Эмигранты (повесть) 11 и 12 главы (окончание)
- Подробности
- Категория: Наталья Вареник
- Дата публикации
- Автор: Kefeli
- Просмотров: 822
Князь Ганс Юрьевский и Эдуард Фальц-Фейн во время работы 1 Конгресса Соотечественников в Москве
Г Л А В А О Д И Н Н А Д Ц А Т А Я
I
Почему она тут?! - Владимир так и не решился задать вопрос, а только едва заметно кивнул Варе, войдя в комнату. Он сел напротив хозяина, этого странного человека, который внушал ему непонятную робость.
- Ты не возражаешь, если она тоже послушает? - спросил его хозяин комнаты.
Владимир рассеянно кивнул, похоже, этот титулованный господин привык командовать людьми, у него это здорово получается.
- Итак, пришло распоряжение ехать в Россию?..
- Да, для мамы и отца это было полной неожиданностью. Позже они узнали, что коллективы конструкторских бюро других авиационных заводов одновременно с ними были перемещены в Советский Союз.
Подготовка этого мероприятия проводилась в полной секретности. В пять утра был поднят весь завод - от главного конструктора до последнего неквалифицированного рабочего. Когда рассвело, бойцы помогли грузить вещи на студебеккеры.
За городом на запасных путях все перегружалось в товарный состав, а сотрудников размещали в купе пассажирских вагонов...
- Когда Вы вернулись обратно в Германию?
- Это случилось в 1953 году, нас просто известили о предстоящей отправке назад. Вернулись в страну, теперь уже разделенную не на оккупационные зоны, а на два государства. Из ГДР удалось переехать в ФРГ, где у нас были родственники...
- Ты куришь?
- С Вашего разрешения...
Владимир потянулся в карман за сигаретами. Почему все-таки она здесь?
Он незаметно взглянул на Варю. Плакала? Глаза какие-то туманные и смотрят в одну точку - далеко, далеко. Внезапно он вспомнил свои детские поездки с родителями на реку Эльбе. Господи, что за день сегодня! - разворошили то, о чем он тысячу лет не вспоминал...Небо, синее от зноя...Они едут на велосипедах, причем он сидит в специальном кресле за маминой спиной.
Отец отлично умел плавать и безжалостно учил этому сына. Иногда на выходные дни они ездили в Берлин и погружались там в русскую стихию, царившую у дедушки с бабушкой. В то время отец был постоянно занят работой. Прислушиваясь к разговорам старших, Дима часто сталкивался с незнакомым словом "флаттер". Позже узнал, что это - колебания частей самолета в полете, нередко служившие причиной разлома корпуса и гибели летчиков-испытателей.
Эта работа отца получила международное признание, а немецкая Академия Воздухоплавания - "Общество Лилиенталя" - избрало папу своим членом. Отец был одним из первых конструкторов турбореактивного двигателя, наверное, именно от него Владимир унаследовал фанатичное отношение к науке, опередив намного своих сверстников. Неудивительно, что именно к нему - совсем молодому ученому обратились с заманчивым предложением прочитать курс лекций по квантовой теории поля в Лондонском Университете. Из Англии он так и не вернулся...
- Ты не удивляешься, что я собрал вас здесь? - раздался голос их собеседника.
Владимир вздрогнул, очнувшись. Посмотрел на Варвару - как она напряглась, глаза горят зеленным огнем, ни дать, ни взять - дикий зверек, готовый к прыжку!
- Удивляюсь и, наверное, не я один.
- Ты прав, пора открывать карты. Мне слишком много лет и слишком мало времени.
К сожалению, моя единственная дочь Людмила не унаследовала ностальгии по Родине.
Много лет я по крупицам собирал сведения о семье: те, кто остался жив, ненамного моложе меня, младшее поколение даже не знает языка. Из случайных писем и обрывков разговоров узнал о Варваре и о тебе. Решил встретиться с вами в России.
- Зачем? Какое мы имеем отношение?..
- Скоро узнаете.
