Валентин Сильвестров: "Музыка - как ускользающая красота"
- Подробности
- Категория: Статьи
- Дата публикации
- Автор: Kefeli
- Просмотров: 508
"Частный" человек Валентин Сильвестров: "Музыка - как ускользающая красота"
Валентин Сильвестров – один из самых известных на Западе современных украинских композиторов. О «непубличном» образе жизни маэстро ходят легенды, а интервью он по личным убеждениям не дает. И все-таки бывают исключения: Валентин Васильевич согласился стать моим собеседником, узнав, что секреты своей творческой лаборатории он откроет нашим читателям. Русановская набережная – любимая среда обитания композитора. Трудно поверить, что типовая квартира с крохотной кухонькой в многоэтажке - «святая святых», где рождаются музыкальные шедевры. Именно здесь родилась знаменитая симфония для виолончели и камерного оркестра «Медитация», нашумевшая за рубежом «Метамузыка», произведения к кинофильмам «Грачи», «Приближения к будущему», и многое другое…
Первое, что бросается в глаза – множество картин на стенах, которые дарят композитору современные художники, а также целые груды книг, в основном, поэзии, без которой Валентин Сильвестров не представляет своего творчества.
Но самое поразительное – это кабинет маэстро, потолок и стены которого оббиты грубой холщовой драпировкой, а в центре - миниатюрный рояль. Именно это и есть «кокон», из которого вылетает бабочка – захватывающая дух мелодия.
Принимая на себя главный удар быта – грохот соседских каблуков - драпировка защищает собой музыканта, похожего в минуты вдохновения на сказочного эльфа…
- Валентин Васильевич! Классическая музыка нынче что называется «в загоне». Чем Вы объясняете такое положение дел?
- У нас регулярно сообщают о Нобелевских лауреатах в области литературы, а о музыкантах – молчат, разве что об этих молодых ребятах с «электролопатами»… На самом деле мир переполнен музыкальными фестивалями, а не только джазом или попсой. Там есть свои герои, это совсем другая жизнь. Во времена моей юности музыку преподавали в школе и дети хотя бы знали имена композиторов. Сегодня молодежь думает, что симфонии писал только Бетховен, и ей это скучно. А между тем, люди продолжают сочинять симфонии и все остальное. Это то же, что и романы, которые писали не только Толстой и Достоевский. Серьезная линия в искусстве продолжается…
Культурная жизнь современного Киева очень разнообразна – это и выставки, и литературные вечера, а вот рекламы – ноль. Международные музыкальные фестивали по-прежнему проходят, очередной будет нынешней осенью, но афиш вблизи Филармонии либо нет, либо они висят бог знает где…
И все-таки на государственном уровне что-то меняется. Например, инагурация Виктора Ющенко отличалась от прежних инагураций тем, что наконец-то прозвучали первая часть Второго концерта Рахманинова, Девятая симфония Бетховена, «Мелодия» Скорика в симпатичной оранжировке… Ломается привычный стереотип – мол, если это правительство, то нужно играть какую-то заезженную музыку, буквально полову, будто это малограмотные люди. Перемены должны начинаться сверху – раз руководство высочайшее, то и музыка должна быть высочайшей. Недавно во всех странах отмечалось 70-летие известного эстонского композитора Арво Пярта, у нас тоже состоялся концерт его музыки. Совершенно неожиданно в органный зал, где собралось много украинских композиторов, пришел весь состав Посольства Эстонии. Поразительно, что было много представителей украинского Правительства, например, Министр иностранных дел Борис Тарасюк. Причем, они появились не просто «для галочки», а высидели весь концерт серьезнейшей музыки…
- Два года назад Вы были удостоены ордена «За интеллектуальную отвагу», которую учредил украинский журнал «Ї». Расскажите, что именно имелось в виду: Ваш способ жизни, который многие характеризуют, как интимность, частность, независимость?
