Анатолий Берлин. Цикл бесед о поэзии

                                 

Добрый вечер, дорогие друзья, добрый всем вам вечер! Мне почему-то кажется, что Вы, удобно устроившись в кресле, решили посмотреть или просто послушать эту передачу именно вечером, а если я не прав, то желаю вам приятно и с пользой провести то время, которое вы избрали для нашей беседы, и спасибо Вам за проявленный интерес.

В цикле бесед под общим названием «И ЛИЦА ПРОСВЕТЛЕЮТ НАД СТРОКОЮ» я использую современные средства коммуникации, ставшими доступными в последнее десятилетие практически всем, для дальнейшего знакомства аудитории с трепещущими вопросами современного поэтического творчества, для «внеклассного» разбора ряда интересующих молодое поколение вопросов, для проникновения поэтического слова в массы людей, получающих от этого истинное эстетическое удовольствие.

Какое-то время тому назад я познакомился с лекциями (а затем и лично с их автором) замечательного музыканта и педагога Михаила Казиника. Признаться, для меня его короткие экскурсы в творчество великих композиторов явились неожиданным откровением. Я понял, что музыку можно воспринимать гораздо глубже, если профессионал знакомит тебя с тонкостями как самих произведений, так и с особенностями творчества создавших их гениев. И после подобных занятий ты чувствуешь себя обогащённым и счастливым. Вот как определяет Михаил Казиник своё предназначение: "Моя задача - духовно настроить человека на ту волну, на то излучение, которое исходит от творений искусства: поэзии, музыки, литературы... Всякое великое искусство – это передатчик, а человек, который не настроен на его частоту, – испорченный приёмник. Я его ремонтирую".

Следуя той же парадигме, я вдруг остро почувствовал необходимость разговора с людьми, посещающими поэтические вечера. Много лет занимаясь литературным творчеством, я решал для себя непростую задачу: освежить в памяти своих читателей звучание поэтической строки, напомнить своими произведениями увядающие значения слов, красоту и объёмность выражаемых ими эмоций.
Именно лекции Казиника подвигнули меня озвучить накопившиеся в голове и на бумаге мысли.

Предвидя наличие оппонентов, должен сразу оговориться: все мои суждения носят сугубо личный характер и основаны на том, что я знаю лучше всего – на собственном поэтическом материале. Уверен, я не буду одинок в этом начинании, и мой скромный вклад послужит общей задаче воссоздания былого величия русского языка, когда-то именуемого «изящной словесностью».
;
Великий и могучий русский язык

Сегодняшняя беседа с его критической оценкой состояния современного языка является весьма ранимой для слушателя метрополии, в особенности, если эта тема поднята человеком со стороны. А. С. Пушкин в своё время писал: "Я, конечно, презираю отечество моё с головы до ног – но мне досадно, если иностранец разделяет со мною это чувство". Так вот, для сегодняшнего российского человека я и являюсь таким иностранцем, а потому, должен быть предельно деликатным в выборе слов и выражений, дабы не порвать тонкие струны нашего разговора. Иначе подобное общение не будет иметь смысла, и я чувствую себя ступающим по весеннему льду.

Листаются года…
Воистину велик
Был некогда родной и мудрый наш язык.
Весь в ссадинах от ран, податлив, словно воск,
Он призабыл слова, утратил прежний лоск.

Воспрявшие братки свой воровской жаргон
Вплели в букварь основ, в российский лексикон,
И в шулерской игре свели почти «на нет»
Достоинство и честь, а с ними – интеллект...

Диктует свой сюжет скабрёзность на губах...
Державин, Пушкин, Фет вращаются в гробах.
В уродстве бытия умолк больной глагол!
И я опять с утра глотаю валидол...

Но жив осенний сад, где прежний стиль и слог
Хранят свой аромат, ведётся диалог
На русском языке, и, веку вопреки,
Прозрачны, как фарфор, слагаются стихи.

Под канонаду слов, убожество речей
Безумный мир спасёт безумный книгочей.

Стихотворение, которое я сейчас прочёл, носит название "О словесности, в прошлом изящной..."
Эту важную беседу хочется начать с многоточия, как бы издалека, словно следующее четверостишие является продолжением предыдущего разговора, определяющего место каждого из нас в этом сложном, стремительном и противоречивом мире:

…менять историю и побеждать болезни,
Писать стихи, как это делал я,
И, людям став немножечко полезней,
Разбиться вдребезги о камни бытия…

Современный русский словарь по объёму слов и словосочетаний уступает английскому языку, однако мы с гордостью вслед за классиком величаем его «великим и могучим».

Богатство русского языка определяется, во-первых, свободой, недоступной, пожалуй, ни одному из иностранных языков. Посмотрите, сколько вариантов перестановки слов можно отыскать в простом предложении «Я люблю тебя», «Я тебя люблю», «Люблю я тебя» …

"Мой верный друг! Мой царь! Родной язык!" – писал Валерий Брюсов. Русский язык велик своим многообразием форм построения фраз и образования слов, обилием синонимов, образностью, метафоричностью. Падежные окончания, наличие сравнительной и превосходной степеней прилагательных, уменьшительно-ласкательные суффиксы – всё это делает наш язык непревзойдённым инструментом стихосложения. Наш язык, по утверждению Виссариона Григорьевича Белинского, – это один из богатейших языков в мире, это величайшее богатство, дошедшее до нас сквозь глубины веков.

Вслушайтесь: Девочка, девчонка, девчушка, дивчина, девица, девка, дева, девчурка… Мы многое принимаем за данность, но в каком языке возможно следующее: упоение, терпение, сомнение, но и часто используемые в поэзии формы: упоенье, терпенье, сомненье, или: согласие, участие, но и: согласье, участье… Воистину великий язык, заслуживающий того, чтобы его оберегали и совершенствовали. Похоже, что мы постепенно перестаём ценить, поклоняться тому чуду, которое ставило русский язык, по меньшей мере, на одну ступень с величайшими европейскими языками. Пушкин, Лермонтов, Толстой, Достоевский, Гоголь, Чехов, Есенин, Ахматова, Пастернак, Бродский… Несть им числа – именам, составляющим гордость нашей литературы.

Язык подобен живому организму, и для него естественно находиться в постоянном движении, развитии. С отмиранием некоторых реалий быта, понятий, явлений уходят или переходят в пассивный запас слова, их определяющие. Справедливо и обратное: появление новейших технологий, расширение сферы человеческой деятельности, форм общения ведут к появляются новых слов. Казалось бы, это должно обогащать русский язык, но наряду со множеством молодых талантливых поэтов, работающих над каждым словом, о чём я свидетельствую как член жюри поэтических конкурсов, в русский язык проникает огромное количество низкопробной лексики от людей с низкой речевой культурой, а то и просто из криминального жаргона. Под тяжестью этого груза даже профессиональные дикторы, журналисты, филологи говорят, зачастую, с недопустимыми ошибками, искажая русский язык.
Но жив, язык непокорённый,
Не опустившийся в цене,
И классики стоят колонной
С неодобреньем на челе…

Много лет тому назад, приехав в Америку и, столкнувшись с потомками первой русской эмиграции, мы были поражены не столько их безупречным знанием русского языка, сколько его нетронутой чистотой. Выражения типа: «ступайте, сударь» уносили нас в 19 век, изумляли мелодичностью, точностью и тонкостью выражений и интонаций, с которыми эти забытые слова произносились. Наш «осовеченный» язык казался грубым, утратившим своё благородство. Прошло более тридцати лет со времени моего отъезда из России, и история повторилась: общаясь с недавно объявившейся одноклассницей, я услышал подобное же удивление (сочту его за комплимент) по поводу того, что мой язык, сохранивший во многом свою «до перестроечную» стать, показался ей слегка архаичным, но не лишённым былой привлекательности. По ходу беседы со мной она с видимым удовольствием вспоминала значение забытых слов, а я уже без удивления, но с сожалением, отмечал про себя регресс русской словесности, упрощение языка, его обнищание.

По просторам Интернета бродит интервью с доцентом кафедры стилистики русского языка Анастасией Николаевой под названием «100 баллов за ЕГЭ - это «через чюр» с очень жёсткими определениями и примерами того, во что превратился современный русский язык. Я же хочу поделиться с вами своим видением проблемы и своею болью.

О вопиющем «ложит» не хочется даже вспоминать (разве что о фильме чуть ли не полувековой давности "Доживём до понедельника", в котором герой фильма с болью говорит о том, что нет в русском языке такого глагола). Я с удивлением и уважением обращаю внимание на человека, который звонИт по телефону, а не звОнит. Это неверное ударение почти узаконено и неистребимо. Вот уже много лет в фильмах присутствует слово «осУжденный». Да исторически сложилось так, что моряки говорят "компАс", но к чему продолжать практику этих преднамеренных искажений, якобы представляющих "профессиональный" язык? Горькая шутка: чем отличается портфель от пОртфеля? В портфель кладут документы, а в пОртфель ложат докУменты.

В угоду особо устойчивой неграмотности слово «кофе», например, приобрело средний род, и мы должны согласиться с тем, что можно заказать «одно кофе». Когда-то такое сочетание выдавало малокультурного человека. Видимо, доживём и до «один булочка» …

На уроках литературы нам объясняли, что не может поезд сойти с путей БЛАГОДАРЯ пьяному стрелочнику. Тем не менее, сегодня мало кто задумается над такой «тонкостью» речи и благодарят…

Мы знаем, сколько современного разговорного и, в особенности, делового словаря заимствовано из английского. Замечательно, только почему эти слова надо, опять же, уродовать «неродным» ударением? Почему «мАркетинг» должен превращаться в «маркЕтинг»?

Приведу несколько примеров трансформации языка за последние сто лет: Простите, сударь, я не совсем уловил ход Ваших мыслей – Что Вы имеете в виду, товарищ? – Не понял?! (или «Не догоняю»).
Заколебали, достали… - и это мы называем «великим и могучим»? Сегодня мы переживаем кризис языка, и только от нас, русскоязычных его носителей, зависит конечный исход увлечения его «модернизацией».

Опасность безграмотной речи состоит ещё и в том, что слова, как и мысли, имеют тенденцию к материализации, а потому, уродуя язык, мы уродуем саму действительность. Мы разрушаем себя негативной энергетикой жаргона, бранных слов, которые, к сожалению, вошли в российский быт настолько глубоко, что даже дети, выйдя из школьных стен, начинают, подражая взрослым, вставлять нецензурную брань в свой лексикон. Я пошёл в школу в 1946 году. Лиговка - самый бандитский район послеблокадного Ленинграда. Голод, безотцовщина, теснота и неблагоустроенность коммуналок. И при всём при этом, я не припомню такого разгула распущенной речи. Матерщина порицалась повсеместно. Она стояла отдельно от языка. Сегодня она являлась интегральной частью общения. Позвольте мне показать вам стихотворение
На пляже в Канкуне

...что-то меня беспокоит
в этих ненужных мне людях.

Так гипнотизирует электросварка,
на которую нельзя,
но так и тянет смотреть.

Безусловно не чувствуя
своего несоответствия месту и времени,
да, собственно, и не догадываясь
о подобных тонкостях устройства мира,
они, шатаясь от выпитого с утра,
пытаются выйти к пляжу
через любезно распахнутые,
но несколько «сконфуженные»
автоматические двери…

Чуждые реверберации родного языка,
извержение крикливых ничтожных фраз.

