцарта, исполненные именно на этом клавесине.
В гостиной стоял огромный рояль, к которому я тут же устремилась - захотелось что-нибудь сыграть, очень соскучилась по своему домашнему пианино. Не скажу, что я очень хороший пианист, зато потрясающий импровизатор, к тому же пишущий музыку.
Все, включая Карло, буквально остолбенели: я играла русские романсы, эмигрантские песни, даже музыку из фильма "Крестный отец"...
Георгий сидел с "большими глазами" и в эти минуты выглядел особенно молодо: он смотрел на меня с интересом, как смотрит избалованный мужчина на внезапно поразившую его женщину.
Я была ужасно довольна, что утерла ему нос.
Нас позвали к столу, это был удивительный ужин по-европейски: орешки, крохотные огурчики, маслины, паштет, десерт, и еще всякая мелочь. Раздраженный вконец Георгий прошептал мне: "Пора уходить, хочу домой - поужинать по-человечески. Каждый раз эта Сильвия "травит" меня таким угощением"...
После ужина Карло переместился в специальное кресло, принимающее любое положение, принял горизонтальную позу и сладко заснул.
Сильвия отвезла нас машиной до пригородного вокзала в Цюрихе, сделав круг по городу. Мы увидели ночную столицу, которая была просто прекрасна: в озере отражались многочисленные кирхи и соборы, по старой части Цюриха еще бродили туристы, и все это было залито неоновым светом реклам...
Мы сердечно простились с Сильвией и, полусонные, побрели к своему поезду.
- Безумно хочу есть! - сознался Георгий - Кроме того, сегодня Ваш день ангела и мы должны его отметить, отрываем икру и шампанское!
Он имел в виду наши подарки, которые в то время еще дешево стоили в Украине.
Наша поездка закончилась совсем уж удивительно: когда мы сошли с поезда и зашагали по пустым ночным улочкам Аарау, в небе начали происходить невероятные вещи - высоко над нами, переливаясь разноцветными бортовыми огнями, пролетали неопознанные объекты. Их было много, и они сопровождали нас всю дорогу, то исчезая, то появляясь, меняя курс и высоту полета.
Мы с Тамарой были в ужасе и восторге, стараясь убедить Георгия, что видим летающие тарелки.
- Зелененькие человечки! - ехидно бормотал Гига - Пора спасаться, запирайте все окна!
Он нам так и не поверил, но мы никогда не забудем ту волшебную ночь. В конце мы пили шампанское и ели икру ложками, а потом попадали и уснули.
Деревня милионеров - Кюснахт на Женевском озере
ГЛАВА ШЕСТАЯ
I
Находить работу во Франции становилось все труднее, поэтому Гига занялся документальным и рекламным кино, что давало возможность путешествовать по всему миру. Много снимал в Германии, Бельгии и Голландии, один раз полгода работал в Риме, и это произвело на него огромное впечатление, ведь все свое свободное время он отдавал знакомству с великой итальянской культурой. Побывал в странах восточного блока - Югославии и Болгарии, но мысль посетить Россию тогда еще не появлялась.
И вот однажды насмешница - судьба забросила Гигу со всей его "экипой" (выражаясь языком киношников) в Цюрих. Швейцария была задворками мирового кинематографа: если во Франции снимали в год сотни кинолент, то в Швейцарии - одну - две, что само по себе говорило о том, какая это была скучная страна с точки зрения кинооператора.
Гига томился в Швейцарии, где они снимали рекламный ролик о какой-то фирме, и неожиданно познакомился со скромной секретаршей кинопродукции, сыгравшей в его жизни главную роль.
Эта девица была дочерью очень богатых родителей, решившая вести самостоятельный образ жизни.
Русский дворянин, да еще царских кровей, да еще такой красавец! - Роз-Мари немедленно захотела получить в собственность этого аристократа. Но заполучить Гигу было не так-то просто, милый Гига был не из тех, кого легко женить на себе.