- Никакой особой отваги я за собой не замечал, сижу на кухне, спокойно делаю свое дело. Меня уговорили принять награду, на что я согласился с несколькими оговорками – вручение проходило в рамках моего концерта во время фестиваля «Контрасты» в Львовской консерватории, т.е. в рабочем порядке. Вместо «нобелевской» речи я сыграл свою «Колыбельную». Что касается моего мужества, то, очевидно, имелись в виду события 1970 года, когда я вместе с несколькими коллегами, был исключен из Союза Композиторов. Предыстория такова: в 60-х годах возникла группа киевского авангарда, в которую входили дирижер Игорь Блажко, музыканты Леонид Грабовский, Виталий Годзянский, Владимир Загорцев, Владимир Губа, Святослав Крутиков, Петр Саволкин и младшее поколение – Иван Карабиц, Евгений Станкович, Олег Кива. Это было целое движение новой музыки, которое «наверху» не поощрялось. В то время исключение из Союза можно было сравнить с удушением, были перекрыты все каналы кислорода. Восстановили нас только через три года, когда мы написали письмо лауреатам Ленинской премии Шостаковичу, Кара-Караеву и Хачатуряну о том, что с нами делают…
УКРАИНА - ЭТО МОЩНАЯ НЕОПОЗНАННАЯ МУЗЫКАЛЬНАЯ ДЕРЖАВА
- Валентин Васильевич! Говорят, что композиторов Вашего уровня сегодня в Украине уже не осталось. Что держит Вас дома?
- Мое место тут – на Русановке, мне здесь хорошо. Зачем мне туда? Тут мои родители…
Имело бы смысл ехать, если бы я делал карьеру. Но сейчас я делаю карьеру на Западе совсем в другом смысле: крупные фирмы «открывают» какого-то композитора и делают его записи на компакт-дисках, хотя гонорары получают только исполнители, а авторы – копейки от распространения. Выходит удачный диск – начинаются предложения…
Действительно, много композиторов уехало сначала в Россию, а потом – в дальнее зарубежье. Леонид Грабовский перебрался в Москву, а сейчас он в Нью-Йорке. Во время развала СССР уехал преподавать в Санкт-Петербург Валентин Бибик из Харькова, а недавно его не стало в Израиле.
Не понимаю – что их туда гнало? Думаю, что место талантливых людей сейчас именно здесь.
По моим наблюдениям, Украина – это мощная неопознанная музыкальная держава, тут сильные композиторские школы. Но никто этого не знает, нужно пропагандировать. Если исполнить одну из симфоний Лятошинского с хорошим оркестром в Западном зале с их акустикой, станет ясно, что это композитор мирового значения.
- Где Вам лучше пишется – на Западе или в собственной мастерской?
- На Западе я живу месяц-другой, как цветок, который переставили с одного подоконника на другой – и он уже завял. Уезжая, я становлюсь как бы «пересаженным» в другую почву. Возвращаюсь – и все оживает, даже стены «виляют хвостами», все радуется. В этом смысл путешествий. На западе я просто сижу в четырех стенах или хожу в гости, пишу совсем мало – для себя.
- Ваша знаменитая «непубличность» вызывает удивление. Что это – образ жизни или своего рода имидж?
- Я веду образ жизни не профессионального композитора, который пишет по заказу, а частного человека. Как поэт – он пишет, когда пишется. Сначала такого рода деятельность была вынужденной – были перекрыты все возможности. Потом выработалась привычка писать то, что хочешь. Единственный мой заработок – это кино, да и то в прошлом. Сейчас меня поддерживают Западные издательства, которые издают партитуры. Что касается нашего Союза Композиторов, то он дает статус и минимальную пенсию, кроме того, эти подвижники «выбивают» какие-то стипендии, это еще около 60 у.е. ежемесячно – получается минимум, на который можно жить. Несколько раз я жил в Германии, получая стипендию ,и в результате жесточайшей экономии удавалось что-то откладывать.
Однажды в наше Министерство Культуры пришел новый чиновник, который не знал о моем стиле жизни. Я принес туда свои произведения, а он предложил мне «воспеть» XXVII съезд партии (это было накануне съезда). Я ему ответил: «Я бы с удовольствием «воспел» (какое лакейское слово!), но сейчас пишу ноктюрн»…
- Как живется композиторам за рубежом, особенно нашим?
- К «нашим» я отношу Гию Канчели и Арво Пярта, с которыми общаюсь, бываю у них в гостях.
Они внедрены в западную музыкальную систему, пишут по заказу и, видимо, получают большие деньги. Ведь и расходы там немалые – нужно содержать дом, платить страховки.
Вероятно, у «раскрученных» композиторов есть свои менеджеры, но у Арво Пярта, например, нет (у него этим занимается жена-музыковед).
