Вера Зубарева. "И всегда и везде": письмо из занебесья
- Подробности
- Категория: Статьи
- Дата публикации
- Автор: Kefeli
- Просмотров: 1290
Это история третьего автографа Беллы Ахмадулиной.
Ещё в юности я твёрдо решила: никогда не стану писать о творчестве Ахмадулиной. Нет, не «Описание обеда» (1967), где иронично был выведен наш брат литературовед, повлияло на моё решение, а боязнь того, что неумелое прикосновение к тайнописи повредит тайне. Моей первой попыткой отозваться на её тайнопись была поэмка «Лунный путь, Или поэма о стихах», которую она одобрила. Дальше этого я идти не собиралась.
Потом наступили мрачные дни, её не стало, и даже перечитывать её стихи не было сил. Особенно удручало, что книга с её автографом куда-то подевалась, и я тщетно пыталась отыскать её в своей громоздкой библиотеке. Позвонила Борису спустя какое-то время, выразила соболезнование, он пригласил зайти, когда будем в Москве… Всё развивалось постепенно, как входишь в стихию воды, аккуратно нащупывая дно перед тем, как стать рыбой. Сначала мы сделали документальный фильм «Единственность», в основу которого легла история знакомства с Ахмадулиной. Меня приглашали с ним в американские университеты и библиотеки, просмотр его состоялся также в Одессе и в Москве. На демонстрацию приходил и Борис Мессерер, который рассказывал о Белле, о прошлом… Фильм ему нравился, и он был благодарен, что я дала в нём «возможность высказаться Белле», имея в виду запись её вечера в Филадельфии, отрывки из которых были включены в фильм.
А через два года после её смерти вдруг получаю письмо от Владимира Звиняцковского из Киева. В нём Владимир, в частности, пишет: «А не дадите ли мне статью – любой темы и объема – к юбилею Ахмадулиной? Я, видите ли, издаю журнал для учителей русского языка и лит-ры – их уж мало осталось на Украине, и нужно их любить и лелеять!». Письмо приходит 8 апреля 2012 года, т.е. за два дня до 75-летия Беллы. Владимир человек известный, милый, талантливый литературовед, да и наши инициалы – ВЗ – совпадают… В общем, связь налаживается сразу. Тут же отвечаю на его предложение вопросом: «А статья нужна научная или просто воспоминания? В “Неве” в марте вышли мои воспоминания. Если не подходит, тогда подумаю о чём-то другом».
Владимир: «У меня принцип – только оригинальные статьи, ничего не перепечатываю. Журнал для учителей (и преподавателей высшей школы тоже) – не дайджест. Идеально было бы нечто "в оригинальном жанре" – исследование (в свободной форме) вместе с мемуаром. Был бы счастлив опубликовать Вашу статью – в 3-м номере (журнал выходит 6 раз в год)».
Опять ворошу свои книжные полки, надеясь на то, что а вдруг книга с автографом найдётся, с грустью нахожу другую книгу и погружаюсь в чтение не раз читанных стихов. Плыву за музыкой строк и образов, предаюсь воспоминаниям, и вдруг лодка моя упирается в какой-то валун и резко останавливается. Стихи, которые приостановили плавание, – «День: 12 марта 1981 года». Читаю и перечитываю как впервые. Почему 12 марта? Для чего год? Что означает весь этот сюжет? Стихотворение затягивает, толкает к погружению… И вдруг, как по мановению волшебной палочки, все детали связываются в уме и открывается удивительный имплицитный сюжет этих стихов.
Началась предстартовая лихорадка.
9 апреля.
Я: «Хорошо.
1. Сколько у меня времени?
2. Не смутит ли моя тематика учителей? Я собираюсь писать о мифе Отца и Сына в стихотворении День: 12 марта 1981 года. Подойдёт ли это?»
Он: «Спасибо! Идеальный срок – до 20 мая…»
Вопреки моим опасениям статья сама полилась из-под пера, словно под «небесный диктант», говоря словами из другого стихотворения Ахмадулиной. Строчу под «диктовку» и дивлюсь: какая лёгкость пера необыкновенная, мне не свойственная! Так, не останавливаясь, и завершила статью за день.
10 апреля.
Я: «Сегодня день рождения Беллы… Статья вдруг написалась. Теперь буду дорабатывать».
Он: «…завтра сдаю на вёрстку второй номер журнала. Кстати, если бы та статья, что вдруг написалась, попала ко мне до того момента, когда у нас будет завтра 8 утра (в Москве это будет 9, а в Филадельфии, наверное, час ночи?) – она была бы до сумской конференции уже напечатана и из Сум с москвичами передана Вам в Москву уже в готовом журнале (Я писала Владимиру, что буду в Москве в мае. – В.З.)! И был бы вовремя, а не задним числом, отмечен день рождения Беллы...»
Это удар ниже пояса.
Я: «Постараюсь, раз уж всё так потекло…»
Дрожащими руками хватаюсь за статью, перечитываю, переписываю, переделываю. Белла только поглядывает и ухмыляется. Между делом диктует мне название – «День: 10 апреля». Я дописываю: «К вопросу поэтики поэзии Б. Ахмадулиной». Прикрепляю статью к письму с кратким комментарием: «Ну вот…».