Слушая из уст Георгия историю его брака в совсем другой интерпретации, мне всегда было искренне жаль эту Роз-Мари, которая, по всей видимости, была доброй и славной женщиной.
Кончилось тем, что секретарша вернулась в Париж вместе с Гигой. Она снимала квартирку, где провела семь лет в борьбе за свою фатальную любовь. Иногда Гига жил у нее, один раз даже принес котенка, но его непреодолимо тянул к себе мир богемы, в который скромная Роз-Мари совсем не вписывалась. Это была типичная Швейцарка с крепкими ногами, кудрявая и веснушчатая, очень добропорядочная на вид.
Интересно - думала я: каково это - посвятить свою жизнь, свои лучшие годы бессердечному идолу, без всякой надежды на взаимность? Жить с разбитым сердцем, подбирая крохи с чужого стола? Неужели это и есть великая любовь?
Я никогда не давала мужчине разбить свое сердце - ненавидела красавчиков и обходила их, как ядовитых гадюк, десятой дорогой. Я была Гигой в юбке, ведь мы родились почти в один день.
И все-таки я не чувствовала себя счастливой. Иногда в отсутствие Георгия я заходила в их спальню, чтобы понять. Это была особая комната, куда Георгий нас не приглашал - большая и солнечная, где всегда, даже ночью, были настежь открыты окна. Посреди комнаты стояла кровать, на старинном комоде теснились всякие безделушки, среди которых было несколько чудесных семейных фотографий в серебряных рамочках. На этих фотографиях Георгий и Роз-Мари смеялись, они были счастливы. Так неужели это и есть любовь? - битва, в конце которой ты получаешь то, чего желал всю жизнь?
II
В 1960 году Георгию исполнилось сорок пять, и он немного устал - от беспорядочной жизни, поездок по всему миру и вечных поисков новой работы. Захотелось стабильности.
Родительская семья потихоньку распалась - состарились отец и мать, старшая сестра вышла замуж за потомка именитых, но обедневших Епанчиных, родила троих сыновей и уехала за океан, в Америку, в поисках лучшей жизни. Они уплыли на пароходе - худые, плохо одетые, вечно голодные. Младший брат Павел уехал в Канаду.
Георгию выпал "счастливый билет" - контракт на несколько лет работы в Южной Африке.
Йоханнесбург был в то время современным высокоразвитым городом, который ему очень нравился. Гига начал собираться, но то ли страшно было отправляться одному надолго в такую даль, то ли возраст брал свое - он неожиданно женился.
Георгий объяснил это так: "Я должен был уехать, и она знала, что больше никогда не увидит меня. И вместо того, чтобы устроить скандал из-за семи лет, выброшенных на ветер, она стала заботливо упаковывать мои чемоданы. Меня это потрясло! Неужели, эта женщина так любила меня?"
Честно говоря, я не очень поверила в эту версию. Возможно, все было именно так, потому что Роз-Мари не представляла свою жизнь без Георгия, но немаловажную роль в этом браке сыграл возраст, вечное отсутствие денег и желание иметь надежный тыл за плечами. А "тыл" у Роз-Мари был королевский: сицилиец папа Карло и дедушка Шпрехер - владелец одной из крупнейших фирм в Швейцарии.
Роз-Мари повезли в пожарном порядке в Ниццу - показать родителям, оттуда - в Йоханнесбург.
В Южной Африке Гига чувствовал себя, как рыба в воде: киноиндустрия процветала, богема тоже.
Но там они прожили всего около года: теперь уже командовала жена, которой не подошел высокогорный климат.
- Это ей-то, коренной швейцарке! - негодовал Гига.
Контракт пришлось разорвать и вернуться в Швейцарию, оттуда Георгий отправился к сестре в Нью-Йорк, где восемь месяцев искал работу. За это время он успел снять фильм на Багамских островах, а затем нашлась работа в Буффало, неподалеку от Ниагарских водопадов. Там они с Роз-Мари прожили шесть лет.
