Владимир Саришвили. "Эдуард Шеварнадзе - каким я его видел"

  

 В 1990-е годы парламент Грузии находился в бывшем здании ИМЭЛ – института философии имени Маркса-Энгельса-Ленина.
Журналисты обитали там вперемешку с депутатами и даже самой «верхушкой». Подойти можно было без проблем к любому. Но Шеварднадзе всё же ходил по коридорам с охраной – президент как-никак. И вот однажды вижу его, одиноко прислонившимся к колонне. Недолго думая, подхожу, говорю по-русски, потому что работаю на российское издание: «Батоно Эдуард, никак не могу прорваться к Вам на интервью».
В ответ – знаменитая улыбка: «Ну вот, прорвались. Только давайте через пресс-секретаря».
- Но мне бы эксклюзив.
- Скажите в пресс-службе, что я дал согласие. Только вопросы заранее передайте, и мы найдём время пообщаться.
Не помню уж, по каким причинам эта встреча не состоялась, но я заметил, что меня стали приглашать в поездки.
***
Самолёт на один из саммитов стран СНГ. Журналисты гадают – в каком расположении духа президент. Уж очень хочется спросить об ожиданиях.
И вот появляется Эдуард Амвросиевич. Это – дело обычное: на подлёте к месту назначения все члены делегаций всех стран ходят «куда царь пешком». Чтобы не испытывать дискомфорта во время встреч на ковровых дорожках.
«Два слова, батоно Эдуард!» - с деланной жалостливостью затягивает одна из наших.
В ответ – выразительное потирание большого пальца об указательный – мол, интервью денег стоит.
Я выхватываю из-за пазухи недавно вышедший в свет свой поэтический сборник и говорю: «Батоно Эдуард, денег у нас нет, может, книгой возьмёте?»
Неторопливо перелистав ещё хрустевшие страницы, президент с напускной суровостью вопрошает: «Кто скажет, что деньги дороже книги?».
Возражающих не нашлось, и мы несколько минут пообщались с Эдуардом Амвросиевичем. Вконец обнаглев, я вылез из-за кресел и занял диспозицию у «стратегического объекта». И представьте, «срубил» ещё одну фразу у президента, возвращавшегося в свой салон.
Не угомонившись на этом, я оставался по месту караула, пока не опросил всех членов делегации – премьера, главу МИД и т.д.
Коллеги поздравили меня с учреждением нового жанра в журналистике - о названии его легко догадаться.
***
Но был и другой Шеварднадзе – и таким я видел его в в сентябре 1993, в дни падения Сухуми.
Мы, аккредитованные при администрации главы государства журналисты, сидели в ожидании сводок из театра военных действий – неподалёку от кабинета Шеварднадзе. И вдруг он появляется. Лицо бледное, окаменевшее.
- Я лечу в Сухуми защищать город голыми руками. Кто хочет лететь со мной – препятствий не будет.
Вызвалось, кроме меня, ещё семь добровольцев, среди нас одна девушка.
Я опущу многие подробности тех страшных дней – дневники сохранились, опубликована и поэма, отобразившая всё увиденное там. Остановлюсь на эпизоде, когда мы присутствовали на совещании в сухумском штабе, и началась массированная бомбардировка. Свет погас, многие запаниковали. Шеварднадзе вёл совещание не изменившимся голосом. Каким-то боковым зрением почувствовав, что наша коллега вся дрожит, он обратился к ней: «Иди сюда, дочка». Усадил рядом, обнял и продолжал совещание.
Один из наших потом рассказывал: «Я у него спросил: «Батоно Эдуард, Вы заведомо знаете, что Вам не суждено погибнуть от пули или снаряда?». А он в ответ только улыбнулся – грустно улыбнулся».
И ещё запомнилось, как появляясь по утрам в сотрясаемом артиллерийскими ударами здании Верховного Совета, он подчёркнуто почтительно пожимал руки всем нам восьмерым – и это был не только знак приветствия.


Нанули Шеварднадзе: «Эдуард сказал мне: «Лучше потерять карьеру, чем любовь»
Это интервью так и не увидело свет тогда, в 1996 году. Моим работодателям оно показалось слишком пристрастным. Не имея привычки устраивать жаркие диспуты, я пожал плечами и просто спрятал его в архив. Теперь извлекаю эту беседу на свет, вспоминая библейскую мудрость о всём тайном, становящимся явным.
Статный вежливый охранник жестом церемониймейстера пригласил меня проследовать из летней беседки Крцанисской президентской резиденции в коттедж. По устланным ковром ступенькам поднялись мы в просторную гостиную, стены которой увешаны образцами современной живописи. Сразу бросается в глаза портрет Эдуарда Шеварднадзе. На мой вкус, художник умеет убеждать.
Но первая леди Грузии, расположившаяся напротив меня в глубоком чёрном кресле, иного мнения: «Это не его характер».
- Вам виднее, госпожа Нанули. Тогда, может быть, Вы сформулируете свой взгляд на характер нашего президента и Вашего супруга?