Женщина с томиком Мандельштама в руках,
озадаченная услышанной терминологией,
растерянно смотрит поверх книги,
пытаясь вникнуть в смысл варварского наречия,
некогда великого и свободного.

И меня, давно покинувшего Россию,
Что-то беспокоит…

Чистота человеческой души напрямую связана с чистотой помыслов и речи. Душа не может оставаться сущей рядом с отрицательными, грязными эмоциями. Помните: даже растительный мир реагирует на произнесённые в зоне их восприятия слова. Растения расцветают или погибают в зависимости от энергетической окраски языка общения с ними!

Русский язык – это величайшая ценность, а из него выхолащиваются наиболее яркие слова. Я уже говорил о том, что с исчезновением предметов ушли в пассивный запас и слова, их обозначающие, но когда сегодняшняя молодёжь не понимает Пушкина: «Бразды пушистые взрывая, летит кибитка удалая», то людям старшего поколения становится как-то не по себе. Многие из тех, кто сегодня знают, какие человеческие эмоции означает выражение «не парься», вряд ли припомнят значение слов «дефиле», «апропо», «катарсис» и многих сотен других. Это означает лишь то, что мы теряем богатство
языка, созданного предыдущими поколениями.

Аналогичная трансформация происходит не только с языком. Уходят в забытье, упрощаются и другие некогда значительные ценности. Исчезновение культуры поведения, манер является следствием и логическим продолжением уродования языка. Одно вытекает из другого.

Как Петербург во мне звучит
Особым стилем поведенья!..
Я был прилежный ученик,
Отца вбирая наставленья.

Он чтил строжайше этикет –
Все тонкости придворных правил,
Исчезнувших сквозь толщу лет,
(Которым следовал мой дед)
Он ныне многих бы забавил:

Знал, как в гостиную войти,
Как ангажировать на танец,
Умел при ссоре честь блюсти,
Являя благородства глянец.

Не допускал он «моветон»,
Не позволял себе излишеств…
Так вёлся наш неброский дом –
Не без достатка, но без пиршеств.

Сегодня правит простота –
Двоюродная тётка хамства:
Живут, как с чистого листа,
Потомки славного дворянства.

Я не могу не замечать
Подробностей мирского быта –
На всём давно стоит печать:
«Упрощено» или «Забыто».

И вот смотрю на мир в глазок
Из кельи своего смущенья:
Как от реальности далёк
Отцовский кодекс поведенья.

Иван Сергеевич Тургенев писал: «Берегите наш язык, наш прекрасный русский язык, этот клад, это достояние, переданное нам нашими предшественниками… Обращайтесь почтительно с этим могущественным орудием, в руках умелых оно в состоянии совершить чудеса. Берегите чистоту языка, как святыню».

Основой всех искусств является классика. Любое современное творчество строится (а вот и ещё одно забытое слово «зиждется») на проверенном временем базисе. Пройдя неоднократно по кругу, возвращаются моды одежды, то же происходит в живописи, архитектуре, литературе и, в частности, поэзии. Только обратившись к истокам нашей речи, к классической литературе и поэзии, мы сможем вернуть языку его былое изящество. А непременное влияние современных терминов, интонаций и тематики, конечно же, найдёт своё отражение, и новые слова, разумно привнесённые в язык, лишь обогатят его.

Роза алая застыла на ладони‚
Зацепив шипом за боль руки;
Понесли безудержные кони
Страсть поэта к омуту реки‚
Где ни переправы‚ и ни брода‚
Где слова значенья не сулят…

Высекали ритмы из породы
Резвые копыта жеребят.

Тщетность мук и терпкость наслаждений
Он познал – рифмующий творец‚
Спрятав груз терзаний и сомнений
В свой заветный черновой ларец.

Но однажды‚ вдруг сорвав одежды
С лиры целомудренной своей‚
Обнажил он тайные надежды‚
Боль ночей и несусветность дней.

И‚ достигнув полного блаженства‚
Дописал строфы последний слог‚
По дороге к Музе Совершенства‚
На излёте прожитых тревог.

Основоположник языкознания Гумбольдт писал: "Язык есть дыхание, сама душа нации", т.е. язык создаёт нацию. Сегодня это едва ли не самое ценное, чем владеет Россия.

Глагол и нота – ночи напролёт
рождается грядущего основа;
Настанет день,
когда поэт споёт,
строкой ведомый.
Дерзновенно слово…

Ведут историю по рытвинам веков
размер и интонация стихов.

Язык
великой пьесы многоактной
определит понятием абстрактным
пророчество – плод неустанных дум;

Столетие спустя оно придёт на ум
философам как истины венец:
Держава – это Самодержец и Певец.

В заключение беседы осмелюсь повторить мысль, которая не даёт покоя: Великий русский язык гибнет: уменьшается словарный запас, к нему липнут всякого рода заимствованные и переиначенные термины из иностранных языков, убогие, неопрятные слова из различных не очень уважаемых лексиконов, неграмотные в своей основе словообразования с неправильными ударениями, неточным смысловым значением. И если Россия хочет сохранить достойное место в цивилизованном мире, она не может позволить себе «разбазарить» это богатство – лексику, созданную трудом писателей, философов и поэтов, записавших и процитировавших Божественные послания.
Требуются немалые усилия для воссоздания великого русского языка. Он стоит того! А новые средства общения и распространения информации могут сыграть в грядущем ренессансе неоценимую роль.

От летаргического сна освободившись,
Изранена, насилие простивши,
Изящная словесность не умрёт –
Откроет жаждой изнурённый рот,

И оживут сонеты и романсы,
Напишутся пленительные стансы,
Вновь благородством пламенных красот
В них поэтическая мудрость оживёт.

Читающее племя возродится,
Вновь элитарным чувством озарится,
Глаза смягчатся робкою слезою,
И лица просветлеют над строкою.


Как же так?
Всё, созданное человеком здравомыслящим,
затмится творениями исступлённых
Платон

Алгоритм творческого процесса столь индивидуален, столь труден для изучения и понимания, а специалистами по психоанализу о нём написано так много научных работ, что я, не имея достаточной профессиональной подготовки, не рискну вторгаться глубоко в эту область человеческого незнания. Моя задача много скромнее: на любительском уровне «пожонглировать» некоторыми частными мыслями о беспокоящем меня предмете и, елико возможно, проанализировать собственный творческий процесс.

В бытность свою инженером, я достаточно часто решал поставленные технические задачи на уровне той или иной степени новизны, то есть, подходя к проблеме творчески, нередко получал нестандартный результат. Помню популярную в то время книгу Генриха Альтшуллера «Алгоритм изобретения», которой пользовались многие поколения инженеров для повышения эффективности своего творческого начала. Мне представляется, что книга помогала лишь тем, кому это творческое начало было отпущено природой.

Не забуду, как на протяжении многих лет я преодолевал желание писать стихи, понимая, что ещё один творческий процесс помешает добиться серьёзных результатов в основном творчестве — техническом. Необходимо было выстроить приоритеты в порядке их значимости для себя и семьи.

Этим и объясняется более чем двадцатипятилетний перерыв между изданием первого сборника стихов и началом нового всплеска поэтического горения в зрелом уже возрасте, когда появилась возможность реализовать накопленный потенциал.

Однако при знакомстве читателя с десятком сборников моих стихов, эта временнАя пропасть не бросается в глаза, так как даты написания этих произведений намеренно опущены.

Итак, я пишу стихи...
«Как же так? — спрашивали не однажды любители поэзии. — Как Вы, достаточно «нормальный» уравновешенный человек, живущий размеренной жизнью, не замеченный ни в генетических, ни в приобретённых психических отклонениях, (не имеющий, упаси Боже, черепно-мозговых травм), не пользующийся транквилизаторами, можете создавать произведения, способные заставить людей прослезиться, почувствовать «озноб по коже»?

Понимая, что само наличие подобного вопроса делает мне честь и возводит в ранг поэта, я не мог отделаться от мысли, что «сижу не в своих санях».

Мы отдаём себе отчёт в том, что наряду со знаменитым высказыванием Шолом Алейхема: «Талант — это как деньги. Либо есть, либо нет», существует бесконечный «разброс» в силе таланта (при несуществующей единице измерения такового), которым природа одарила тех, по отношении к кому вопрос, вынесенный в заголовок настоящего эссе, правомерен. И вслед за читателями «Как же так?» спрашивал и я себя и, ища ответа, писал:

Подари, природа, мне пароль,
чтоб я мог создать простое чудо...

Зачитываясь биографиями множества выдающихся личностей, мы узнавали, какими коллизиями была усеяна их «жизнь в искусстве» и тема, развиваясь, выстраивалась в такие строки:

Достаточно ли‚ право‚ я несчастен‚
Чтобы писать хорошие стихи?

А вслед за этим вопросом возникали и другие:

Откуда взять поэту вдохновение?
Как поразить читателя строкой?
Дуэли жажду чудного мгновения
И новой бездны страсти роковой.

Мы принимаем за непреложное, за аксиому, что для создания произведений, способных активизировать эмоциональные возможности поклонников искусств, автору любого вида творчества пристало находиться в состоянии наивысшего чувственного дисбаланса: отчаяния, экстаза, даже галлюцинаций... Только тогда одарённый человек, обретший вдохновение и пронизанный стрелами эйфории, выплёскивает свои эмоции на бумагу, холст, нотный лист:

С другой стороны, воспитание в семье, благоприятная среда, с которой посчастливилось соприкоснуться многим будущим корифеям искусства, их формальное образование отвечают, хотя бы частично, на поставленный вопрос. Этому их учили!
Цитирую: «Чайковский смог в начале 80-х годов полностью отдаться творчеству, работать, как он любил говорить, «на манер сапожников», то есть ежедневно в одни и те же часы, не ожидая вдохновения, которое «не любит посещать ленивых».
В этом своём высказывании гениальный композитор говорит о творчестве, как о ремесле. Он утверждает, что ему, профессионалу, якобы, нечего ждать вдохновения. Самыми продуктивными для него были утренние часы и, выполнив свою дневную «норму», композитор оставлял инструмент до следующего утра. Интересно, не правда ли?!

Но вернёмся к литературе. Наряду с филологическими факультетами, близостью к «переделкинской» элите и прочими желательными атрибутами «принадлежности», в более поздние времена появилось непропорционально большое количество весьма талантливых литераторов, окончивших технические вузы. Анализируя этот «сдвиг», я понял, что в силу изменившихся условий жизни, творчества и выживания высвободился дотоле дремлющий потенциал множества творческих людей.
Приведу один из курьёзных случаев, встретившихся мне на пути и ещё раз иллюстрирующих всю непредсказуемость поведения Муз. Один знакомый, графоман (по его же собственной справедливой оценке), являясь, безусловно, творческой личностью, о чём свидетельствовали его многочисленные изобретения, попросил меня среди километров рифмованной им продукции отыскать что-либо для «избранного». Удивляясь, как это у меня получается выражаться образно и находить такие «правильные» слова в поэтических конструкциях, он относился ко мне, как к «мэтру». Я попал в весьма пикантное положение, так как при всём желании не мог ему помочь: не было в его стихах поэзии... «Не все стихи поэзией зовутся»... К сожалению, не могу судить об эмоциональном состоянии этого человека в моменты работы над техническими задачами с одной стороны и стихами — с другой, так как не присутствовал ни при одном из них. А пища для анализа была бы любопытной: ведь удачно найденный образ (метафора, эпитет, аллитерация, свежая рифма) — сродни изобретению.