Семья Шлиппе в период с революции до эмиграции
II
Москва 50-х годов сильно отличается от сегодняшней Москвы. Утро еще "красило нежным светом стены древнего Кремля", оживленно гудели забавные автомобили, похожие на жуков, во дворах играли в классы веселые дети, которые никого не боялись,
прохожие улыбались друг другу.
В такое весеннее утро Катя Фальц-Фейн спешила к Новодевичьему монастырю, там, возле знаменитых прудов, любимых москвичами, ждал ее Сережа.
Она легко соскочила со ступеньки автобуса и пошла через парк к монастырским стенам.
Было по-утреннему прохладно, ветер трепал легкий плащ и косынку, скамейки были пусты...кроме одной.
Катя заглянула в любимое родное лицо.
Он усадил ее рядом с собой, крепко обнял, и они молча стали смотреть, как легкая рябь пробегает по гладкой поверхности пруда, пугая уток.
Над Новодевичьим поднималось солнце. Оно обещало хороший день - радостный и счастливый. И вся их прошедшая жизнь казалась им бессмысленной и нелепой, а вся будущая жизнь представлялась долгой и светлой, как это весеннее утро.
- Как тебе удалось сбежать? - спросил Сережа.
- Это было фантастически трудно, ведь мы "засекреченные".
- Ты получила мое письмо?
- Просто глазам своим не поверила, когда прочитала, что ты в Москве! - радостно сказала Катя.
- И сейчас не веришь?
- Верю...
Катя уткнулась носом в воротник его пальто, осторожно разглядывая такие знакомые глаза, губы, серебряные пряди волос. А ведь ему уже - пятьдесят - подумалось с горечью.
- Как ты живешь, Катя?
- Как в ссылке: деревенский домик в поселке Иваньково на левом берегу Дубны, постоянный контроль, ощущение, будто бы мы не в Подмосковье, а в Сибири.
Но самое удивительное, что нет чувства одиночества, как это было в Париже и Берлине. Вокруг люди, которые говорят на родном языке, смеются, плачут, шутят...
- Как муж?
- Ты знаешь, мне иногда кажется, что Борис просто счастлив - он одержимый человек, живет своей работой, забывая поесть, поспать, не замечая ничего вокруг. Недавно мы выбрались в Москву и прошлись по всем памятным местам, связанным с фамилией Шлиппе. В Московском телефонном справочнике 1915 года указан адрес отца Бориса, Федора Владимировича: Спиридоновка 12. Теперь это улица Алексея Толстого. Отец Бориса был председателем Московской Земской Управы.
- Неужели сердце не защемило?
- Защемило. А что толку? Шлиппе владели поместьями Плесенское, Таширово, Любаново, Бекасово...все это теперь чужое, то есть народное. Но это без проблем, то есть без трагедий...
Лучше расскажи - как ты очутился в Москве?
- После войны старался получить какую-то информацию о жизни в СССР. Меня интересовало: неужели между Россией и Францией не будет воздушной связи?
Отправился в компанию "Эль-Франс" и выдержал экзамен на должность служащего в конторе по продаже билетов. Скромная фигура, верно, Катя? Но начинать-то с чего-то нужно было. Работал инспектором по потоку пассажирских групп - артистов, спортсменов, и вот, сбылось - приехал на переговоры между Аэрофлотом и Эль-Франс, сначала как переводчик, потом в качестве постоянного представителя. Теперь я - советник французского посла по гражданской авиации.
- Где живешь в Москве?
- В двух шагах отсюда, на Фрунзенской набережной. Обычная двухкомнатная квартира, зато мой любимый район. Почти ни с кем не общаюсь, кроме нескольких близких друзей.
- Ты здесь надолго? - спросила с надеждой Катя.
- Не знаю. Ходят какие-то слухи о переводе в Нью-Йорк...
Катя поежилась. Неожиданный порыв весеннего ветра или холодок предчувствия?
Что-то говорило ей о том, что эта встреча - последняя, время неумолимо сжимало пространство, отведенное им.
- Сережа! А ведь мне верно нагадали, что вернусь в Россию...
