Эмигранты (повесть) 9 и 10 главы
- Подробности
- Категория: Наталья Вареник
- Дата публикации
- Автор: Kefeli
- Просмотров: 799
Борис Скадовский (слева) и барон Фальц-Фейн (справа) в Германии, на выстовке фарфора царской семьи, организованной совместно с князем Юрьевским
Г Л А В А Д Е В Я Т А Я
I
Варвара дозвонилась в Ниццу.
Она уже положила трубку, а в ушах до сих пор звенел расстроенный голос матери:
"Собирай свои вещи и вылетай первым же самолетом! Мало тебе, что побили? Чего ты ждешь?"
А и правда - подумала Варя - чего я жду? Она вытащила чемодан и начала машинально складывать платья.
В дверь постучали. Вошел Владимир, глянул на разбросанные вещи и взорвался: "Капитуляция?"
- Может, лучше все-таки уехать?..
- Черта с два! Сегодня прощальный бал и я приглашаю Вас со мной. Выше голову!
- Но я не представляю, как смогу танцевать - ужасно болят ушибы...
- Отлично сможете, нужно быть королевой при любых обстоятельствах.
И вот, он наступил - бал прощальный. Из ресторана гремел оркестр. Варя выпорхнула из номера в серебристом платьице и в анестезии возбуждения, а навстречу ей, изумленно встречая глазами, уже шел Владимир.
Он предложил ей руку, и она оперлась на нее. Так они и вошли в зал - провожаемые взглядами, странно красивые и не замечающие ничего вокруг.
А напрасно, публика собралась диковинная: начинающие предприниматели - их в августе 1991-го было также мало, как редких особей - в красной книге.
Константин Боровой и его охрана, Московская товарная биржа, Союз промышленников и предпринимателей.
Дальше шли писатели-диссиденты, старые князья и княгини, бывшие "комсомольцы", кинозвезды, просто любители погреть руки на чем угодно...
И вся эта разношерстная братия стремительно уничтожала разносолы на столах - совсем по-советски, даже по-совковски.
А когда все было съедено и выпито, грянул оркестр - и поехало, понеслось...
Для колорита пустили цыган, пошла в пляс русская эмиграция - встряхивая еще густыми кудрями, забыв обо всем на свете.
И среди них, в незримом светящемся облаке проплывала пара - близорукий мужчина и худенькая женщина-подросток, так что даже удар локтем в спину или каблуком по ноге не доходил до их затуманенного сознания.
С балкона второго этажа на эту пару пристально смотрел пожилой мужчина, изумленно приподняв брови. Иногда его губы беззвучно шевелились.
Если бы сквозь рев оркестра можно было что-то услышать, окружающие смогли бы разобрать бессвязные, на первый взгляд, слова:
"Судьба...иногда мы не можем разгадать ее следующий ход"...
II
В конце апреля 1945 года Катя прощалась с Берлином.
Она проснулась задолго до рассвета, ожидая, когда за ними подъедет грузовик из госпиталя.
Вошла в комнату Сергея Бальтазаровича, посмотрела на дремавшего старика...
Куда занесет их ветер странствий? Отныне они - вдвойне эмигранты, а путь их лежит в Баварию, куда устремились потоком беженцы из Берлина.
Катя подошла к зеркалу и подняла глаза - на нее смотрела еще молодая женщина с прожилками первых седых волос на висках, в черном траурном платье.
Как странно! Она - уже вдова. Вспомнила весенний день, когда, вернувшись из госпиталя, сказала Сергею Бальтазаровичу: "Я выхожу замуж".
Он подошел, взял ее за руки.
- Катенька! Я знаю, что Вы всегда любили Сережу, но теперь это уже не имеет значения... Я ходил в госпиталь и видел Вашего... я все понял, дай Вам бог!
- Сергей Бальтазарович! Можно, мы поживем здесь, пока не найдем квартиру?
- Не оставляйте меня, Катенька.
...На улице взвизгнула тормозами машина - пора!