Затрону ещё одну сторону этого многогранного искусства — писать и постигать литературные произведения. Достаточно очевидно, что вкусы как писателей, так и читателей располагаются в огромном диапазоне личного приятия или, наоборот, неприятия определённых направлений, течений, стилей... Но мне хочется коснуться жанровой направленности поэзии. Пейзажная лирика (здесь и в дальнейшем имеются в виду профессионально исполненные стихотворения) редко вызывает чувство отторжения. В самом деле: ну что читатель может иметь против прекрасно исполненного описания природы, её естества, красоты? Любовная же лирика воспринимается нами в зависимости от наличия ряда индивидуальных и часто субъективных черт характера, прошлого опыта и массы других составляющих бытия. Философская лирика и ещё в большей степени гражданская представляют собою поле битвы: моральные ценности, политические взгляды, национальные особенности и предпочтения, специфика нравов, воспитание и образ жизни — всё может явиться камнем преткновения. Прежде чем процитировать отрывок из письма одной читательницы, весьма далёкой от тематики стихотворения «Исход», упомяну, что приведённые ниже строки пробились через толщу непонимания, недоумения и негодования по поводу текста, и потребовался подробный его разбор, чтобы этот человек вдруг признал:

...И случилось неожиданное. Я вдруг увидела композиционную стройность произведения, в самом начале «горбоносый дирижёр» будто взмахнул для меня дирижёрской палочкой, и полилась величественная симфония о трагедии великого народа. Я слышала несыгранные на скрипках и флейтах мелодии, я чувствовала чужую боль.
Я читала и так явственно и зримо представила себе все это, что расплакалась.
Анатолий, скажите, как Вы находите для всего этого слова и что при этом чувствуете!?

Знаменательно подобное признание тем, что является редкостью, ибо в большинстве случаев переубедить человека и склонить его отнестись к предмету спора с иной (Вашей) позиции представляет собой почти невыполнимую задачу. Не часто люди готовы и способны учиться всю жизнь. (Этот материал подробнее изложен в эссе «Ещё раз о том же...»)

Так всё же «из какого сора растут стихи»?
Почти каждому моему стихотворению предшествовал тот или иной эмоциональный всплеск, подъём. Некоторые стихи рождались мгновенно — иные же зрели где-то в подкорке очень длительное время. Часто одно слово или фраза, иногда желание обыграть удачно найденную рифму, а иногда — поразившее мозг откровение являлись теми триггерами, возбудителями, которые приводили меня в некое состояние транса, эйфории.

Но является ли бурная жизнь или некая форма «синдрома саванта» — феномена соединения гениальности и безумия, неотъемлемой, обязательной частью способности творить неординарное?
Думается, что нет, и «вариаций на тему» существует многократно больше, чем самих творцов. У каждого — свой арсенал данных ему средств: один, к примеру, творит во сне, а другой, образно говоря, только стоя на голове...
Однажды, ожидая в аэропорту прибытия друга и узнав, что его рейс задерживается на два часа, я, вырвавший себя из бешеной круговерти дня, вдруг осознал, что не могу позволить этому неожиданно образовавшемуся свободному времени быть так просто растранжиренным. Добыв ручку и лист бумаги, не дожидаясь посещения Её Величества Музы, т.е. «на манер сапожников», я написал три достаточно хороших стихотворения.
Создавая (а в нередких случаях просто конструируя) то или иное произведение, я опираюсь и на немалый личный опыт, и на опосредованное знание жизни, и на изученный заранее материал, и на неожиданно полученный смысловой удар от увиденного, услышанного или прочитанного. И, несомненно, темперамент, организация нервной системы вообще и уровень личного порога возбудимости в частности играют в творческом процессе первостепенную роль.

Недавно один малознакомый поэт в достаточно резкой форме упрекнул меня за дерзость писать о том, что самолично не пережил. Спорить и апеллировать, скажем, к известным песням Высоцкого было бесполезно, хотя элемент присутствия в стихах Высоцкого был настолько определённым, ярким, что Владимир уставал от вопросов о том, где он сидел и где воевал. Не сочтите за нескромность упоминание о том, что А.С. Пушкин написал «Капитанскую дочку» после тщательного изучения материалов по Пугачёвскому восстанию, участником которого он, разумеется, не был...
Способность сопереживать, проникнуться чьей-то болью, сила воображения, подкреплённая изучением предмета описания, — вот ещё одна составляющая творческого успеха, позволяющая создавать «заочные» стихи.
Вне сомнения, употребление «тонизирующих» средств, жизнь «на острие», скандальные и эпатирующие выходки, необычные для «нормального» человека, способны увлечь авторов в такие дали, которые иначе были бы недоступны.

Эзотерический аспект творческого процесса мы в этой короткой беседе рассматривать не будем. Разговор о реинкарнации и, соответственно, о переселении душ и прожитых нами ранее жизнях для многих, читающих этот материал, если и не является шокирующим, то, по меньшей мере, не имеющим отношения к обсуждаемой теме. Однако, касаясь лишь поверхностно этой стороны вопроса, приведу цитату из книги Анатолия Голубева «За кулисами славы»: «...творческий процесс всегда связан с озарением, механизм которого остаётся таинственным и наводит на мысль о неких «высших силах».

При создании произведения большого психологического накала поэт (сужу опять же по себе) пропускает этот материал «через себя», и внутренние напряжения, страсть, подобно вулкану, извергают из недр своих нечто, чему позже сам автор не в состоянии найти объяснения. Лично я пережил подобное откровение, работая над поэмой «Пушкин». Казалось, кто-то невидимый диктует мне текст.

Будучи не чужд эзотерике, я однажды обратился к Учителю и получил такой ответ: «Не надо искать... Это может навредить. Пользуйся тем, что дано, и благодари»...

Заканчивая, хочу лишь ещё раз отметить, что на вопрос «Как же так?» существует великое множество частных ответов, но, вероятно, никогда не появится одного окончательного и всеобъемлющего анализа великой болезни, именуемой творчеством.


Когда б вы знали, из какого сора
Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда.
Как жёлтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.
Сердитый окрик, дёгтя запах свежий,
Таинственная плесень на стене...
И стих уже звучит, задорен, нежен.
На радость всем и мне.
Анна Ахматова

Это, пожалуй, самые известные строчки Ахматовой. Каждому поэту многократно задавали вопросы, которые в конечном итоге сводились к одному: Откуда вы берёте темы для своих произведений? И хотя по большому счёту загадка творческого процесса навсегда таковою и останется, Анна Андреевна, по-моему, ответила исчерпывающе на этот вопрос за всех поэтов.
Действительно, сюжеты подсказывает жизнь: люди и события, с которыми она нас сталкивает, философское осмысление происходящего... радуга в небе и букашка на рубашке.

Природа творчества всегда останется загадкой, мистикой именно потому, что не исключает наличия космической связи между автором и Творцом.

Кто же диктует авторам шедевров их содержание? Каким образом скульптор, отсекает от глыбы мрамора всё ненужное, обнажает прекрасную Галатею?

Попробую с позиций своих скромных достижений на ниве Поэзии дать своё видение, проанализировать свой опыт творчества. Мои стихи часто начинаются с вибрации, с посыла, что я должен срочно записать пришедшую мысль. Этот посыл, зачастую, приходит тогда, когда записать не удаётся, и тогда возникает ситуация: «…никого не застав, ушла». Обидно бывает до слёз: эта мысль невозвратима и всегда кажется лучшей из того, что когда-либо было подарено, кем-то продиктовано. Когда же Благословение исполняется, то нередко приходит ощущение того, что текст, действительно, диктуется. Кто-то водит рукой поэта (почти, как в случае механического письма на сеансе медиума), и правка почти не бывает необходимой. Более того, когда случается через какое-то время перечитать записанное, не оставляет чувство удивления от того, что под этим текстом стоит моё имя. Особенно остро я это чувствую при эзотерическом содержании стихов. Друзья, занимающиеся этим предметом серьёзно, неоднократно указывали, что я пишу о том, чего знать ещё не могу, т.е. являюсь порталом, передатчиком чьих-то мыслей.

Но такое случается далеко не всегда, и Поэт усердно строгает волшебное бревно, извлекая из него Буратино, «изводит единого слова ради тысячи тонн словесной руды», как очень точно выразился Владимир Маяковский. Чаще всего поэту самонадеянно кажется, что он сам является Демиургом – Творцом написанных им строк. Да простят меня не целованные Богом в темечко сочинители, в их случае может оно так и происходит, ибо, как мудро сказал в своё время Шолом-Алейхем: «Талант, как деньги. Есть – так есть, нет – так нет…». Правда, все мы слышали о чудесных случаях, когда после серьёзных травм головы люди начинали творить, становились ясновидящими… Я лично знаком с прекрасным поэтом, который стал таковым в зрелом возрасте после пережитой им клинической смерти. Но это уже не тема настоящей беседы.

Поиск рифм в значительной степени влияет на первоначальный замысел стиха, увлекая поэта в дотоле ему неизвестное.

Хочу проиллюстрировать вышесказанное несколькими конкретными примерами из собственного арсенала написанных мною стихов. У каждого из них имеется своя история, зачастую забытая, но несомненно навеянная каким-либо событием, художественным полотном, интересной мыслью, понравившейся рифмой или даже отдельным словом.

Я совершенно ясно помню, например, с чего начиналось стихотворение «Разочарование», написанное без малого полвека тому назад. Люди моего поколения хорошо помнят необходимый атрибут любого домашнего очага – круглый, громко тикающий будильник на ножках, ход которого зачастую отличался от звука хронометра тем, что «хромал», т.е. тикал неравномерно: тик-так, тик-так…
И вот однажды этот звук обратился в моём сознании в такую поэтическую строку: Будильника усталая походка озвучивает тусклый интерьер… Мне показалось, что так ещё о будильнике не сказал никто, возникший образ настоятельно искал воплощения, и я поместил его в специально созданный для этого сюжет: Сейчас я прочту вам стихотворение «Разочарование» и станет ясно, что я имею в виду.

Я ждать устал, когда заснёт твой сын
За ширмою, в кроватке деревянной,
И посмотрел украдкой на часы –
Ещё не поздно, но уже не рано.

Я осмотрелся: выцветший торшер
И канделябр – недавняя находка,
Будильника усталая походка
Озвучивает тусклый интерьер.
Пеньки свечей подмигивают робко,
Отбрасывая хоровод теней,
Едва заметна в сумраке верёвка,
Забытый лифчик съёжился на ней.

Я обещал, – и ты ждала, конечно.
Твои надежды – тоненькая нить:
Я свой визит легко мог отложить
На день, неделю, может быть, на вечность…

Но я пришёл, терзаемый развязкой,
Затем, чтобы, себя переломив
И неохотно расточая ласки,
Согреть тебя в ответ на твой порыв.

Напрасно ожиданье – сын не спит,
Остыл в стакане терпкий чай цветочный,
Будильник хромоногий, как нарочно,
Всё громче по моим вискам стучит…

На цыпочках сквозь полумрак гостиной
Я проскользнул, прикрыв бесшумно дверь…
А жизнь казалась непомерно длинной,
И за окном проказничал апрель.

Интересный факт, также проливающий некоторый свет на появление определённой тематики в одно и то же время у разных поэтов: Через два-три месяца после написания этого стиха я вдруг нахожу, напечатанное, кажется, в журнале «Юность» стихотворение Евтушенко «Благодарность».
Она сказала: "Он уже уснул", -
задёрнув полог над кроваткой сына,
и верхний свет неловко погасила,
и, съёжившись, халат упал на стул.