Вернулась - ограбленная, израненная, а ненависти - нет! Кругом, казалось бы, враги, а люди улыбаются и так светло на душе, будто в детстве. Может быть, они и вправду верят в свою мечту о справедливости?
- Катенька... - он взял ее озябшие пальцы в свои, пытаясь согреть - Я долго думал над этим. Большевики, комиссары - это только призраки, которые выходят из огня времени и уходят в него, остается по-детски чистая душа народа. Россия - это негасимая лампада,
горит она посреди степи, среди безбрежного океана ночи. Пытаются ее загасить, а она возрождается, пытаются осквернить, а она очищается. Даже в смерти - ее спасение, на том стоим.
Спустя годы - Эдуард Фальц-Фейн и автор книги
Г Л А В А Д В Е Н А Д Ц А Т А Я
I
С самого утра за окном стояла стена дождя.
К подъезду "России" одна за другой подъезжали машины, увозя иностранных гостей к самолетам - в Шереметьево, Внуково, Домодедово.
Услужливые швейцары выкатывали пирамиды респектабельных чемоданов, стыдливо комкая в ладонях "зелененькие" на чай.
Варя с Владимиром только что проводили Эдуарда Александровича Фальц-Фейна, он улетел в Цюрих, окруженный привычной свитой незнакомых людей.
Они остались вдвоем в опустевшем номере, где все уже было упаковано в дорогу, даже мысли и слова. Обменялись адресами и ничего не значащими фразами.
Ожидание. Неловкость.
Первым улетал самолет Владимира. Варя вышла на крыльцо под холодные струи дождя.
Он порывисто обнял ее, сел в машину и вдруг заплакал, как ребенок.
Это было так ужасно: плачет мужчина. Автомобиль резко развернулся и, обдав холодными брызгами, исчез в серой дымке. Варя стояла на крыльце, глядя ему вслед.
Жизнь продолжалась, и нужно было жить.
Борис Сергеевич Скадовский
II
Москва. Аэропорт Внуково. 3 октября 1993 года.
Эдуард Александрович Фальц-Фейн, подданный княжества Лихтенштейн, чьи корни волею судеб оказались на территории независимой Украины, а предки похоронены в земле суверенной России, прилетел рейсом Киев-Москва в столицу бывшего СССР.
В этот раз его никто не встречал, что было само по себе удивительно, но отчасти объяснялось неожиданным решением барона прервать свою поездку по Украине.
Впрочем, в этот раз встречающих не было из-за того, что в аэропорту, как и всюду в Москве, царило замешательство и смятение.
Последние две недели барон провел далеко от шума цивилизации - на родине предков в Таврии. Он бродил по пыльным улочкам Скадовска и Аскании-Нова, окруженный толпой белобрысой ребятни, ничем не отличающейся от дореволюционных ребятишек.
После двух лет независимости улицы по-прежнему звались именами Чапаева, Буденного и других героев революции. На центральной площади невозмутимо стоял памятник Ленину. Смущенные и растерянные жители степного края никак не могли понять - чья же теперь власть?
Изменения в общественной жизни выразились наличием двух коммерческих киосков и полной заброшенностью южных окраин страны.
Если бы ни их врожденная застенчивость, местные жители, пожалуй, отважились бы "бить челом" барону и просить его принять назад утраченные когда-то владения - слишком уж заела их тоска и неопределенность своего будущего.
Но особенно поразила барона морская прогулка на Джарылгач.
Из-за отсутствия финансирования экскурсии этим летом отменили, и на острове оказалось страшное запустение: поломанные топчаны, скамейки, перевернутые "зонтики" от солнца и на фоне всего этого - памятник морякам, освобождавшим Скадовск в годы войны.
Барон подошел поближе, чтобы прочитать надпись на мраморной плите: "Защитникам Скадовска от советского народа".
Все это выглядело дико на беспризорном острове: одинокая скульптура человека в бескозырке и слова благодарности от народа, которого больше нет.
Фальц-Фейн возвращался домой через Москву. Он устал, на душе было тяжело, но неистребимое любопытство все-таки взяло верх. Уплатив астрономическую сумму таксисту, Эдуард Александрович доехал почти до самого Садового Кольца.