Катя с Сергеем Бальтазаровичем вышли из предрассветного подъезда, сели в крытый брезентом грузовик, полный каких-то незнакомых людей. Вдалеке грохотала канонада боя, машину безбожно трясло на рытвинах и ухабах. Чтобы поменьше обращать на это внимание, Катя снова вернулась в прошлое. Почему она вышла замуж - так стремительно, словно нырнула в омут?
Потому ли, что бежала каждый день в госпиталь, как на праздник - это в самую-то преисподнюю человеческого горя?
Потому ли, что хотела воздвигнуть живой памятник над Сережиной безымянной могилой?
Они были счастливы - почти два месяца. Потом - внезапное ухудшение и еще одна могила на Берлинском кладбище, куда она изредка приносила цветы дяде Феде Фальц-Фейну...
Внезапно Катя очнулась - знакомый гул. Да, это самолеты, они идут с востока и несут в своем чреве смерть. В каждом самолете - металлические коконы, словно младенцы в чреве матери. Сейчас распахнется зияющая полость, и оттуда посыплются со страшным воем смертоносные младенцы, будто какой-то невидимый сеятель бросит в землю горсть металлических зерен...
Все, нас "накрыли"! Слева раздался взрыв, машину тряхнуло. Опять взрыв!
В тесноте и давке Катя никак не могла пробиться к Сергею Бальтазаровичу.
Машина дернулась и стала. Катя отогнула брезент, спрыгнула на землю и побежала искать водителя. Вдруг от страшного грохота в ушах стало тихо, Катю отшвырнуло под откос. Через минуту она поднялась на четвереньки - полный рот земли, разбитые колени. Машина горела, из кузова выносили людей и укладывали прямо на обочину.
- Сергей Бальтазарович, миленький!
Катя бросилась в толпу совершенно обезумевших людей.
- Что Вы кричите! - со злостью бросил ей кто-то, и она поняла, что кричит.
Вот и Сергей Бальтазарович, он лежит на траве - бледный, с растекающимся красным пятном на груди. Это конец - подумала Катя. Она наклонилась к его лицу.
- Катюша! Священника...
Ему трудно говорить. Господи! Где же я найду священника? Она огляделась по сторонам: Берлин остался далеко позади, их разбомбили на окраине какого-то маленького городка.
Катя побежала по пыльной улице, ударила кулаками в окна чьего-то дома. На порог вышла перепуганная фрау. Священник? Через улицу - Кирха! Нужен православный?
У нас таких нет!
Через несколько минут Катя вела за собой католического пастора. Он был растерян и смущен, но не нашел в себе сил отказаться, когда перепачканная грязью женщина объяснила ему, что в двух шагах, на дороге, умирает один из лучших людей России - действительный статский советник, член Государственного Совета, кавалер орденов Святого Святослава и Святого Владимира...
Понял ли Сергей Бальтазарович - кто отпускает ему земные грехи? Или был он уже в своем любимом Скадовске, где белобрысая ребятня бросала ему под ноги целые охапки голубых васильков?
Катя стояла одна на дороге. Над ее головой пролетали самолеты, они шли на запад, туда, где в страшной агонии умирал последний оплот Третьего Рейха.
Катя ощущала свою ничтожность перед масштабами общей катастрофы - уходила в прошлое целая эпоха.
Автор книги с князем Гансом-Адамом Лихтенштейнским в его резиденции Шлосс в Лихтенштейне
III
На юге Франции, в Ницце, неподалеку от кладбища, где похоронено немало великих сыновей России, находится православный собор.
В подвалах этого храма, в тишине и забвении, хранятся реликвии, дорогие сердцу каждого русского человека. Среди них - обагренный кровью мундир Александра II, в котором он был убит 1 марта 1881 года.
Эмигрировавшая сразу после гибели царя его вдова княгиня Юрьевская привезла этот мундир с собой во Францию.
Неудивительно, что со временем собор стал местом встреч русских эмигрантов, сюда приезжали помолиться из многих уголков Европы.
Пасха 1946 года собрала под сводами собора множество православных.