А вот пример написания стихотворения совершенно другого содержания, созданного на основании совершенно иного импульса к его созданию: Как-то по электронной почте я получил стихотворение потрясающего эмоционального воздействия. Это было зарифмованное описание события, имевшего место в 1942 году у расстрельного рва. Молодая девушка Сима Штайнер набросилась на офицера СС и перегрызла ему горло… Стихотворение, которое не могло оставить читателя равнодушным, было написано крайне слабо с литературной точки зрения. Скажем, Поэзией это не было… Я помню охватившее меня поначалу чувство раздражения, мысль о том, что автор своим неумелым пером, как бы, написал не теми красками картину произошедшей трагедии. Несколько остыв, я понял, что был неправ, и хотя тема, безусловно, заслуживала иного исполнения, у автора, как человека творческого, возникла потребность увековечить память героического
противостояния злу, выплеснуть то, что наболело, тревожило, и он сделал это так, как смог! И я сказал себе: Ты можешь лучше? Так сделай!! И я написал стихотворение «Расстрел».

Голые люди - расстрел на Подоле…
Дети с глазами, как синее море,
Карие очи красавиц еврейских,
Старые люди со скорбью библейской…
Криками смерти и голосом пули
Воздух наполнен, как зноем в июле.
Только морозно, и страшно, и жутко…
Мамы, едва не лишившись рассудка,
Прячут детишек за спинами старших.
Взвод полицаев, безжалостных, страшных,
Смертью багровой, как спелый бурак,
Переполняет бездонный овраг.
Обувь, одежда, тела под ногами
Зверски истоптаны их сапогами.
Жизнь замирает у грязной земли
С каждой охрипшей командою: «Пли!»

Немец эсэсовским блещет мундиром,
Видно, недавно он стал командиром,
Здесь он хозяин, судья, властелин,
Этот надменный холёный блондин.
“J;dischen Schweine” пред ним, а не люди,
Девушки прячут стыдливые груди,
Белые, словно испачканы мелом…
В новом ряду под нещадным прицелом
Видит он образ красавицы статной,
И ухмыльнулся фашист плотоядно.

Думает он: «Эти скорбные лица
Мерзки и жалки, но эта девица
Так хороша, молода и невинна…
Даром, что младшая дочка раввина,
Смерть ей отсрочу я временным пиром» …
И подошёл к ней, упёршись мундиром:
«Эта Wir werden nicht надо стрелять,
Рейху послужишь, еврейская бл&дь».

Злость на восставших губах закипела,
Страшно зубами она заскрипела,
В глотку фашисту, взметнувшись всем телом,
Мёртвою хваткой вцепиться успела,
Рвала зубами артерию, жилы,
Плоть напрягая, пока были силы.
Брызнула кровь, как вскипевшая брага,
Их увлекая в безумье оврага…

Свадьбы кровавой не видел слепец –
Дочери юной несчастный отец,
Старый раввин, он твердил, как присягу,
Древней Кол-Нидре короткую сагу,
Мерно качаясь, просил он у Бога…
Только сгорела его синагога.

При всей невозможности охватить тему целиком, поскольку тонкости творческого процесса никогда, я полагаю, не будут полностью раскрыты, опишу ещё одно, казалось бы совершенно незаметное для простого глаза событие, послужившее «триггером» к написанию стихотворения «Улитка». Когда после дождя или просто поливки газонов улитки выползают на тротуар, моя жена всегда относит их обратно в траву, чтобы уберечь от неосторожного прохожего. Конечно, большинство проходящих мимо людей обойдут хрупкое создание стороной, но только поэт способен создать поэтическую зарисовку этой незатейливой темы, особенно, если на глаза ему попадается интересная «подсказка» в виде незаурядной строчки, появившаяся, видимо, не случайно. В моём случае эта строчка пришла от поэта Валентина Бобрецова: «Под ноющей ногой хрустит моллюск».

Выползла улитка на дорогу.
Дождь прошёл,
асфальт прохладен, пуст.
Невдомёк прохожему и дрогам,
как он хрупок – маленький моллюск.

Проклинаю ноющую ногу,
экипаж слепой, как Божий суд.
Медленно к печальному итогу
тащится душа,
уж слышен хруст
сапога бездушного – то дворник
полупьяный бродит поутру...

Только я, подняв её за «домик»,
опустил во влажную траву.

То, что я вам сейчас прочту, является литературной компиляцией. В неё включены известные всем нам сточки из стихов Булата Окуджавы с минимальной поэтической обработкой.

Прощальная Песня
Как много, представьте себе, доброты…
Б. Окуджава

Последний троллейбус по улице мчит…
Щемящая нежность уснула в ночи.
Ты боль мою песней прощальной залей,
Троллейбус последний, последний троллей…

Арбат, мой Арбат земляка потерял.
Здесь Моцарт на старенькой скрипке играл,
Здесь Прошлое стало ясней и ясней…
Троллейбус последний, последний троллей…

Всю ночь до рассвета кричат петухи
О том, что сиротами стали стихи,
Земля ещё вертится – в сговоре с ней
Троллейбус последний, последний троллей…

Надежды оркестрик и Ленька Король…
У лирика в сердце булатная боль.
…оборванной жизни апрельский ручей…
Троллейбус последний, последний троллей…

Грохочет сапог… И жене все простит …,
И девочка плачет, и шарик летит…
И молодость наша – театр теней…
Троллейбус последний, последний троллей…;

Поэзия весёлой быть не может
Для искусства нужны люди
достаточно несчастные
Стендаль

Достаточно ли‚ право‚ я несчастен‚
Чтобы писать хорошие стихи?

К поэзии серебряной причастен‚
Рифмую стародавние грехи
И песню тку из образов неясных…

Надгробьями
из книжек записных
Топорщатся названья разномастных
Стихов моих…
Достало ль грусти в них?

На стыке боли‚ счастья‚ нервной дрожи‚
В сиянии тернового венца
Поэзия весёлой быть не может‚
Омытая страданием творца.

Само название настоящей беседы уже в какой-то мере даёт ответ на звучащий достаточно часто вопрос: «Почему в Ваших стихах столько печали?» Правомерность подобного интереса, безусловно, тема не новая, волнует умы людей пытливых и заставляет задуматься авторов «невесёлой» поэзии.

В самом деле, почему лучшие образцы поэтического творчества пропитаны грустью, меланхолией, а то и просто трагизмом? Со школьных лет мы привыкли к мысли, что «турбулентность» стихов есть следствие накала страстей, эмоционального надрыва в жизни поэта. Чтобы писать стихи, побуждающие читателя сопереживать, заставляющие вибрировать струны его души, необходимо самому поэту пребывать в состоянии, по меньшей мере, близкому к нервному срыву. Только тогда он способен зажечь читателя огнём своего дарования, облечь эмоции в слова, возбуждающие читателя и не оставляющие места равнодушию. А для этого поэту просто необходим допинг в любом виде: будь то сильная страсть, внутренняя трагедия, ненависть, дуэль, наркотики, пьяный загул или просто такая организация нервной системы, при которой он чувствует страдания окружающего мира каждым своим рецептором.

Пристяжная

Я не расскажу, откуда дроги
Тащатся с понурой пристяжной
Вдоль далёкой столбовой дороги…
Едем долго, рядом гроб со мной.

Он пустой пока, но в нём девицу
Схоронить придётся поутру,
Не дали ей жизнью насладиться,
Что-то вышло ей не по нутру.

Вот и наложила девка руки
На себя (грешно-то – вот те крест),
Не с попойки, ссоры али скуки…
Жить кому так просто надоест?

Знать горька, горька была обида,
Что не стал ей милым целый свет…
Люди ту бедняжку звали Лидой,
Было ей всего семнадцать лет.

Поэт – человек сложно духовно-организованный. Он всё воспринимает острее, его поэзия не может долго пребывать в своей праздничной, радостной стадии. Она «нашпигована» ощущениями своего творца – человека, остро воспринимающего как мир вцелом, так и малейшие, едва заметные простому глазу частные явления бытия. Судьбы поэтов чаще бывают более трагическими, чем судьбы обычных людей, и даже если это не так, то темы, попадающие в поле их осмысления, редко представляют собой сколько-нибудь значительный надел для радости.

«Страдание – лучший материал для вашего искусства» – сказал знаменитый музыкальный педагог и философ Виталий Маргулис.
Дмитрий Быков пошёл ещё дальше: «Мне кажется, что каждый поэт избывает некоторый фундаментальный внутренний конфликт, и этому конфликту посвящены все его стихи. Вот проза может иметь функцию дескриптивную, описательную. А поэзия всегда так или иначе борется. Она – акт аутотерапии. Она борется с авторским главным комплексом, главной проблемой».

Поэту так или иначе необходимо пережить «нечто», дающее ему возможность преобразовать выброс адреналина в незабываемые строки стихов. Это «нечто» может быть либо реальным событием его жизни, либо опосредованным, возникшим не из личного опыта, а привнесённым, осознанным и интерпретированным. Если верить в реинкарнацию, опыт прожитых ранее жизней может, перемещаясь из подсознания, также явить свой лик в неведомо откуда взявшихся темах, образах, откровениях. Поэты облачают свои эмоции в поэтическую форму и разносят их по миру.

Роза алая застыла на ладони‚
Зацепив шипом за боль руки;
Понесли безудержные кони
Страсть поэта
к омуту реки‚
Где ни переправы‚ и ни брода‚
Где слова значенья не сулят…

Высекали ритмы из породы
Резвые копыта жеребят.

Тщетность мук и терпкость наслаждений
Он познал – рифмующий творец‚
Спрятав груз терзаний и сомнений
В свой заветный черновой ларец.

Но однажды‚ вдруг сорвав одежды
С лиры целомудренной своей‚
Обнажил он тайные надежды‚
Боль ночей и несусветность дней.

И‚ достигнув полного блаженства‚
Дописал строфы последний слог‚
По дороге к Музе Совершенства‚
На излёте прожитых тревог.

Общеизвестно, что воображение потребителей новостей, коими мы все являемся, будоражат события вовсе не самые весёлые. Какой материал дают нам средства массовой информации, чтобы держать у экранов телевизоров, заставить прочесть газету, посмотреть фильм? Негатив!!! Хорошие новости недолго занимают умы людей, а потому известия, кроме, разве, редких экстраординарных событий, вызывающих положительные эмоции (таких как полёты в космос, например) изобилуют сообщениями о катастрофах, полицейской хроникой и т.п. Поэт, в свою очередь, апеллируя к людским чувствам, ведёт читателя туда, где всплеск его (поэта) собственных терзаний вызовет эмоциональный резонанс.

Пищей для любого художника является жизнь во всём её многообразии, и справедливости ряди, нельзя не отметить произведений, написанных в состоянии положительного возбуждения, эйфории авторов. Более того: выступая оппонентом собственных умозаключений, не могу исключить из обсуждения светлую поэзию Пушкина, ироническую поэзию Саши Чёрного, детскую поэзию Агнии Барто, Самуила Маршака, Корнея Чуковского, эпиграммы Марциала, басни Эзопа, Крылова… Их произведения написаны очень талантливо, однако, этот пласт поэзии я склонен считать куда более тонким в сравнении с «поэзией инграмм», «продиктованной» сопереживанием, глубоким чувством грусти, отрицательными эмоциями, В любом случае, поэзия всегда была ближе индивидам с достаточно развитым интеллектом. Но, опять же, это моя сугубо личная точка зрения.