- Все, папаша, дальше не пустят - проворчал парень, разворачивая машину - Гляди, чтобы не подстрелили ненароком.
Смеркалось, неподалеку гремели выстрелы. Навстречу барону бежали люди в порванной одежде с перепачканными кровью лицами.
Он почувствовал внезапную слабость и присел на лавочку в каком-то сквере.
Кто-то зашевелился рядом, и только тогда барон заметил, что он не один - на другом конце скамейки, сгорбившись, сидел старик.
- Валидола не найдется?
Барон растерянно пошарил в карманах и внезапно сообразил, что он в жизни не пробовал такого лекарства.
- Вам плохо? - спросил он старика.
- Ничего, отпустит...мы, старики - живучий народ. Вот доживешь до моего - узнаешь.
Барон удивился:
- Так мне уже - восемьдесят - сказал он растерянно.
- Шутишь? - старик лукаво посмотрел на Эдуарда Александровича - Мне семьдесят два, а ты против меня - мальчишка.
Помолчали. Потом незнакомец опять зашевелился и барон заметил, что рукав у него вырван "живьем", а под волосами - запекшиеся следы крови.
- Кто это Вас? - спросил он с сочувствием.
- Это уже не в первый раз. Мне бояться нечего - все равно пора помирать, только вот старуха увидит пальто - будет ругаться, новое не за что справить...
...Любому другому обладателю миллионов долларов трудно бы было понять трагедию потери пальто, но барон Фальц-Фейн был необычным миллионером. Как-никак он был "своим" в этой сумасшедшей стране. Поэтому он пододвинулся ближе к избитому старику и пытливо взглянул ему в лицо.
- За что же Вас бьют уже не в первый раз?
- Двадцать третьего февраля ходил на могилу Неизвестного Солдата, ту самую, у Кремлевской стены. У меня батя с войны не вернулся. Но к могиле нас не пустили, били, разгоняли водометами...
Наступило тягостное молчание, потом барон сказал: "Меня тоже много лет не пускали к могилам".
- А разве раньше не пускали? Кто же это?
- Да те же самые, что и теперь.
Старик запрокинул голову вверх - то ли сердце прихватило, то ли что-то привиделось.
- Смотри, друг, вон там, на самом краю неба - звездочка. Это наша, русская - сказал он.
- Откуда Вы знаете? - поразился барон.
- Батя мой в детстве рассказывал. Он после гражданки в Москву приехал, думал - и вправду в консерваторию примут, да это просто шутка была. Строил метрополитен.
А вот с Отечественной домой не вернулся. Ты про звездочку такую, конечно, не слыхал?
- Слышал.
- От кого?
- Мальчишка один, белогвардеец, рассказывал, он потом в Париж уехал.
- Чудно...
Барон тоже посмотрел на небо. Там происходили удивительные вещи - вспыхивали отдаленные сполохи света, кружились тучи, проносились рваными тенями птицы.
Потом все стало еще более удивительным: круговерть остановилась, и небо как бы разделилось на две части - темную и светлую. Свет шел от куполов соборов и церквушек, которых множество в Москве, от могилы Неизвестного Солдата, от костров, горящих возле осажденного Белого дома.
Тьма выплывала из распахнутых дверей ночных казино, сгущалась в подземных переходах, подворотнях, непонятных офисах, которые постепенно вытесняли москвичей за черту нищеты...
На мгновение барону даже привиделось, что он узнал там, наверху, закутанную в черный плащ фигуру, презрительную злую улыбку и блеск черных глаз. Но с другой стороны неба уже шел ему навстречу другой - русоволосый и строгий, глядя перед собой пронзительно светлыми глазами...
Барон вспомнил, как месяц назад в Ницце встретил Владимира и Варвару в православном Соборе: они обвенчались тихо, без лишнего шума и свидетелей.
Вспомнил последний вопрос, который они задали ему на прощанье: "Пора возвращаться в Россию?"
Он все время спрашивал себя, и не мог дать ответ: пора ли возвращаться домой?
Эдуард Фальц-Фейн и известный актер Питер Устинов