Еще свежи были в памяти салюты Победы, и Франция продолжала ликовать по поводу счастливого окончания войны.
Россия понесла колоссальные жертвы, и не все русские эмигранты одинаково отнеслись к высокой цене, заплаченной за победное шествие по Европе.
Но Пасха все равно была радостной, и когда богослужение подошло к концу, присутствующие с особым оживлением начали "христосоваться" между собой, создавая живой водоворот объятий.
"Христос воскрес!" - "Воистину воскрес!" - звучало со всех сторон, сливаясь в ликующий гул голосов.
Освободившись из объятий крепкого старика, седой голубоглазый мужчина резко обернулся и обнял женщину в черном платье, не глядя ей в лицо.
- Христос воскрес!
Ответа не последовало. Руки женщины заскользили вниз, и он почувствовал, что она падает прямо под ноги обступившей их толпы. Подхватив ее, он заглянул в запрокинутое лицо.
Женщина эта была Катя Фальц-Фейн, а держал ее в объятьях Сережа Скадовский.
Г Л А В А Д Е С Я Т А Я
I
Владимир проводил Варю до двери ее номера и ушел, поцеловав ей руку.
Она стояла посреди комнаты с пылающими щеками и разглядывала свою детскую, без маникюра, кисть руки, вытянув ее перед собой, словно оттуда может взлететь бабочка.
Он ушел. Может быть - навсегда. Зачем я отпустила его?
Внезапно зазвонил телефон.
Варя кинулась к нему и отпрянула, услышав незнакомый немолодой голос: "Я говорю с Варварой Скадовской?"
Иностранец, хотя и говорит по-русски - успела подумать Варя.
- Извините за поздний звонок, но завтра утром я улетаю - у нас одна ночь. С Вами говорит человек, который прислал Вам приглашение на конгресс. Мы должны встретиться. Приходите сейчас в тот номер, где Вы ночевали вчера ночью, я Вас жду...
Гудок - положили трубку.
Варя почувствовала, что она уже ничему не удивляется в этой стране. Накинула плащ и выскользнула в полутемный коридор, поднялась на знакомый этаж. Вот и та самая дверь, не заперто.
Варя вошла в полуосвещенную комнату.
В кресле сидел пожилой мужчина, пристально рассматривая ее умными глазами.
- Вот ты какая, Варвара...
- Откуда Вы знаете меня?
- Много лет я искал тебя, мы могли бы быть даже родственниками.
- Это связанно с моим отцом?!
Она почувствовала, как у нее защекотало в горле, - так бывает всегда, когда она волнуется.
- И не только с твоим отцом. А теперь ты должна рассказать мне о себе все, это очень важно. Потом я объясню тебе, зачем пригласил в Россию, и еще многое другое. Согласна?
Варя колебалась.
- Не знаю почему, но я Вам верю, только зачем все это?
Она устало опустилась на диван, подобрала под себя ноги - совсем по-детски, закрыла глаза. С чего начать? Вспомнила свой дом в Ницце и сад, где веной цветут мимозы. Холодный неуютный дом, где страдали все, каждый по-своему - вечно ноющая нездоровая мать, которая постоянно требовала внимания и замкнувшийся в себе отец. Единственное, что выводило его из этого состояния - картины молодых художников, которым он помогал устраивать выставки, он "открыл" несколько громких имен.
Неудивительно, что Варя, с детских лет живущая в среде богемы, тоже начала рисовать.
Однажды она принесла отцу набросок. Он долго рассматривал его, а потом повернул к ней странно искаженное лицо и почти закричал: "Где ты это видела?!"
Она чуть не разрыдалась.
- Не знаю. Просто рисовала, и все...
На листке голубело тихое море, сквозь которое просвечивал золотистый песок отмели.
Деревянные сходни к воде и маленький пароходик вдали...
После этого случая отец заперся в своей комнате и долго не выходил.
Варя вспоминала проникающий всюду голос матери, в котором проскальзывали визгливые нотки: "Ты опять думаешь о своей русской? Ты всегда думаешь только о ней!