Предвидя достаточно аргументированные возражения, должен заранее подчеркнуть, что множество песенных текстов, особенно весёлых, поэзией по большому счёту не является, хотя некоторые из них превращаются в негрустные шлягеры. Что такое «весёлая» поэзия? Чаще всего, это бытовая зарисовка, апеллирующая к сознанию читателя на достаточно примитивном уровне. А вот романсы, которые пишутся на хорошие стихи, редко бывают шутливыми и весёлыми. В них – страсть, печаль, боль, мольба, негодование...
Даже стихи о природе, носящие, по большей части, философский либо созерцательный характер, часто изобилуют нотками печали: «Поздняя осень, грачи улетели» или «…что пришло процвесть и умереть»…

Совсем недавно я издал небольшой поэтический сборник под названием «Стихи не для всех» – собрание работ, собранных воедино по признаку острой социальной направленности с жёсткой, подчас даже агрессивной, манерой исполнения. В предисловии, в частности, сказано: «Стихи подобного рода, представляющие собой экстремальную поэзию, не предназначены для праздного чтения (приятного времяпровождения), а призваны будить в душе глубокие чувства, заставить человека задуматься о происходящем окрест, позиционировать себя в окружающем мире».

Кораблекрушение

Шлюпок мало, волна холодна,
Крики, лязг, искажённые лица,
Только небо из млечного льда,
Только море без твёрдого дна,
Неизбежность того, что случится.

Не оставь их, суровый наш Бог,
Души замерли, словно на плахе,
Справедливости дай им урок,
Не настал, не настал ещё срок
Им исчезнуть, как стону во мраке.

Матерясь и когтями вонзясь
В гущу глоток толпы малохольной,
Душный страх, состраданьем слезясь,
Давит слабых, как трактором грязь...
Сын инстинкта - он сам подневольный.

В свалке - жизнь, не отдать бы концы,
Знатный приз кулачищам обещан.
У погибших не ноют рубцы -
Так куда же вы прёте, самцы?
Вам привидятся призраки женщин.

Лишь один дюжий малый, поправ
Всех инстинктов чугунную ношу,
Урезонил неистовый нрав,
Постигая в минуты, что прав
Своим правом на донное ложе.

Повзрослеет спасённый пацан,
И, кляня непотребно планиду,
Будет, грязен, оборван и пьян,
Вспоминать пароход, океан...

И зарок – отслужить панихиду.

Для «человека разумного» «невесёлая» поэзия была, есть и будет необходимой пищей для ума.
Какие фильмы запомнились нам на всю жизнь? Чаще всего те, которые представляли собой как бы «истину в миноре»: противоречия во взаимоотношениях людей, вражда, доведённая до крайности, такие жизненные коллизии, как интриги, несчастная любовь, измена, ревность, военные действия...
Можно, конечно, продолжая этот список, говорить о том, что множество компонентов нашего бытия, такие как жажда обладания чем-то или кем-то, экстаз, безумие и заблуждение, мистика и другие реалии неординарных с точки зрения простого человека состояний являются «пищей» для поэта.
Можно, пойдя дальше, углубиться в теорию о том, что, по утверждению многих учёных и философов, в основе всех поступков человека лежит страх. Именно тотальный страх, распадаясь на великое множество страхов конкретных, оказывает гораздо большее влияние на нашу жизнь, чем это кажется на первый взгляд. Но мы отторгаем эту теорию, боясь признаться самим себе в её правоте. Мы живём, заражённые вирусами страха, и люди с более высокой организацией психики – поэты в особенности – обладая, как правило, пониженным иммунитетом, заболевают «страхом» прежде своих читателей. Это их «лидерство», преобразованное нередко в манеру поведения, эпатаж часто является важнейшей частью успеха.

Вот как определяет поэзию просветлённый мастер нашего времени, философ Ошо: «Это нечто такое, что случается, когда слова расположены в определённом порядке, - но большее, чем определённый порядок слов. Это не грамматика, это не язык – это нечто трансцендентальное, нечто, вызываемое к жизни словами. Слова дают повод к тому, чтобы случилась поэзия».

Не уверен, что указанная трансцендентальность поэзии имеет одним из своих элементов что-либо лучезарное. Когда нам не хватает слов, чтобы описать адекватно какие-то понятия, предметы, или передать состояние души, приходится поэзии употребить все свои резервы: интуитивность, метафоричность, аллитерации, ритмику для того, чтобы тема зазвучала, взволновала, стала ближе и даже понятней.

Пульс стиха, его эмоциональная моторика зависят от авторского, часто подсознательного, психического фона. У женщин эта моторика несколько отличается от мужской своей сравнительной мягкостью, наличием большей «гласности», позволяющей стихам даже при всей их серьёзности звучать пластичнее.

Философская лирика подразумевает определённую позицию автора, и, опять же, если исключить достаточно ограниченный жанр иронической поэзии, эпиграмм и басен, то в поле её осмысления мне не видится сколько-нибудь значительного надела для радости.

Хочу в заключение привести слова современного поэта Льва Болдова: ...«из всех поэтов мне интересны лишь те, кто ощущает себя живущими не только "здесь и сейчас", в чьих стихах, как в раковине, шумит Время: Гумилёв, Пастернак, Арсений Тарковский, Окуджава... Я считаю, что поэт – это прежде всего мироощущение, а не профессия. Это тот, кто живёт на ином градусе души, нежели большинство людей, и не боится обнажать свою боль, рискуя, что у многих это вызовет лишь кривую усмешку... "Все прочее - литература", как сказал Верлен устами Пастернака..."



Не все стихи поэзией зовутся

Когда под пальцами раскованно и чисто
звучит рапсодия взволнованного Листа,
Когда любитель пылкого романса
рыдает в голос, выходя из транса,
То, вспоминая о святом искусстве
поэзии великих бардов русских,
Я перед ним склоняюсь и, краснея,
не отличаю ямба от хорея.

Не все стихи поэзией зовутся,
а мысли, чувствами наполненные, рвутся…
Но надо Божьей милости случиться –
на крыльях у Пегаса прокатиться.

Итак, что же такое Поэзия? Я намеренно произношу это слово с заглавной буквы, и, будь на то моя воля, я бы ввёл за правило писать это слово в русском языке с заглавной буквы. «Поэзия» – что же это?

Существует превеликое множество определений, ни одно из которых нельзя, пожалуй, считать полным и окончательным. Я попробую сейчас высказать своё сугубо личное мнение.

Язык музыки, живописи, танца, язык слова… Для упрощения разговора и в силу краткости наших бесед, оставим без рассмотрения понятие «Гений» и его Творчество. Поэзию способны создавать только люди, наделённые от Бога Талантом, который, как сказал Шолом-Алейхем: «как деньги: либо они есть, либо их нет»»… Научить Таланту невозможно. Наличие магии Слова – вот что я называю Поэзией.

Мне как-то подарили сборник стихов, написанных профессиональным журналистом, и, спустя несколько дней, спросили – с надеждой услышать одобрение – моё мнение. Мне пришлось (а делаю это я всегда с большой неохотой) сказать, что я Поэзией эти стихи не считаю. Да, безусловно, это были прилично-сработанные стихи. Их автор окончил Литературный Институт. В его стихах было и содержание, и рифма, и ладная ритмика… Чего в них не было, так это чуда Поэзии, чуда, заставляющего читателя испытать озноб… Ком в горле, катарсис – вот, что отличает настоящую Поэзию от просто хороших стихов. Понимая всю ответственность и принимая возражения, продолжу свою мысль: Я намеренно не сказал: «безошибочно отличает» настоящую Поэзию. Дело в том, что тема, даже плохо исполненная, может также взволновать читателя. Скажем, описание трагедии Бабьего Яра… Кого может оставить равнодушным сцена расстрела детей?!
Что же я ответил и как разъяснил свой не очень лестный отзыв по поводу подаренного сборника стихов? Вот, как я сформулировал свою аргументацию: Я сказал, что не вижу в стихах автора Поэзии, поскольку такие стихи может написать современный компьютер, не способный к Творчеству. Каким бы талантливым не оказался программист, стихи, написанные компьютером, не могут быть образными вне пределов уже существующих штампов, не могут быть метафоричными, когда необычное сочетание слов и понятий равнозначно изобретению, является энергетическим прорывом. Я привёл всего один пример, пришедший на память: У поэта Аркадия Гуровича есть такая строка в стихотворении «Джаз: «Рояля вскинутое веко…» Может ли компьютер создать такое сочетание слов, «увидеть» подобный образ в раскрытой крышке рояля? Три слова – и сразу виден поэт!
А строчка Игоря Царёва: „Колокольня тянет в небо позабытый Богом крест“? Такое может увидеть только талантливый человек. А вот другой автор: „Разбитые сердца срастаются без гипса, а то, что вкось и вкривь – никто не виноват“. Ещё ни рифмы нет, ни самого произведения, но присутствует особое видение, поэтический талант.

А вот как описывает литератор Валерия Ноздрина в своём эссе «Типичные ошибки начинающих» один из атрибутов поэтического мастерства: «…вместо того, чтобы написать: "творчество Достоевского навсегда останется в благодарной памяти потомков", — поэт (авт.) пишет, что в ночном Санкт-Петербурге «У Достоевского в окне горит светильник...»

Думается, что мне пора уже «разбавить» свои умозаключения стихами, иллюстрирующими вышесказанное хотя бы частично: например , утверждение, что компьютер, «наученный» писать стихи, не может создать стихотворения «Синие ирисы».

То зловещий, то солнечный блик на губах,
И подсолнух как символ желтеет впотьмах,
Краски юга в пейзажах, гармония, страх,
И душа изболелась от стигм.

А в созвучиях света, в контрастах его,
И в безумстве мазка на зловещих панно
Гениальность являет своё торжество,
Только мир это позже постиг.

В провансальском кувшине теснятся цветы,
Проступает пятном серый лик нищеты,
Распустившихся ирисов синие рты
Предвещают терзаний итог.

Над полями кричит вороньё неспроста...
В небе, вихрем кружащем по пряже холста,
Рассыпая мазки, угасает звезда...
Истекающий жизнью Ван Гог.

Когда нам не хватает слов, чтобы описать адекватно какие-то понятия, предметы, или передать состояние души, приходится поэзии употребить все свои резервы: интуитивность, метафоричность, аллитерации, ритмику для того, чтобы тема зазвучала, взволновала, стала ближе и понятней.

Стихотворение «Страсти», которое в своё время Доктор филологических наук Валерий Сердюченко оценил следующим образом: «…стихи действительно производят ощущение писанных лезвием или на лезвии ножа. Просто удивительно, как можно с таким "эффектом присутствия" описать гладиаторское побоище бойцовых петухов». Это высказывание я привожу лишь для того, чтобы ещё раз вы услышали из уст профессионала оценку работы, которую он считает Поэзией.

Эпиграфом к этому стихотворению я выбрал строку Эдмона Ростана «Я вижу рыцаря сверкающего лета...» Вдумайтесь, так он сказал о петухе…

На ринге два рыцаря -
два петуха.
Ставки растут,
улюлюканье, свист,
Ажиотаж,
как на бирже, когда
Час до открытия.
Вызов и риск.

Доспехи у рыжего –
золото чистое,
Второй – воронёный
с голубизной.
Головы вверх,
будто молятся истово
Два гладиатора,
выйдя на бой.

Гордо ступая,
рыжий вальяжится.
Полон величья
боец – фаворит.
Опытный,
он нападать не отважится:
Грозно, надменно
соперник глядит.

