Ночь в Румынии

Ночь в Румынии

   

В августе 44-го на карпатском направлении шли бои. Еще в апреле советское правительство заявило, что не собирается захватывать румынские территории, и призвало румынские войска прекратить военные действия против СССР и повернуть оружие против гитлеровцев. Успех Яссо-Кишиневской операции лучше всяких слов убедил румын в неизбежности нашей победы. 23-го августа пала военная диктатура Антонеску, и новое правительство объявило о прекращении военных действий против Советской Армии. Но немцы и не думали сдаваться. Войска 2-го и 3-го Украинских фронтов и прибывшие им на подмогу части с других фронтов с боями продвигались вглубь Румынии, все еще занятой фашистами. Используя горно-лесистую местность, противник оказывал упорное сопротивление.

К вечеру подразделения наших войск, переброшенных с севера, подошли к ущелью, на другой стороне которого закрепился неприятель. Усталые люди расположились на отдых. Мгновенно, как это бывает в горах, пала ночь. Но близость врага не давала людям угомониться, и время от времени в воздухе свистели пули, летящие в обе стороны. Младший лейтенант прилег на землю. Над ним было звездное южное небо, с которого, как ни в чем не бывало, подмигивали звезды. И все это так напоминало полюбившуюся всем за годы войны песню, что, сам не понимая, как это получилось, он запел.  

 

Темная ночь, только пули свистят по степи,
Только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают...

 

В начале 43-го после окончания курсов младших лейтенантов его отпустили на побывку к невесте, которая была эвакуирована на Урал. В армию он вернулся командиром роты и женатым человеком. Он был хорош собой, популярен, храбр. У него был сильный, красивый баритон – после поступления в университет он занимался в оперной студии, и невеста его тогда ревновала – и сейчас все замолкли, слушая этот голос.

 

В темную ночь ты, любимая, знаю, не спишь,
И у детской кроватки тайком ты слезу утираешь.

 

У него уже была дочь, жена прислала недавно фотографию младенца, лежащего на животе. Младший лейтенант помнил свою фотографию в таком возрасте в семейном альбоме – он был куда пухлее, чем дочка. Жена, конечно, получает за него аттестат, но хорошо бы послать ей что-нибудь, чтобы обменяла на продукты.

 

Как я люблю глубину твоих ласковых глаз,
Как я хочу к ним прижаться сейчас губами!

Он очень тосковал по жене. Ее маленькая фотография лежала в нагрудном кармане вместе с партбилетом – на фронте он вступил в партию. Его молоденький ординарец, мечтавший после войны стать художником, сделал с фотографии увеличенный карандашный портрет, который младший лейтенант носил в планшете.

 

Верю в тебя, в дорогую подругу мою,
Эта вера от пули меня темной ночью хранила...

 

            Он вдруг заметил, что вокруг стоит пронзительная тишина, выстрелы прекратились, и только песня разносится по ущелью – как будто и войны не было. Это было как массовый гипноз, наваждение, навеянное ночью, звездами, песней и мечтой о далеких близких. Но за ущельем – рукой подать – был враг, а рядом, скрытые темнотой, – свои, его боевые товарищи.

 

Смерть не страшна, с ней не раз мы встречались в степи.
Вот и сейчас надо мною она кружится.
Ты меня ждешь и у детской кроватки не спишь,
И поэтому знаю: со мной ничего не случится!

 

            Когда он допел, на стороне немцев раздались редкие аплодисменты. Потом стали хлопать все больше, все сильней, доносились фразы по-немецки, можно было разобрать выкрики «браво!». Зааплодировали и наши. И до утра уже никто в ту ночь не стрелял.

            Перед рассветом, после артподготовки, они снова пошли в бой. «К концу сентября советские войска завершили прорыв стратегического фронта противника на протяжении 500 километров и продвинулись на глубину 750 километров. 12 сентября в Москве Советское правительство от имени союзников — СССР, Англии и США — подписало соглашение о перемирии с Румынией. В боях за освобождение Румынии от фашистского ига советские войска потеряли убитыми 69 тысяч человек».

            А с младшим лейтенантом и правда ничего не случилось. Он закончил войну в Берлине лейтенантом и в 46-ом вернулся домой к жене и дочке. Иногда, сидя у детской кроватки, он вместо колыбельной пел ей «Темную ночь» и, глядя на сонную щеку и светлые кудряшки, думал о том, как ему повезло.

Чудесный карандашный портрет жены лейтенант хранил всю жизнь как память о своем ординарце, которому так и не довелось стать художником, – он погиб в 45-ом, освобождая Польшу.