- А знаете, сколькие будут возмущаться этим взглядом? Впрочем, я не сторонница тактики «и нашим, и вашим». Всё равно недоброжелателям рта не заткнёшь. Вот ведь по Тбилиси ускоряет темп разбежавшаяся сплетня, якобы Нанули Шеварднадзе заявила по телевидению, что хорошая хозяйка может вести дом и на минимальную зарплату в 7 лари (5 долларов). Враньё, чистой воды враньё!
По просьбе патронессы прислуга доставляет веер, который будет отныне сопровождать нашу беседу в компании с кофе, конфетами и бутылкой коньяку забытого вкуса моих студенческих лет.
- Я-то как раз говорила, что на эти гроши жить нельзя, но надо постараться выжить.
- Чтобы страна выжила, рука кормчего должна быть несгибаемо твёрдой…
- Твёрдая рука не обязательно подразумевает холодное сердце. Уже 45 лет мы живём с Эдуардом. Это неторопливый, вдумчивый человек. Меня до сих пор удивляет, что он может вдруг расчувствоваться чуть ли не до слёз. Кто-то на днях сказал ему, что внук одного из подследственных мафиози бедствует. Я точно знаю, что это не так, а он вдруг забеспокоился – надо узнать – может, помощь человеку нужна…
У него феноменальное терпение и проницательность, беспредельная трудоспособность и не только умение, но и стремление прощать. Прощать ошибки, но не преступления. За последние 6 лет мы только раз отдохнули несколько дней в Боржоми, недавно вернулись. И главное, бесполезно было уговаривать его взять отпуск раньше, одна трата нервов, причём обоюдная…
- А что-нибудь может вывести Эдуарда Шеварднадзе из этого, как Вы говорите, феноменального терпения?
- При нём нельзя распускать сплетни. Сплетники навсегда лишаются его расположения.
- Среди политиков много вдумчивых, терпеливых, дальновидных. Но лишь единицы получают мировую известность. Только ли образом одной из ключевых фигур в деле развала СССР или Берлинской стены был создан международный имидж Шеварднадзе? Или он владеет какой-то тайной восточной дипломатии?
- Он хорошо играет в шахматы. И в буквальном, и в переносном смысле. Он умеет выигрывать благодаря проницательности и почти безошибочной интуиции. Но владелец какого-то философского камня дипломатии должен нравиться всем, а у Эдуарда много врагов, что доказывает: он – не политический алхимик.
Многие выдающиеся государственные деятели называют Эдуарда своим другом. Наверное, им импонирует его юмор, жизнелюбие. Он обладает какой-то оптимальной суммой качеств, необходимых для лидера.
- А случаются у вас ссоры?
- Восточная мудрость гласит: если хоть один из спорящих умён, ссоры не будет. Я полагаю, в нашей паре обошлось без дураков. Впрочем, Эдуард бывает крайне недоволен, когда я называю его гениониссимусом.
- Народная молва, которая считается лакмусовой бумажкой истины, гласит, что достигнуть политических вершин, не пойдя на сделки с совестью, невозможно. У Шеварднадзе есть противники и в России, и на родине, где ставят ему в вину суровые меры против инакомыслия, провалы военных компаний и многое другое…
- Не знаю, в чём Эдуард исповедуется своему духовнику, но я целиком поддерживаю все его действия. Порою нельзя было поступать по-другому. Как говорится, с волками жить – по-волчьи выть. Он ведь политик, а в политике донкихотство приводит к моментальному краху. Так что надо было выбирать.
Но я не собираюсь здесь дискутировать с оппозицией. У неё достаточно трибун для свободных высказываний. А если вы ждёте от жены осуждения любимого мужа, то вы ошиблись адресом…
Добрый глоток коньяку снимает лёгкое напряжение.
- Давайте поставим вопрос по-другому. Считаете ли Вы, что политик может быть святым?
- Он не святой. Он охотник. Он знает правила игры, меру риска, средства достижения цели. Древний охотник, добывавший для племени много дичи, пользовался всеобщим уважением. А он политический охотник, добивающийся мира и благополучия для своей страны. И, между прочим, небезуспешно…
- Если средняя зарплата – около восьми долларов…
- А вы предлагаете размножать деньги на ксероксе? Зарплата соответствует возможностям страны. Раньше и этого не было… В одночасье решить всё может только старик Хоттабыч. Нам постепенно помогают встать на ноги благодаря авторитету Эдуарда. Если бы 29 августа прошлого года его убили (имеется в виду покушение – В.С.), сейчас бы в Грузии шли сплошные перестрелки в духе «Великолепной семёрки». Я в этом глубоко убеждена. Как и в том, что Грузия, если не случится извержений вулканов или политических потрясений, в третье тысячелетие войдёт богатой и процветающей страной.
- А сам Эдуард Амвросиевич любит пострелять на досуге? Перепёлок, например…
- И стрелял, и вручал мне эти дурно пахнущие трофеи. Но я не ем стреляного. Впрочем, это было в ранней молодости.