Торс мускулистый
и гребень атласный,
Шпоры стальные –
в них лезвия бритв.
Видно, молодчик –
драчун экстра-класса
И за плечами
с полдюжины битв.

Выждать и выжить –
и вспышка инстинкта
Повелевает
азарт одолеть.

Нервы решают
исход поединка,
Смелость без выдержки –
верная смерть.

Вот и атака!
Жестокая схватка!
Грудью на грудь –
и у зрителей шок.
Силы последние
все без остатка
Оба вложили
в летальный прыжок.

Доля секунды
и лезвием рыжий
Ловко соперника опередил
и, бездыханный,
Тот в красную жижу
Вспоротый
рухнул
и крылья сложил.

А победитель
уже после стычки,
Перья на шее
в жабо распустив,
Клюнул несчастного,
так, по привычке,
И отошёл…
истомлён,
полужив.

Гибнут быки
и дерутся пернатые,
Рвутся собаки
на запах врага...

Я ненавижу
челюсти сжатые
И предпочту
тараканьи бега.

Вот как определяет поэзию просветлённый мастер нашего времени, философ Ошо: «Это нечто такое, что случается, когда слова расположены в определённом порядке, - но большее, чем определённый порядок слов. Это не грамматика, это не язык – это нечто трансцендентальное, нечто, вызываемое к жизни словами. Слова дают повод к тому, чтобы случилась поэзия».
Один из моих друзей, Заслуженный Художник России, Леонид Стиль, написал картину «Понтий Пилат», на которой изображён Прокуратор, согнутый перст которого, направленный в сторону Христа, как бы вопрошает: «Что - Истина?» Тема меня взволновала настолько, что я написал поэму «Начало», открывающуюся этим эпизодом. Я привожу именно этот пример потому, что глава «Понтий Пилат» была рекомендована школьникам старших классов в ряде школ Украины при изучении творчества Михаила Булгакова.

«Что - Истина?!
Ты должен знать ответ… Я был бы рад
Понять, кто ты, Мессией нареченный,
И в чём ты, проповедник, виноват
Перед народом соплеменным?
Зачем Искариот – твой ученик презренный,
Предательства переосмыслил грех?*
Ты нужен им, но только убиенный,
Затем, чтобы развеять твой успех!
Ты смуту сеешь среди вся и всех –
И в том причина гнева иудеев…
Что проповедуешь ты, странный человек?
Безмолвствуешь, пред будущим робея?
Ведь знаешь наперёд, что на кресте я
Велю распять, как тех ворюг и мразь,
Тебя – пророк из Галилеи…

Мой перст и взгляд сверлящий – это власть!
Толпа враждебная, как вороньё кружась,
Клокочет, предвкушая представленье…
Яви им чудо: пусть цветут оливы!..
И я, клянусь, назначу справедливый
Вердикт, достойный сана моего!
Но ты молчишь… Бич самоотреченья
Избрал ты для себя, а мне клеймо
Проклятия вовеки суждено!
Мне – Прокуратору, наместнику Тиберия,
В игре непрошеной нести страстей ярмо.
Обязан буду не тебе ли я,
Что, дав зарок, прерву изготовление
Монет, на коих я изображён?..
Ты не вершишь чудес по принуждению?
И у тебя имеется резон
Пойти на муки, искупая грех людской?
На крест взойти!
И вправду ты святой?!..
Я принимаю, праведник, с трудом
Твоё желание и волю быть распятым;
Жестокосердной волею объятый
Пусть возликует в этот час Синедрион.
Кто б ни был ты, Иисус, на самом деле,
Пора судьбу решать – конец недели…
Мне руки не умыть, традицию храня,
Весь мир сегодня смотрит на меня…
Что Истина?
Мне истину открой!»

Поэт Лев Болдов так определил своё отношение к поэзии: Я считаю, что поэт – это прежде всего мироощущение, а не профессия. Это тот, кто живёт на ином градусе души, нежели большинство людей, и не боится обнажать свою боль, рискуя, что у многих это вызовет лишь кривую усмешку»... "Все прочее - литература", как сказали, переводя Верлена, и Брюсов, и Пастернак.

Искра Божья залетает,
Не спросивши родословной…
Сам поэт порой не знает,
Из какого он сословья.

Перепутаны сюжеты,
Дождь рассеивает капли,
Дым забытой сигареты
Мукой творческою пахнет.

Кто обласкан был талантом,
Чей геном в тебе проснулся?..
Пусть случится, чтобы Ангел
Крыльями тебя коснулся.


Энергетика творчества
Волшебная струна Таланта
Звучит лирическим бельканто,
Рыдает скрипка Страдивари,
Мольберт в неистовом угаре.

Колдуют руки, бронза тает,
И форму мысль приобретает,
Поэзия уносит в дали,
Где раньше люди не бывали.
Однажды к моему другу, одному из корифеев скрипичной музыки, владеющему всеми тайнами своего искусства, пришла на мастер-класс девочка 10 лет. И музыкант, до тонкостей изучивший игру всех великих мастеров, выступавший со всеми выдающимися дирижёрами мира, был не столько поражён техническим мастерством юной скрипачки, сколько интерпретацией исполняемых ею произведений, глубочайшим проникновением в их тайны. Склонив голову маэстро произнёс: «Мне нечему её учить, наставники могут лишь испортить данную ей природой самобытность...»

Я получаю истинное удовольствие от блистательного исполнения своих «партий» профессиональными музыкантами, актёрами, спортсменами... Но я погружаюсь в состояние катарсиса и у меня непроизвольно текут слёзы, когда это талантливо делают дети — маленькие создания, которых, несомненно, «поцеловал» Бог! В каждом таком исполнении я чувствую энергетический прорыв, который не может оставить свидетелей «дива» равнодушными.

Мне хочется рассказать о встрече, произошедшей во время моей поездки в Петербург в июне 2009 года.
6 числа, в день моего 70-летнего юбилея, я был удостоен чести выступить с чтением отрывка из моей поэмы «Пушкин» на традиционном концерте у памятника Поэту на Мойке 12. Моросил мелкий дождь, но народу в скверике собралось достаточно много: 210 лет А.С. Пушкину!
После моего выступления, когда я направлялся к группе друзей, меня ожидавших, ко мне подошла скромно одетая женщина средних лет: «Не могли бы Вы уделить минуту внимания моей внучке, которая пишет стихи?» Отказывать в просьбах — не в моих правилах, а потому я сделал соответствующий знак ждавшим меня людям, и девочка стала читать удивительные стихи, написанные ею ещё год назад.
Вы, несомненно, поймёте, что я почувствовал и для чего включил данный эпизод. Девочке, назовём её Дашей, было всего 10 годков!

Прошло около двух лет, и Даша решила принять участие во взрослом поэтическом конкурсе «Серебряный стрелец». До тех пор, пока на сайте не появились присланные ею стихи, она оставалась в моей памяти автором единственного стихотворения, прочитанного в тот сумрачный и такой незабываемый петербургский день.

И снова я ощутил чувственный спазм, подкативший к горлу. Я уже знал (да простят меня коллеги по судейству), что как член жюри поставлю ей высокий балл! И это при том, что уровень поэтов, соревнующихся за призовые места, был чрезвычайно высок, и будет немало стихов, написанных более профессионально, чем стихи двенадцатилетней девочки. И мы с женой, как организаторы конкурса, позволили себе учредить специальный приз «Энергетика Творчества», который и был вручён девочке Даше при церемонии награждения.

Вернусь, однако, к теме энергетики творческого процесса. Я смотрю на картину, висящую на стене моего кабинета: это петербургский пейзаж, написанный профессиональным художником, закончившим Санкт-Петербургскую Академию художеств. Достойная работа, на которую у автора ушло, вероятно, немного «унылого» времени. проведённого за мольбертом. При всей прелести изображённого пейзажа, я не чувствую сильной энергетики в этой картине.

Несколько отвлекусь от темы, чтобы рассказать о методе, вероятно, не мной придуманном, но которым я часто пользуюсь в жизни для большего понимания тенденций того или иного процесса или явления. Я довожу действующие параметры до абсурда сначала в одну, а потом в другую сторону, и мне становится ясным, в какой части этой искусственно созданной «дистанции» находится «статус-кво».

Теперь предположим, что этот петербуржский пейзаж написан ребёнком пяти лет... Чувствуете разницу? Разве у Вас не захватит дух при мысли, как такое мог сделать маленький мальчик, нигде этому не учившийся? Вы справедливо сочтёте его гением. И у Вас подступит комок к горлу... Это я и называю «энергетическим прорывом», и далеко не каждый день мы сталкиваемся с подобным феноменом.

Если стихи, написанные Дашей, сочинил бы умудрённый в стихосложении человек зрелого возраста с его знаниями, интеллектом, жизненным опытом, они бы мне понравились, но не более того.

Я понимаю, что изложенную мной точку зрения оценки творчества с учётом энергетики представляемого материала далеко не каждый читатель одобрит, но имеется соображение и обратного порядка: именно потому, что для некоторых из них моя мысль может показаться рациональной, я и включил её в нашу беседу.

Коснусь ещё одной частности, а именно того непреложного факта, что при самой высокой энергетике некоторые индивиды могут оказаться совершенно безразличными к творчеству автора. Тогда, даже обладающий самым высоким потенциалом предмет искусства, не сумеет «пробиться» к «своеобразной» сенсорной системе реципиента. По-моему я адекватно отразил эту мысль в стихотворении «Поражение»

Шумно правит бал мирской
Сатана,
А поэту-лирику давит грудь.
И струит, загадочна и бледна,
Полоса, что названа «Млечный Путь».

Там кисельно пенятся берега,
Там ладьи плывут в молоке.
Моя жизнь прекрасному отдана,
Не отдам и часть её Сатане.

Мне перо гусиное и чернил,
И бумаги лист, чтоб писать…
Я вам столько россыпей сочинил,
Звал потрогать их, посчитать.

Но напрасна боль моя – суета.
И звучит то реквием, то хорал.
Люди гибнут радостно за металл –
Значит…
я Ему проиграл.

Теперь я хочу перейти к анализу энергетики творчества, основываясь на понятиях темы и её воплощения. Существует мнение, что Жюль Верн, в отличие, например, от Герберта Уэллса, был слабым писателем, но человек широкой эрудиции, он сумел создать произведения такой силы, при которой чисто литературные, писательские его способности, уже не имели решающего значения: его романами зачитывались поколения молодёжи во всех странах мира.
Теперь обратимся к другому всем известному гениальному произведению – роману Пушкина «Евгений Онегин». На первом уровне прочтения, т.е. абстрагируясь от исследований пушкинистов, находящих в содержании этой работы «второе» и так далее «дно», роман передаёт нам весьма банальную житейскую ситуацию, и если бы не пушкинская лира, то, весьма вероятно, никто бы так и не узнал о любви Татьяны, гибели Ленского, о нежданно проснувшейся страсти Онегина… Такими историями полнится светская хроника всех времён. Только гениальное воплощение этой темы выдвинуло роман в число лучших произведений русской литературы.

Для непреходящего успеха произведения требуется «энергетический прорыв». Автору недостаточно определённой формы допинга в виде внутреннего волнения, любовных переживаний, алкогольного угара и подобных экстремальных состояний. Ему недостаточно избыточного выброса адреналина, либо жгучего желания обыграть интересную тему, неординарное словосочетание, свежую рифму, головокружительную метафору… Необходима самая «мелочь» – Талант!