И почти сразу получаю письмо. Нет, не от Владимира. Адресат незнаком, а я и без того устала, нет сил вникать в новое… Но всё же открываю, читаю. Мистика какая-то… Перечитываю: «Уважаемая Вера Кимовна! Наш Княжеский дом Горчаковых учредил в 2012 году Международную литературную премию им. Беллы Ахмадулиной. Председатель жюри Борис Мессерер. Премия состоит из двух номинаций: а) поэзия, б) популяризация творчества Беллы Ахмадулиной... Ввиду Ваших больших заслуг перед русской словесностью и поэзией мы рассматриваем вашу кандидатуру как наиболее вероятную. Хотели бы узнать Вашу точку зрения касательно всего вышеизложенного». Понятно, какие чувства я испытала в тот момент. Сам факт письма был почти мистикой. А тут ещё легкокрылая статья...
11 апреля.
Письмо от Владимира: «Вера, спасибо огромное – превосходная статья, она украсит номер! А нет ли у Вас фото, где вы с ней – вдвоём? Если есть в электронном виде – не пришлёте ли для публикации? Я пока поставлю фото Беллы из Интернета, чтоб место в номере застолбить, а в вёрстке – заменю. Ещё раз – огромное спасибо!»
Следом письмо от Андрея Анатольевича Горчакова:
Уважаемая Вера Кимовна!
Поздравляем Вас с абсолютной победой. Среди всех кандидатов ваше поэтическое творчество было признано истинно лучшим. Все члены ученого совета единогласно выразили полное одобрение и поддержку вашей кандидатуры. Звучали ваши произведения, а также информация о проведенных вами многочисленных мероприятий посвященных памяти Беллы Ахмадулиной.
Во второй номинации – «популяризация творчества Беллы Ахмадулиной», победила известная вам Валентина Алексеевна Ковач.
Приносим свои извинения за возникшие технические проблемы в Союзе журналистов, которые не позволили выйти с вами на связь. В течении ближайших двух недель нами будет определена дата проведения торжественной церемонии вручения Международной литературной премии им. Беллы Ахмадулиной. В следующем письме мы обсудим с вами наиболее удобную для нас с вами дату.
Вновь поздравляю вас и желаю дальнейших творческих успехов на ниве поэзии!С уважением,Андрей Анатольевич ГорчаковГлава Княжеского Дома Горчаковых,учредитель Международной литературнойпремии им. Беллы Ахмадулиной11.04.2012
Итак, я стала первым Лауреатом Международной премии им. Беллы Ахмадулиной… Это надо осмыслить. Позже, в интервью, которое я дала Татьяне Янковской для журнала «Чайка», я скажу следующее:
Премия имени Ахмадулиной – не только большая честь для лауреата, но и ответственность. Поэт, чьё имя тем или иным образом поставлено рядом с именем Ахмадулиной, должен осознавать, что перед ним теперь вечно поднимающаяся планка. Это касается не только поэтического совершенствования, но и нравственного. Ахмадулина была человеком бескомпромиссным и исключительно, иногда до резкости, честным. Вместе с тем, у неё было золотое сердце. Её доброта порой не знала границ, и она искренне раскаивалась, если вдруг невольно обижала человека. Кроме того, она была защитницей по натуре. Она писала письма в защиту многих политических деятелей, однако её защитничество не ограничивалось сугубо политической сферой. Она прекрасно понимала, что и талант как таковой нуждается в защите и поддержке. С таким дальним прицелом она, очевидно, и написала в своём предисловии к моему первому сборнику: «Прихотливый, независимый и несомненно ранимый мир открылся мне, явилась мысль о возможном обидчике воздуха и моря». Согласитесь, что «мысль об обидчике» могла прийти на ум только защитнику по природе. А потом она собственноручно и без всякой моей просьбы (попробуй попроси такое у известного поэта!) отнесла мои стихи в журнал «Смена» вместе со своим предисловием, и это было для меня такой же неожиданностью, как получение премии («о, как узнаваем её почерк!», — подумалось мне в тот памятный день 11-го апреля 2012 г.).
Быть лауреатом премии им. Беллы Ахмадулиной и означает для меня не только творческое, но и нравственное совершенствование. Как Ахмадулина написала в стихотворении, посвящённом Надежде Мандельштам, «Способ совести избран уже / и теперь от меня не зависит». «Способ совести» лауреата должен быть также адекватен тому, что был избран Ахмадулиной...» (Татьяна Янковская. От Беллы Ахмадулиной. Интервью с Верой Зубаревой. // Чайка, 16 августа 2012 г.)
Напрасно я думала, что на этом мои литературоведческие отношения со стихами Ахмадулиной закончились! Что действительно закончилось, так это здоровый, нормальный сон.