Вы, русские, все немного сумасшедшие!"
Из-за этих скандалов и душевного неуюта Варя рано вышла замуж. Но даже ее брак был вызовом - в первую очередь отцу, которого она болезненно любила, несмотря на внешнюю сдержанность между ними.
Она привела в дом мулата - маленького, с гривой вьющихся волос, модного художника и негодяя.
Отец молча собрал ее вещи и выставил за дверь.
Они переехали на побережье. Дальнейшая жизнь вспоминалась, как бестолковый сон - дом, полный незнакомых людей, оргии до рассвета, выставки непонятных картин, хищные красивые женщины, наркотики...
Она позвонила отцу только тогда, когда испугалась по-настоящему. Ей было плохо, она лежала на полу в темной маленькой комнате, а вокруг гремела музыка, и слонялись пьяные люди.
Отец приехал быстро, он не задавал никаких вопросов, только погладил ее по голове и прошептал: "Бедная моя девочка"...Потом легко поднял ее на руки и понес через зал, полный чужих людей.
Варя подумала: какой он красивый и сильный - все расступались перед ним.
В машине она уснула, положив ему голову на плечо. С этого дня все переменилось в их отношениях...
Варя замолчала. Она посмотрела в глаза незнакомцу, и ей показалось, что ему больно так же, как и ей.
- Спасибо, что рассказала, нечто подобное я и ждал. Сейчас сюда придет еще один человек, которого я давно ищу. Он расскажет нам о себе, а потом мы подумаем - как жить дальше.
Варя удивленно обернулась на стук. Дверь номера открылась, на пороге стоял Владимир Шлиппе и смотрел не нее.
Старинная гавань в Скадовске
II
...Они сидели в уютном маленьком ресторане, где было мало посетителей, и играла музыка - что-то негромкое и берущее за сердце.
- Почему ты нас не искал? - спросила Катя.
Он раздавил в пепельнице окурок и посмотрел на нее - совсем как много лет назад в Аскании, где они бродили вдвоем по выжженной солнцем степи.
- Я был в плену - нас "взяли" на границе со Швейцарией во время одной из операций.
Если бы не побег из тюрьмы, все было бы кончено в течение нескольких дней: нас кто-то предал, я потерял своих, долго скитался, а когда подошли союзники, записался в наемники к американцам. Ты не можешь представить - какой ужас, какую грязь я пережил.
- Сережа! Ты уже знаешь, что Сергей Бальтазарович?...
- Да, я нашел в Берлине вашу квартиру, был в госпитале, там мне сказали, что машину разбомбило и никого не осталось в живых.
- Что еще тебе сказали?
- Ты вышла замуж?
Катя почувствовала, что не может смотреть на него. Как объяснить ему, чтобы он простил?!
- Катюша! Я тоже женат.
Все. Она уже ничего не слышит - ни накатывающуюся волнами музыку, ни вопрос подошедшего официанта, ни Сережины слова, которые он почти кричит ей, встряхивая за плечи...
Наверное, один из тех снарядов все-таки попал в нее, а сейчас сработал детонатор и ее тело распадается на тысячи кусочков, каждый из которых кричит, что не хочет умирать - не хочу! не хочу! не хочу!
Что это? Истерика? Она сидит рядом с Сережей, а он обнимает ее, как ребенка.
- Катенька! Эта женщина помогла мне выжить, когда я узнал про папу и про тебя. Она сделала для меня очень много.
- Сережа, ради бога, говори о чем-нибудь другом, только не об этом.
- Хорошо, ты только слушай меня, ладно? Когда я попал в плен, оказался в одной камере с пареньком из нашего отряда. Он был совсем плох - ранение и допросы...
Бедняга знал, что не сможет бежать вместе с нами, поэтому на прощание спросил меня:
"Серж! Ты действительно - настоящий русский из России?"
"Лучше не бывает!" - ответил я.
- Расскажи мне о ней, я всю жизнь мечтал увидеть Москву, какая она?