Бывает, что тема, существующая вне автора, в силу избыточной энергетики, заложенной в описываемое событие, не может оставить равнодушным читателя, даже если работа выполнена бесталанно, и это, нередко, сбивает читателя с толку. Поэт должен «уметь» настолько вдохновиться «сором», из которого, по выражению Анны Андреевны Ахматовой, «растут стихи», чтобы всё вышеперечисленное переросло во внутренние вибрации, являющиеся необходимым элементом творчества. Я намеренно беру в кавычки слово «уметь». Таланту научиться нельзя, и если Бог не вдохнул в человека этот благословенный дар, значит его в этой жизни у этого человека уже не будет никогда. Ко мне неоднократно обращались авторы с просьбой отобрать из множества написанных ими стихов то, что могло бы составить «маленький сборник истинной поэзии». Такие просьбы меня немало пугали: не хотелось ни разочаровывать, ни кривить душой. В поэзии любого, даже самого именитого поэта, всегда имеются стихи менее удачные, да и оценка во многом зависит от предпочтений и вкуса читающего.
Существует мнение, что автора надо оценивать по самому лучшему стихотворению, но если и лучший стих лишён основных атрибутов поэтического дара, то, как говориться, мне очень жаль…
Закончить нашу беседу я хочу двумя стихотворениями, тематика которых так или иначе относится к теме сегодняшней беседы. Стихотворение «Ответный удар» написано в ответ на четверостишие (кстати, не лишённого известной доли образности) замечательного поэта Леонида Сорока.
Удар покуда не получен
То прямо в душу, то под дых,
Покуда ты благополучен,
Всё, что напишешь – пресный жмых.

Рассосались гематомы прошлых лет,
Скучным, словно жмых, стал мой сонет…
Мне бы снова под гитару горло драть
И свинчаткой, как перчаткой, получать.
Скулы на бок, жалость девок заводских –
Вот тогда-то и напишется мой стих,
Пусть я бездарь, рифмоплёт и дилетант…
Дали в морду – значит, выдали талант.
Полно, критик, я ведь многое знавал
Перед тем, как мне войти в парадный зал.
Философия, груз пролетевших лет,
Труд и божий дар – вот весь поэт.
Жажда Таланта
Подари, природа, мне пароль,
чтоб я мог создать простое чудо,
испытать целительную боль
и откушать царственного блюда.
Я рифмую всё, что впереди,
маясь в экстатическом ударе:
чувств полёт на ветреном пути,
лес в осеннем лиственном загаре.
Как старатель, золотую нить
я ищу, но чуда жду впустую…
Чтобы душу не испепелить,
я своё сознание врачую.


Эмигрантская поэзия

Вопрос о существовании так называемой «эмигрантской поэзии» – вопрос неоднозначный и достаточно субъективный и потому не имеющий окончательного ответа. Спорить на эту тему бессмысленно. Давайте оставим за литературными «профи» прерогативу написания статей с рассмотрением всех «за и против». Тем не менее, затронув эту тему, хочу поделиться некоторыми частными соображениями.

Для начала позвольте мне задать вам вопрос: Скажем, человек избрал для своего местожительства другую страну, или работает там по контракту. Будут ли стихи, написанные им в зарубежье, эмигрантскими? Существует русская поэзия. Тот факт, что значительная часть её создаётся авторами, по тем или иным причинам проживающими вне России, лишь добавляет к ней определённый шарм.

Лично мне это представляется таким образом: После закрытия границ великого Союза и вплоть до его распада (а если говорить о некоторой «инерции мышления», то ещё какой-то срок), теряя свою основу и затихая, существовало химерическое определение: «эмигрантская поэзия». Этот термин, имел уничижительную коннотацию и некую политическую окраску. А сколько блестящих произведений было написано в добровольном или насильственном изгнании!..

Определённые различия, обусловленные средой обитания авторов, несомненно, существуют, и это естественно. Тематика произведений, динамика развития изображаемых в них событий, сам язык, претерпевший гораздо меньшее влияние новомодных образований и несколько отличающийся от языка метрополии, – всё это накладывает свой зримый устойчивый отпечаток.

Судьбы «поэтов зарубежья», так же, как и судьбы их произведений в различные периоды ближайшей истории изобилуют массой интереснейших фактов, но давайте посмотрим, что же «выпало в осадок» ?..
Прежде всего, нельзя обойти стороной такое явление, как ностальгия. Мне неоднократно говорили, что я ностальгирую по России, чем немало меня удивляли. Да я и сам, когда меня вольно или невольно возвращали к этой теме, удивлялся, понимая, каким образом (вернее, какими стихами) я протоптал дорожку к подобному мнению. Да, тоска по родине является одним из важнейших сторон обсуждаемой темы. Должен сказать, что диапазон ностальгических переживаний, а вместе с этим и отражение их в творчестве может находиться в пределах двух экстремальных состояний: от полного отсутствия таковых (что достаточно редко) и до острейшего нервного срыва, способного уничтожить личность. От чего это зависит, вполне предсказуемо. Во-первых, от психических особенностей личности, его способности противостоять стрессу, особо в тех случаях, когда проживание вне России оказалось результатом насильственных действий. Важно, безусловно, и новое окружение, и возможность контактов с друзьями на Родине, и наличие общения со своим читателем, и массой других факторов. Если это отражается на тематике и настроении стихов поэта, то этот тонкий пласт поэзии можно отнести к «эмигрантской». Приведу такой пример: У меня есть хороший приятель, земляк-ленинградец и поэт. Живёт в Штатах уже много лет и, не скрывая своих чувств, скучает по родному городу. Пишет замечательные стихи. И всё о Петербурге. Если вернуть его туда, то тоска и, вероятно, боль, стимулирующая его поэзию, исчезнет. Вот вам настоящая ностальгия.
Мой личный опыт в этом плане представляется несколько амбивалентным. С одной стороны, мне никогда не казалось, что меня как-то беспокоят ностальгические настроения, а с другой – я с удивлением отмечал в стихах (хоть и не часто) такие строки, которые это опровергают. Что удивительно, что идёт это из подсознания. Пронзительно много работая, я не бывал на природе, никогда не был туристом, грибником, любителем рыбной ловли, но вот, что я пишу, судите сами:

Никогда я не скитался по Руси,
В деревнях попутных коротая срок,
И в телеге жёсткой не исколесил
Я размытых непогодою дорог.

Не вдыхал я ароматов зрелых трав,
Не сидел, обняв дивчину, у плетня,
Никогда не ночевал в крутых стогах,
Не касался я ни сбруи, ни коня.

Не согрела мне та матушка постель,
Я уехал – и дороги нет иной...
Почему ж кричит надсадно коростель,
Остро пахнет наливною бузиной?

Оказалась неизбывною юдоль,
Что певец российской удали воспел, –
Потому в стихах залётных та же боль...
Неужели я, болезный, обрусел?

Или просто в подсознанье не стереть,
Как клюют поутру бойко караси...

По спине моей гуляет, словно плеть,
Память белая студёных русских зим.

При современных скоростях передачи информации связь людей, проживающих в разных странах, несоизмерима живее, присутствие и влияние родного языка посредством многочисленных средств общения является перманентным. Тем не менее, люди, проживающие вне России, дольше сохраняют язык в его прежнем виде – впрочем, несоизмеримо короче того, что имело место в своё время в среде первой эмиграции в начале 19 века.

Стихотворение, которое я сейчас прочту, написано вне России, но давайте согласимся, что подобная перекличка компьютерного экрана с ушедшим миром слов и понятий могла быть создана и в России. Параллельные миры

Охровый сад на экране компьютера…
Мерная прелесть осенней поры.
Полузабытым радушием хутора
Пахнут старинных деревьев стволы.

Им, янтарём золотистым одаренным,
Не осознать электронных времён.
Свежими красками, утренним маревом
В грусть утомлённую сад погружён.

Неторопливо проходят видения,
Пятнами память приносит слова,
И смоляной аромат вдохновения
Увековечен движеньем пера…

Словно дожди, в этот мир, зачарованный
Шелестом ветра и пением птиц,
Кружевом неба и снега покровами,
Льются из космоса сонмы частиц.
Им не постигнуть согласия странного
Медленно машущих крыльями стай,
Ветхой скамьи естества деревянного,
Трости, забытой на ней невзначай.
Осмелюсь заметить, что именно поэтам вне зависимости от географических широт их проживания русский язык обязан своей образностью, сохранением и активизацией богатого словарного запаса, тонкостью и меткостью определений – всему тому, что называется Поэзией с большой буквы, что звучит достойно, продолжая традиции великих наших бардов.

D;j; vu

Хрусталь блестит, хоть люстры стары,
Камин, графиня со стены
Глядит из бронзовой оправы,
И канделябры зажжены.

В углу две элегантных трости,
Идут каминные часы,
Хозяев нет, далече гости,
Лакей лениво трёт усы.

А стол накрыт, на нём сверкает
Сервиз на дюжину персон,
Степенно свечи догорают...

И снится мне чудесный сон:
Я в этом доме жил когда-то...

И, покоряясь волшебству,
Играю «Лунную сонату»,
Переживая d;j; vu.

Стихотворение «Отпечатки губ» ждёт своего композитора. Разве этот текст не напоминает слова забытого романса?

Снимите отпечатки губ с моих ланит,
И я умоюсь утренней росою,
Пусть память девичья твой образ не хранит,
Пускай забудется, что сделалось со мною.

Меня обидел ты, распяв на ложе снов,
Я верила в шептанья, как в молитву,
Но ты ушёл, не проронивши слов
Прощания, не затворив калитку.

Ты встретился с наивной простотой,
Но всем вокруг являя перемену,
Живу весёлой, дерзкой, озорной,
Мужчин карая за твою измену.

Не спится ночью мне наедине с собой,
Мерцает в канделябре дней остаток,
И в зеркале старухою седой
Найду ли губ истлевший отпечаток…

Заканчивая беседу об «эмигрантской поэзии», прочту ещё одно стихотворение о милых ушедших временах, которые, словно в музее, представлены на страницах сборников стихов на всех континентах, сборников, сохраняющих для потомков богатство русского языка.
Осколки памяти

Петра томленье,
в веках застывшая Нева,
Оград смиренье,
отважность каменного льва,
Рассвета влажность,
пробитый шпилем тучи плед,
Соборов важность,
кабриолета свежий след.

Стрела проспекта,
мостов чугунных кружева,
Сирени ветка,
зелёной бронзы старина,
Театров звуки
и перламутровый лорнет,
Поэта руки
и ненавязчивый сонет.

Прелестниц бывших
ещё неотразимый шарм,
Салонов пышность,
игривое “cherchez la femme”,
И шёпот тайный,
мазурки выход на паркет,
И стол игральный,
квартет, записка и корнет.

Очарованье
и пересуды давних лет,
В любви признанье
и данный смолоду обет,
Круженье вальса,
волна блестящих эполет,
Движенье пальца
и конь, гарцующий вослед.


Стихи помогают, как люди

Недавно попалось мне на глаза выражение: „Стихи помогают, как люди“ за подписью Марины Ходорковской – матери Михаила Ходорковского – и появилось желание посвятить затронутой теме ещё одну беседу. Подспудно она давно дозревала где-то среди остальных тем моей скромной библиотеки бесед. Действительно, помогают ли людям стихи, кому и каким образом они помогают?

