Поэзия
- Подробности
- Категория: Владимир Ильин
- Дата публикации
- Автор: Kefeli
- Просмотров: 2243
Homo Karadagus
(в і д г у к)
Прелюдия, август, дорога
Глаза мои, Тясмин и небо
солнцем все трое цветут –
тринадцатый день бесконечен.
Десятым удвоился день,
которого не было вовсе, –
словами расстрелянный день.
Двенадцатый тоже скосили –
тринадцатый, значит, утроился,
вот и… давимся трижды...
Словами расстрелянный день...
Кому те слова явились?
И кто словами стрелял?!
Три дня за три года зачтутся?
А может быть, вычтутся просто?
А может... Не все ли равно?!.
Пауза
Опорный пункт – Каменка,
“опираемся” минут на тридцать,
чтоб отдохнула дорога…
Война людей, не людей…
Оружие – зло,
и армия – зло,
и то, и другое – война!
Осетии слезы и Грузии,
России глаза сухие,
мои – уже не глаза…
Украина – эквáториáльная,
где-то с Сахарой рядом
и, как всегда, задаром.
Огонь в течение суток,
одна надежда на море!
Но ветер про море забыл.
Вот – закатилось солнце,
достанется всем по нóчи,
и снова забудут меня?!
Уме- и уми-,
примирения всем,
покоя всем, тишины!
Земля
Четыре стороны света
для глаз и для рук моих...
Больше не буду просить!
И небо открыто вечернее,
и нечто, скрытое в белом...
Больше не буду просить!
Как если бы вышел в поле,
а поле то – боль земная
и боль земная твоя.
Вот – онемею от боли,
как эта земля немая...
Не буду больше просить!
Дорога и память
Назовем этот поезд “Старательный” –
так он стереть все старается
до Белой Церкви, до белого...
Главное – сном не забыться
в этом забелом пространстве,
стосолнечнопленным не стать.
Испытание южным экспрессом,
ветрами стохвостыми солнца,
сковородоподобной степью...
Надмірно сонячна Миронівка –
вже залишок міста, не місто,
пожежників не вистачає!
Догорает земля до костей,
а день все еще не сдается –
одно Македонское солнце!
Щось загубив важливе,
проте залишилось інше,
дорога – не тільки дорога...
Море
Земля прервалась после Владиславовки,
в Айвазовском явилось море,
еще раньше моря – чайки!
Степь чайкам морем явилась,
выжженным солнцем морем,
карбоново-черным, слепым...
Луна
Луна теперь меньше моря,
всего лишь Луны – лунный след,
а вот поплыл – не доплыл…
Дорога к Луне – больше моря,
значит, и больше Луны,
больше взгляда и сил.
Спите, кто может, спите,
и кто не может, усните,
я – тоже, если смогу...
Над Карадагом
Да кто я вам? И вы крылаты,
и вам лететь уже пора,
тесны больничные палаты,
ограничения двора.
Где две степú в одну сойдутся,
над хлябью, твердью – небосвод,
взлетит в очнувшееся утро
окрыленный полуурод
над Карадагом и над жизнью,
своей и вовсе не своей…
Расплавленное солнце брызнет
горящей стаей голубей...
Когда…
Когда говорить можно с морем?
Утром! Когда в этом мире –
море, утро и ты,
ну, сам еще так называемый мир,
а все остальные, всё остальное –
есть или нет, не все ли равно?!
Когда говорить с человеком?
Когда он молчит и всё,
и ты тоже молчишь...
Читает кто?..
Стихи читаю на ухват –
какой ухватится, и ладно.
Иль это им дано читать
меня и скучно им изрядно?!
Уже прочли едва не всё,
восьмушка, может быть, осталась,
устало жизни колесо,
а жизни – менее, чем малость.
Но не решаюсь прерывать,
что голос вещий мне пророчит, –
чтоб слов неспешных благодать,
быть может, вновь вернулась к ночи...
Ветер крылья сложил
Обогнул Карадаг с севера –
север легко поддался –
до Щебетовки 9 км,
бросился-вырвался к морю
(три с небольшим километра),
чем и замкнул окружение!..
Обреченный на самосожжение мир,
ради Бога, оставь хоть кого-нибудь –
так тяжело расставаться!
Даже ветер крылья сложил,
и море осиротело,
осталось – окаменеть...
Всё деревом стать хотел,
теперь вот хочу быть горой,
скажем, с могилой Волошина.
Какой-такой частью горы?
Ну, я бы хотел... глазами.
Еще бы свои сохранить...
Все говорят о дыхании Африки –
Намибии там и Сахары,
ни слова никто – о моëм...