- Расскажите, как вы познакомились?
- Я окончила филологический факультет Пушкинского института (ныне имени Сулхан Саба Орбелиани – В.С.). работала пионервожатой в Боржоми, куда он приехал простым советским отдыхающим. Рассказывал потом, что с балкона своего номера любовался, как я вывожу детей на линейку. Там, в Боржоми, и познакомились.
- Во время ухаживания он применял какой-нибудь собственный метод, как, скажем, в политике?
- Он же красавец, зачем ему была излишняя суета? Играли в волейбол, всё как-то само собой получилось. Но знаете, какие тогда были нравы? Он хотел взять меня под руку, а я ответила, что под руку буду ходить только с мужем.
Он спросил: «А что должен сделать человек, чтобы стать Вашим мужем? Влезть на самую высокую гору?» и, не дождавшись от меня ответа, на другой же день сделал предложение. Ответа на этот раз добивался очень активно, но я, выдержав паузу, просто разрешила взять меня под руку.
Свадьбу мы не сыграли – не было возможности. Но нашей любви пришлось выдержать намного более тяжёлые испытания. Он уже тогда был на хорошем счету, уверенно шёл вверх по лестнице партийной иерархии. А я – дочь репрессированного и расстрелянного отца (впоследствии Эдуард раздобыл его дело – чистый лист бумаги с фотографией, без всяких обвинений).
Я понимала, что это обстоятельство может погубить его карьеру и сказала Эдуарду: «Я круглая сирота, но в этом сиротстве таится опасность. Мой отец расстрелян».
Это подействовало на него, он помолчал, понимая, чем это грозит. И знаете, что ответил: «А мой отец хотел, чтобы я стал врачом. В случае чего, брошу партийную школу и поступлю в медицинский. Лучше поставить крест на карьере, чем потерять любовь».
А когда выселяли семьи «политически неблагонадёжных», помню, сестра примчалась к нам прятаться. Адреса нашей съёмной пятиметровой конуры никто не знал, а сестра жила по месту прописки. Пришёл Эдуард, узнал, в чём дело, и махнул рукой: «Подумаешь, поедем в Среднюю Азию, что, там люди не живут?». Он вообще старается ничего не осложнять, амбиций я в нём не замечала. Любит музыку, особенно народную, слух у него прекрасный. Поесть любит вкусно, сам готовил – особенно ему удавались шашлык и салаты. А коронное блюдо – яичница с помидорами. Стол надо было накрыть – сам бутылки, тарелки расставит. А как-то, будучи Первым секретарём Мцхетского района, подвёз старушку, которая ему деньги совать принялась…
Замужество стало для меня рубежом, за которым уже не было голода. А в военные годы мы с сестрой, бывало, по 4 дня крошки хлеба не видели. У неё начался туберкулёз. Я отправилась к соседу, он шапки шил, попросила взаймы пять рублей. Он охотно дал, и я до сих пор запомнила вкус чёрного хлеба, купленного тогда – ровно два кило. Принесла, отрезала, а сестра отвернулась: «Не могу, тошнит». Сейчас, с моим опытом голодания ради похудания, я знаю, что именно на 4-й день от пищи воротит.
Мама тоже болела туберкулёзом, он её и свёл в могилу. У меня до сих пор сжимается сердце, её же можно было спасти, будь хоть немного еды. А ведь рядом с нами ходили люди, которые ни в чём себе не отказывали, даже в икре…
- Так что же, история повторяется? И сейчас на тысячу голодных один меняет иномарки как перчатки…
- Мы попали в дикую стадию капитализма. На самом-то деле стремиться надо к социализму – к швейцарской, шведской модели… А мы жили в идеологическом социализме, построенном на принуждении. Многие до сих пор мыслят в плоскости той ментальности: «Государство нас не обеспечивает, как жить на 5 долларов?». Государство и не обеспечит, если люди его не обогатят собственным трудом.
Но видеть грузина с протянутой рукой – это боль свербящая. Никогда раньше грузин не просил милостыни. А дети, деловито снующие по вагонам метро или рассаженные умелым «художественным руководителем» по проспекту Руставели?
У нас с Эдуардом двое детей. Без ложной скромности скажу: в них нет барской заносчивости. У них даже комплекс развился. Вот внучка недавно мне выдала: «Я замуж не выйду, пока дедушка – президент. Чтобы знать – не на внучке президента женятся».
Мой сын школьником за полкилометра служебную машину останавливал – неудобно было перед одноклассниками.
- В последние годы Вы занялись благотворительностью, и теперь ясно, почему ваша организация особенно заботиться о детях и больных туберкулёзом.
- Меня избрали президентом международной организации «Женщины за мир и жизнь», филиалы которой открыты в Германии, России, США, Франции…
Помогаем беженцам на спонсорские деньги. В основном у нас сотрудничают энтузиастки, в штате всего три человека.
Хотите верьте, хотите нет, но мне приходится принимать в день человек 15-20, иногда стакан воды выпить некогда.
Беседовал Владимир Саришвили