Для того, чтобы разобраться в этом вопросе, давайте сначала перейдём к конкретике. Объявлен творческий вечер поэта. Собираются слушатели. Их в настоящее время приходит сравнительно немного: век такой… Несмотря на то, что поэзия всегда представляла собой некое элитарное занятие, когда-то чтения хороших поэтов собирали стадионы. Сегодня, хорошо, если небольшой зал заполнен. Что произошло? Да многое! Во-первых, при всех достижениях прогресса в сутках по-прежнему осталось 24 часа, которые в современном обществе буквально „съедается “многочисленными технологическими новинками. Люди ведут постоянные телефонные переговоры, не выпускают айподов из рук, и так далее, и тому подобное (нет нужды их перечислять - вы их все знаете). На книги вообще и на стихи в частности остаётся всё меньше и меньше времени. Более того, тенденция к деградации языка, к его упрощению дала свои предсказуемые результаты, о чём я говорю с вами в других беседах о литературе.

Итак, на творческий вечер поэта собрались те, для кого поэтическое творчество до сих пор представляет интерес. Подобное мероприятие должно занимать по моим понятиям не более полутора часов. Слушатель не должен утомиться до состояния „посматривания на левое запястье“. Желательно, чтобы он по окончание вечера прокомментировал его примерно такими словами; „хорошо, жаль, что мало“… Естественно, все наши рассуждения относятся лишь к настоящей, сильной поэзии и хорошему чтению. Итак, поэту необходимо удержать интерес и внимание аудитории. Если просто читать (даже умело) в течение полутора часов стихи, то количество таковых зашкаливает. Действительно: сколько шоколадных конфет может поглотить за один присест даже большой их любитель? Вы понимаете, о чём я… Бардам проще: тот текст, который может быть прочтён менее, чем за минуту, звучит под струны гитары как минимум в три раза дольше, часто повторяется и воспринимается легче, поскольку „переваривание“ того же материала за более длительное время упрощает задачу. Более того, сама тематика произведений, исполняемых бардами, в основе своей несколько ближе к „земным радостям“, тогда как поэт может читать более трудные для восприятия на слух тексты (скажем, философскую лирику). Существует и ещё один интересный феномен: слушатель любит исполнение знакомых ему песен, часто знает их тексты наизусть, что не требует от него умственного напряжения и доставляет лишь удовольствие, чувство сопричастности.
От поэта же каждый раз ждут новых стихов, не подозревая, что предлагаемый слушателю поток информации, требующей осмысления, он не в силах объять и успешно переработать за короткий промежуток времени. Поэт по опыту своих предыдущих выступлений это понимает и стремится „разбавить“ поэтический материал различными – назову их „байками“ – на предположительно интересные темы.

В творчестве каждого значительного поэта имеется „джентельменский“ набор стихов на взволновавшие его в разное время события личной или общественной жизни. Это и любовная лирика, и философская, это стихи о природе и гражданские, и многое другое. Одни стихи лучше читать со сцены, другие требуют самостоятельного погружения в них, неоднократного прочтения, дабы осмыслить заложенный в них более глубокий, чем при начальном прочтении, смысл. Отбирая стихи для поэтического вечера, я удерживаю себя от чтения таких стихов, которые представляют трудность для восприятия, или же слишком насыщены отрицательными эмоциями. В конце концов, люди приходят к тебе на концерт, чтобы отдохнуть, получить удовольствие. Поэту приходится прослеживать эмоциональное состояние зала, дозировать определённую тематику. Великие исполнители, подобно Михаилу Казакову или Сергею Юрскому, никогда заранее не знали, что и сколько они будут читать в тот или иной выход на сцену. Ориентиром им служили состав слушателей, реакция зала, идущими из него флюидами.

Однако, вернёмся к теме нашей беседы о стихах, которые помогают. Как всегда, я проиллюстрирую на своих собственных произведениях высказанные мной соображения.
Возьму короткое стихотворение из философской лирики „На каждое горе“
На каждое горе есть большее горе…
Но надо держаться за нить,
Наплакавшись вволю, принять свою долю
И губы в улыбку сложить.

С судьбою не споря – на то Божья воля
Рассветом плеснуть на закат –
Испей своё море, пройди своё поле…
Поля есть длиннее стократ.

Стихотворение это довольно „прозрачное“. Во-первых, оно перекликается с общеизвестным народным изречением: „Жизнь прожить – не поле перейти“, во-вторых, чётко и, пожалуй, однозначно излагает в рифмованной форме известную мысль о том, что всё в мире относительно. Помогает ли человеку такое стихотворение? Думаю, что должно, если он его прочтёт…

А вот другое стихотворение „Просто о жизни“.

Всё чаще и чаще на волю
Рвутся заряды тротиловые,
Когда мы бежим по полю:
Куда же, куда же, вы, милые?

Чем дальше, тем гуще залежи
Массы опасной, критической.
Взвод наш редеет, ужаленный
Волной раздвоения личности.

Короткими перебежками…
Где наши миноискатели?
Чуть оступились, замешкались –
Радуйтесь встрече с Создателем.

Ставки мы делаем крупные,
По полю жизни торопимся…

Мама, какие мы хрупкие –
Господу Богу помолимся.

Оно также написано на тему сложности бытия. Речь как будто идёт о военных действиях в то время, как имеется в виду обычная мирная жизнь, в данном стихотворении описанная как бег по минному полю. Имеется как бы „второе дно“, т.е. несколько скрытый для первого прочтения смысл Во время концерта, когда вослед практически сразу читается другое стихотворение, истинное восприятие его представляется мало невозможным. А ведь имеются стихи, требующие и более „серьёзного“ прочтения, за которым скрывается более глубокий смысл. Более того, даже при полном понимании мысли автора у слушателя или читателя могут возникнуть принципиальные разногласия в понимании или трактовке того или иного события, философского видения вопроса.

Стихи о природе, как правило, не вызывают несогласия с содержанием. Какие возражения может вызвать описание красоты естества?
Параллельные миры

Охровый сад на экране компьютера…
Мерная прелесть осенней поры.
Полузабытым радушием хутора
Пахнут старинных деревьев стволы.
Им, янтарём золотистым одаренным,
Не осознать электронных времён.
Свежими красками, утренним маревом
В грусть утомлённую сад погружён.

Неторопливо проходят видения,
Пятнами память приносит слова,
И смоляной аромат вдохновения
Увековечен движеньем пера…

Словно дожди, в этот мир, зачарованный
Шелестом ветра и пением птиц,
Кружевом неба и снега покровами,
Льются из космоса сонмы частиц.

Им не постигнуть согласия странного
Медленно машущих крыльями стай,
Ветхой скамьи естества деревянного,
Трости, забытой на ней невзначай.

От стихотворения, только что мною прочитанного, веет спокойной грустью. Оно также несколько философского порядка и располагает к размышлению о жизни.
Гражданская лирика… Я бы даже назвал её „социумная“ лирика. Мы не можем оставаться равнодушными к тому, что происходит в нашей жизни, в обществе, в котором живём, в отношениях между людьми, народами и государствами. Поэзия позволяет в краткой форме, с мощным эмоциональным зарядом высказать отношение (опять же, неоднозначное) к происходящему.
Синдром

Во все времена и эпохи правлений
закон неизменен и ждёт проявлений,
и если лакею дать право быть равным,
то он это право применит для травли.
Чем выше ваш ранг и чем знатнее имя,
тем больше его распирает гордыня,
и вскоре кордон из расшитых ливрей
куражится всласть у дворцовых дверей.

Так малая власть развращает ничтожных,
так правда становится кривдой и ложью.
Распятый Христос в мелочах узнаваем…
Глумится толпа над царём Николаем.

Думаю, не каждый либерально настроенный читатель согласится с изложенной формулой: „ если лакею дать право быть равным, то он это право применит для травли“. Но, как бы ни противоречивы были мысли по поводу любого противоречивого высказывания, подобные стихи будят мысль, заставляют задуматься, согласиться или возражать, и в этом их польза.

Ещё один аспект того, как поэзия помогает людям. Есть стихи просто познавательные по содержанию, по лексике автора, по желанию композиторов положить стихи на музыку и обогатить жизнь людей замечательной песней, романсом. Стихотворение „Колыбельная“, положенное на музыку композитором Александром Покидченко, стало одним из любимых произведений для сопрано.
Утихли голоса, часы каминные
С луною спелой дышат в унисон,
А ты не спишь, не спишь часами длинными,
Ресницами покачивая сон.
Ложится полумрак на одеяло,
И полудрёма оплела кровать,
Душа стремится улететь в Начало
И побродить, пока ты будешь спать.
Мерцает сумрак чуткий, утро вскоре,
Светлеет диск на небосклоне снов,
И звёздное стаккато в мощном хоре
Стихает под камланье ведунов.
Я помолюсь на образ в старой раме,
Поберегу твой сон – ещё поспи-ка...
Пускай поляна манит васильками,
И пусть тебе приснится земляника.
А вот пример того, как сохраняется в стихах историческая память, намять о событиях, которые забывать нельзя. Стихотворение „Расстрел“, которое я уже неоднократно иллюстрировал в своих беседах, не из тех, которые читаются на выступлениях. Оно слишком эмоционально насыщено, а потому оставляет слушателя опустошённым, не способным к получению следующей за ним информации. Вот это стихотворение о событии, имевшем место в далёком 1942 году.
Памяти Симы Штайнер, погибшей в единоборстве с офицером СС у расстрельного рва
Голые люди - расстрел на Подоле…
Дети с глазами, как синее море,
Карие очи красавиц еврейских,
Старые люди со скорбью библейской…
Криками смерти и голосом пули
Воздух наполнен, как зноем в июле.
Только морозно, и страшно, и жутко…
Мамы, едва не лишившись рассудка,
Прячут детишек за спинами старших.
Взвод полицаев, безжалостных, страшных,
Смертью багровой, как спелый бурак,
Переполняет бездонный овраг.
Обувь, одежда, тела под ногами
Зверски истоптаны их сапогами.
Жизнь замирает у грязной земли
С каждой охрипшей командою: «Пли!»
Немец эсэсовским блещет мундиром,
Видно, недавно он стал командиром,
Здесь он хозяин, судья, властелин,
Этот надменный холёный блондин.
“J;dischen Schweine” пред ним, а не люди,
Девушки прячут стыдливые груди,
Белые, словно испачканы мелом…
В новом ряду под нещадным прицелом
Видит он образ красавицы статной,
И улыбнулся фашист плотоядно.
Думает он: «Эти скорбные лица
Мерзки и жалки, но эта девица
Так хороша, молода и невинна…
Даром, что младшая дочка раввина,
Смерть ей отсрочу я временным пиром»…
И подошёл к ней, упёршись мундиром:
«Эта Wir werden nicht надо стрелять,
Рейху послужишь, еврейская бл&дь».
Злость на восставших губах закипела,
Страшно зубами она заскрипела,
В глотку фашисту, взметнувшись всем телом,
Мёртвою хваткой вцепиться успела,

Рвала зубами артерию, жилы,
Плоть напрягая, пока были силы.
Брызнула кровь, как вскипевшая брага,
Их увлекая в безумье оврага…
Свадьбы кровавой не видел слепец –
Дочери юной несчастный отец,
Старый раввин, он твердил, как присягу,
Древней Кол-Нидре короткую сагу,
Мерно качаясь, просил он у Бога…
Только сгорела его синагога.

Затронутая тема бездонна. В любом случае, Поэзия – это соприкосновение с прекрасным, но надо желать этого соприкосновения, а потому, я бы сформулировал начатый разговор следующим образом: Стихи помогают настолько, насколько сами люди готовы помочь себе стихами.