Позже Георгий немного снимал в Голливуде. Находить работу становилось все трудней, поэтому, когда Карло предложил им переехать в Швейцарию, Георгий согласился и работал в рекламном отделе большой фирмы, которая принадлежала родителям жены.
Они поселились в Аарау, в квартире тещи, которую та купила, чтобы вложить куда-то личные деньги. Позже квартиру унаследовала Роз-Мари.
Георгий не любил Аарау, который был в его глазах скучной деревней, часто ездил в Цюрих, чтобы общаться с русскими эмигрантами, играл в любительских спектаклях.
Иногда уезжал высоко в горы, где у родителей Роз-Мари было свое шале.
Так незаметно подкралась старость, а вместе с ней - отчаяние, потому что откуда-то взялась ностальгия по России, а в Аарау не с кем было поговорить по-русски. Георгий ненавидел немецкий язык, а вокруг все говорили по-немецки, не было даже французов. Но самое главное - не было детей, наследников фамилии Миклашевских, брат Павел тоже был бездетным, а дети сестры носили фамилию Епанчиных.
Не было ребенка...
III
Иногда Георгий приглашал нас к себе в кабинет послушать музыку - у него была чудесная коллекция звукозаписей, некоторые из которых были просто уникальными, например, записи Вертинского, который был невероятно популярен во времена юности Гиги.
- Моя сестра, как и другие девицы, сходила от него с ума и даже падала в обморок - рассказывал Гига с отвращением, но Вертинского слушал.
Любили мы знаменитое "Поручик Голицын" и другие эмигрантские песни.
Часто я садилась возле него, положив загорелые ноги на поручень кресла. Это было нечестно с моей стороны.
- Я видел такие ноги только у одной актрисы, Греты Гарбо - говорил Георгий, чтобы сделать мне комплемент, но мне хотелось верить ему, потому что он знал всех актеров и актрис старого времени.
Иногда мы пили аперитив, а однажды даже устроили танцы - Георгий танцевал со мной какой-то замысловатый фокстрот, в результате чего выбился из сил, но веселья было много.
Подозреваю, что Розочка и остальные обитатели дома уже сходили от нас с ума, но мы были счастливы, как будто нам было семнадцать лет.
Гига старался изо всех сил - он хотел нравиться и даже подарил мне настоящие "Армани", а потом повел нас на экскурсию в банк, где хранились шкатулки с украшениями Роз-Мари. Это был всего лишь один из банков, в которых хранились ценные бумаги Георгия, ставшего на старости лет состоятельным человеком.
Мы никогда не были в знаменитых швейцарских банках, поэтому были потрясены системой охраны. Молчаливый служащий повез нас на лифте в подземное хранилище, где в огромном зале за металлической решеткой находились сейфы с кодами клиентов. Георгий вытащил свой бронированный ящик, и нас препроводили в отдельную комнату, там мы могли рассматривать драгоценности Гиги. Он щедро предложил нам выбрать что-нибудь на память, Тамара взяла прекрасный перстень, а я - браслет. Считая свою жизнь не вечной, Гага уже раздарил часть украшений Роз-Мари дальним родственницам.
Из банка мы отправились выпить чашечку кофе. Стояла настоящая осень, и было уже холодно.
Георгий повел нас в их любимое с Роз-Мари местечко, которое он называл "мышиная норка" - это было крохотное кафе в подземных переходах между супермаркетами, там курили, и было ужасно тесно. Потом мы купили вагон продуктов, и Гига заявил, что понесет все один. Он нанизал кошелки на свой старинный зонт и перекинул его через плечо, как отважный портняжка. Это был очень интересный способ, но бедный Гига падал на все изгороди и заборы, пока не донес всю поклажу до дома. Отдать мне часть груза он отказывался категорически - он хотел выглядеть джентльменом.
Продолжение следует...