Представляешь, Катя, он подумал, что я оттуда!
Никогда не забуду эту ночь: я держал на коленях голову моего умирающего товарища и рассказывал о красных флагах, которые люди выносят на улицы в праздник, о московском метро, о Сталине - обо всем, чего я никогда не видел и что должен был люто ненавидеть.
Но ненависти не было. Я почти поверил в то, о чем говорил, я был даже чуточку горд.
В эту ночь что-то изменилось во мне, не знаю, поверишь ли - я хочу в Россию.
Я хочу, чтобы мы вернулись домой, Катя...
III
22 октября 1946 года в пять часов утра раздался звонок в дверь.
Запахнув на груди ситцевый халатик, Катя испуганно замерла на пороге.
Два офицера, два солдата с автоматами и, чтобы смягчить удар, личная секретарша замминистра авиационной промышленности Лукина - целая толпа людей протиснулась в их узкий коридор. Старший офицер зачитал приказ: собираться и незамедлительно выезжать в Советский Союз.
Словно громом пораженная, застыла Катя посреди опустевшей спустя мгновение квартиры.
Домой! Так срываются птицы с гнезд, так бросают еще тлеющие костры цыгане. Пора! Опять она летит, как подхваченная ветром песчинка, но на этот раз - не одна, но на этот раз - домой.
Полгода назад она вернулась в Германию без желания жить.
Перед глазами стояло Сережино лицо, когда он провожал ее на перроне. Как он боится за меня - подумала она с горьким чувством удовлетворения. Да я и сама за себя боюсь - мелькнула страшная мысль.
Берлин был разрушен. В поисках работы Катя оказалась в Дессау - маленьком городке, который располагается в семидесяти километрах к югу от Берлина, там, где река Мульде впадает в Эльбу.
Дессау был почти на девяносто процентов уничтожен бомбами союзников, и в конце сорок пятого года занят американской армией.
Позже американцы отошли, и Дессау оказался в Советской оккупационной зоне.
Новые власти немедленно приступили к восстановлению авиационного завода Юнкерс -
бывших сотрудников принуждали возвращаться на старые места, а летом 1946 года начались летные испытания.
- Поезжай в Дессау, там много русских и нужны переводчики - посоветовал Кате старый эмигрант, друг покойного Сергея Бальтазаровича.
И вот, она - в комендатуре. В который раз хмурые военные проверяют ее документы, недоверчиво меряя глазами незнакомую фройляйн.
Устав ждать, она съежилась на стуле в приемной коменданта.
Вдруг дверь распахнулась, и в комнату вошел, сразу наполнив ее звучным голосом и белозубой улыбкой, высокий шумный человек.
Он взглянул на Катю, отбросив со лба прядь непослушных темных волос, и спросил ее на чистом русском языке: "Так это Вы переводчица? Как Вас звать-величать?"
- Екатерина Николаевна Фальц-Фейн - удивленно ответила Катя.
- Позвольте, позвольте...уж не те ли самые Фальц-Фейны? Вам мое имя ничего не говорит: Борис Шлиппе, инженер-самолетостроитель? Я в некотором роде являюсь родственником...
Катя растеряно улыбнулась этому напористому человеку.
Шлиппе...знакомая фамилия. Ну, конечно же - Борис! Она вспомнила пятнадцатый год, когда в их имение приезжали родственники из Москвы. Серьезный кареглазый мальчик, которого она изводила из-за низкого роста и пухлых щек - в то время она презирала всех мальчишек, кроме своего единственного кумира - Сережи.
- Где Ваши чемоданы? А впрочем - потом, идемте обедать!
Он крепко схватил ее за руку и потащил за собой, решительно отодвинув часового с автоматом.
Катя едва успевала за ним, задыхаясь от быстрого шага. Вот и моя пристань - внезапно пронзило ее странное предчувствие.
Через месяц они стали мужем и женой.
Барон Фальц-Фейн на родине, возле памятника своему двоюродному брату - летчику, трагически погибшему во время полета
Продолжение следует...