Во-первых, я вновь перечитала стихи, о которых писала, и поняла, что всё обстоит гораздо сложнее. Во время своего пребывания в Москве в мае того же года, я поделилась новыми идеями с Владимиром Губайловским, тонко чувствующим поэзию, в том числе и Ахмадулиной, и написавшим глубокое, восхитившее меня эссе о её стихах. Он нашёл мои идеи интересными и просил прислать статью, когда будет готова. Я выразила опасение, что может получиться слишком длинно, но он убедил меня, что главное – написать, а о другом пока не нужно заботиться. С этим я и вернулась в Филадельфию.
Помню, стояла неимоверная жара в то лето, настоящее пекло. Из дому страшно было выйти, в особенности грешникам. Включив кондиционер и открыв компьютер, я приросла к стулу.
Начинала писать об одном стихотворении, а за ним накатывало другое, потом третье… Набралось целое море смыслов, а они всё прибывают и прибывают. Остановиться невозможно, хоть и хочется. Впечатление, что меня запрограммировали на вечное писание. В голове – компьютер: считает, увязывает, раскручивает… Ахмадулина рядом прогуливается, усмехается, зорко следит за всем. Только прилягу, она уж тормошит меня. При свете луны, с полузакрытыми глазами набрасываю новые идеи (благо блокнот возле постели), поворачиваюсь на другой бок, но и там она. В одну из таких ночей записываю строки «под диктовку»:
Всякий раз, как начинаю перечитывать написанное о том или ином стихотворении, открывается что-то ещё, и ещё… Главное, мне самой трудно понять, как и почему я пошла именно по этому пути в поисках смысла, кто натолкнул на библейскую тропу. Но раздумывать об этом времени нет.
Как-то само собой рассасывается лето, наступает осень. Статья разрастается в объёмную рукопись, и её уже читает Владимир Губайловский (участие двух Владимиров мистически благоприятствует работе). А за окном уже декабрь. Жду снега. По-прежнему пытаюсь отыскать на полке книгу с автографом Ахмадулиной. Эта пропажа удручает ещё и потому, что я не могу вспомнить, что именно она там написала. А мне почему-то кажется, что надпись не формальная, там что-то важное для меня. Нахожу видеозапись, где она зачитывает написанное, пытаюсь по губам восстановить хоть что-нибудь. Бесполезно! Музыка из соседней комнаты заглушает её голос, а качество записи такое плохое, что деталей не разобрать.
В середине декабря получаю письмо от Сергея Сутулова-Катеринича, главного редактора «45-й параллели». Он просит прислать ему что-то оригинальное об Ахмадулиной и присовокупить любимые стихи… Откликаюсь со стоном, пытаюсь объяснить, что всё уже написала, а вновь писать не могу, ну просто не могу. Сергею ведь не литературоведческое нужно, а для широкого читателя. Это означает, что следует писать всё по новой… Но Сергей непреклонен, и я вдруг понимаю, что, очевидно, такова её воля, и что я должна написать через немогу. Ну ладно, мысленно говорю я ей, напишу, но ты хоть как-то дай знать, что тебе мои писания по душе. И я начинаю сочинять новое эссе «Я в таинствах подозреваю сад…». Оно получается небольшим и в точности, как просил Сергей. Заканчивается оно так:
Поэзия Ахмадулиной всегда обращена своей скрытой стороной к Таинству, как его трактовал блаж. Августин, говоря о евхаристических хлебе и вине: «Они именуются Таинствами, так как в них одно обращено к видению, а другое — к постижению». Этот двусторонний принцип таинства лёг в основу образной системы Ахмадулиной, где игра видимого и невидимого строится на ассоциативных рядах, сложных и разветвлённых, как сны и фантазии. С их помощью она и создаёт свою лунноподобную вселенную (Вера Зубарева. Белла Ахмадулина: «Я в таинствах подозреваю сад...» // 45 параллель).
Отправив всё Сергею, я почему-то понимаю, что на этом моя миссия закончена. Поздний вечер. На ледянистом небе звёзды более переливчатые.
Звонит мама. У неё встревоженный голос.
– Что случилось? – спрашиваю.
– Я не понимаю, откуда у меня взялась эта книга с подписью Ахмадулиной! Ты мне принесла её, что ли?
– Какая книга, мама?
– На русском и английском. В чёрной обложке. Что она у меня делает?
Не могу поверить своим ушам.
– Мама, если не поздно, мы сейчас заедем к тебе и заберём её. Я уже несколько лет ищу эту книгу, всех друзей обзвонила.
– Несколько лет? Может, ты имеешь в виду другую книгу? Эта только что появилась.
Мы мчимся к маме, берём книгу, возвращаемся домой, я сажусь к столу и с волнением открываю страницу с надписью:
И всегда, и везде… Это всё, что требовалось.
«Значит, есть, / хоть что-нибудь? / Да, есть…», – шелестит Сад.
___
* Это эссе завершает книгу "Тайнопись", посвящённую мистике в творчестве Беллы Ахмадулиной. Книга выходит в издательстве "Языки славянских культур" (Москва, 2017)
Впервые опубликовано в Лиterraтура, №87.
** Фото из семейного архива