Старый Крым...
Неуступчив август, как юноша,
степь молчалива, как мать,
всем остальным – что за дело?!
Открылся весь
и не закрылся –
вылетел в степь за взглядом.
Не солнце степь,
а степь рождает солнце,
роддом известен – Старый Крым.
Ну, не застал Паустовского,
зато намолчался с Грином! –
не скоро теперь разнемеюсь.
Прозрачным стал, невесомым,
значит: молчание – исповедь?!
Степь выстилаю глазами…
Степная есть степь,
есть синяя степь,
а может, два моря разных?!
Оставил глаза в степи,
вернулся с ее глазами –
море не узнаëт!
Отступление
Памяти Леся Курбаса
Влюбиться – значит покончить с собой?!
Конечно, новая жизнь!
Но ведь жизнь мы только и любим!
Облаколуние
Розовое облако,
морем живорожденное,
оказалось Луной.
Ну вот – хорошо –
да будет Луна нам!
Карадаг
Чтобы на Карадаге остаться человеком,
надо сделаться человеком-птицей
и летать там вместе с тобой.
Если бы только дышать,
только смотреть и слушать,
только этим бы жил!
Чем больше моря,
тем меньше меня,
чей голос звучит в пустоте?!
Карадаг – это так много!
Кажется – больше, чем жизнь,
точно – больше, чем смерть...
Пауза
С утра и днем был Карадаг,
а вечером – Луна над Карадагом,
звезды – и те пересвечивает!
Фанданго
Солнце смешалось с морем,
еще пытается вмешаться ветер –
до горизонта фанданго!
Загальні міркуванняі щодо часу
Чи може вітер прискорити час?
Так, безперечно, гадаю,
якщо вистачить впертості вітру!
Хто, навпаки, час може зупинити?
Вважаю, гори, Карадаг, наприклад,
якщо думки свої йому відкриють...
Читаем что?
Здесь не зачитаешься книгой –
море и небо, Карадаг между ними
предлагают свои неизбывные тексты.
У каждого – времени вечность,
кто знает длительность мгновений,
их содержимое, число, активность?!.
Вилла “Лунный свет”, под Феодосией,
где крепость, улица Сиренная, 12 а, –
последняя встреча и остановка...
Голос
Всë больше моря,
всë меньше меня –
для голоса нет пустоты!
И если нет никого,
слушает кто-то тебя.
Кто? Не все ли равно?!.
Витівка
Лесі Степовичці
Біологічна несумісність:
це ти – наче пливеш до Турції,
а я, із Турції, – тобі назустріч...
Біологічна сумісність:
щось я кажу, щось ти,
а море додає: “Я – з вами!..”
Прúчити
Полтавські пагорби – для храмів,
моїх очей з кришталиком від Карадагу,
для виміру небесного – усім.
Супрунівка, Абазівка, ще Решетилівка –
станції наче небесні
за тишею, спокоєм, осінню...
Феодосія – Київ, через Полтаву
і через літо – до осені,
вересня і до себе.
Все далі, далі Коктебель,
все ближче і ближче Київ –
і вже, і ще, однак, без мене.
Я – плакальщик придорожный
на всем Левобережье
по уходящему лету...
Взволновалась земля и всхóлмилась –
меня собой приподняла...
В полдень явились Лубны...
Дві теми маю – море і тебе,
он третя надходить – осінь,
тому себе, тебе питаю...
Чи знаєшь, яка тепер головá?
Тільки в Дніпрі не злітає,
тільки в Дніпрі – голова!..
Я краще себе обдурю,
аніж тобі не повірю,
бо не припускаю зради!..
Вік Карадагу – мій вік,
Corpus de Christus – матерія,
Contra spem spero, звичайно!
Походження – сонячне теж,
Spiritus de Christus – чого ще?!
Contra spem spero – так, так...
Coda
Полтавські пагорби –
наче з живої глини
створив їх Той, що все створив, –
не треба місця іншого шукати!
Тут, мабуть, й народилася людина,
і люди звідси по світах пішли,
і віднайшли всі інші землі –
свою, спочатку, Україну і Дніпро,
Росію, Волгу і Сибір безкраїй,
смагляву Африку, Америку, Австралію,
ну, звісно, що Європу, Азію
і, навіть, сиву Антарктиду,
всі острови, моря і океани
всі гори на Землі та Карадаг,
і, згодом, всі зірки у небі – майже всі!
І віднайшли себе – на жаль, частково,
але ж шукають і шукатимуть довіку!..
Відгук
Не римується майже нічого,
проте чи не все співспіває –
навіть ти... я... ми!..
Київ – Коктебель – Київ
2008