Такие, как я, не находятся в «свободном плаванье», а преподают, пишут на заказ. То, что у нас называется системой Домов Творчества, у них имеет вид стипендий – это может быть квартира или дом, возможно, даже в специальных зонах для творческих людей. Наша молодежь стремится попасть в эту систему стипендий, если раз попадешь, то так и будешь жить - со стипендии на стипендию, во всяком случае, в Германии. На Западе это очень популярно, там много музыкантов нового поколения из Украины, есть свои «тусовки», знакомства. Но в серьезный музыкальный бизнес так просто не пробьешься, нужно там жить.
На Западе есть гильдии композиторов. Музыканты держатся вокруг специальных издательств и студий грамзаписи.
С коренными западными композиторами я не общаюсь – мешает языковой барьер. Их «круг» и наш «круг» - это совершенно разные вещи.
- Кроме Пярта и Канчели, у Вас есть друзья среди коллег?
- Альфред Шнитке, который бывал у нас в Киеве, а мы приезжали к нему в Москву, петербургский композитор Александр Кнайфельд и замечательный композитор Тигран Мансурян из Армении…
НА КОНЦЕРТ МОГЛИ ВОРВАТЬСЯ ПОЖАРНЫЕ…
- Валентин Васильевич, говорят, что свою симфонию «Медитация» Вы написали специально для Мстислава Ростроповича? С этим связана целая история?
- Был период, когда Ростропович развил бурную деятельность, заказывая музыку всем.
Заметив мое творчество, он заказал симфонию, но тут его лишили гражданства, на даче у него жил Солженицын и началась вся эта подковерная возня… У нас в Киеве уже объявили об этом концерте, а дирижировать должен был Игорь Блажков. Но Ростропович все-таки уехал, а Блажков исполнил симфонию в 1976 году с известным виолончелистом, учеником Ростроповича Валентином Потаповым. Это авангардное произведение исполняли летом, когда уехало все начальство. Оркестранты, по моему замыслу, по очереди зажигали и тушили спички в темноте, чтобы получилась игра огоньков. Потом внезапно зажигался свет и из-за сцены обрушивался колокольный звон. Эффект был феноменальный, особенно потому, что в любую минуту могли ворваться пожарные…
Ни хваленых, ни ругательных рецензий на этот концерт не было, поскольку это были 70-е годы, и кое-кому важно было сделать вид, что этой музыки не существует.
- Согласны ли Вы с утверждением, что талант – это своего рода болезнь?
- Абсолютно не согласен, наоборот, болезнь – это бездарность. Как правило, все дети талантливы, а потом их «задавливают». Талант и гениальность – это норма. Бывает, конечно, что проявляются эти качества из-за стресса, травмы, заболевания, которые разрушают задавленность и человек возвращается к своему нормальному состоянию.
- Как удалось Вам сохранить эту норму –талант, став взрослым?
- Может быть, потому что у меня это поздно проявилось: когда я начал заниматься музыкой, мне было уже 15 лет. Увидев, что мне везут в грузовике пианино «Красный Октябрь» (это был 1952 год), я был уверен, что сразу же сяду, и буду играть, как в кино. Подождав, пока все ушли из дома, я сел за фортепиано и понял, что чуда не получилось. Начал заниматься с частным учителем и сразу же сочинять какие-то вальсы. Закончив школу с золотой медалью, я поступил в строительный институт и уже потом мои друзья по футболу, которые были студентами музучилища, пригласили меня в студенческий композиторский клуб. Педагоги сразу же ухватились за меня и перевели с 3 курса строительного института на 1 курс Консерватории без экзамена, поскольку никаких знаний у меня не было.
- Какими еще способностями Вы обладаете?
- Пробовал рисовать, но поэзия и музыка заполонили собой все. Любовь и понимание поэзии идет у меня параллельно музыке, были и пробы пера.
Я – камерный инструментальный композитор, но написал много песенных циклов, некоторые песни исполнял Андрей Скрипка. Однако я пишу не для эстрады, а для дома, это для меня – кич, слабый стиль.
- Говорят, что гениальный художник «не так видит». А композитор – он «не так слышит»?
- Бывает специальное «гениальничанье». Кстати, Пикассо мог бы рисовать в классическом стиле, он им владел, но само развитие искусства привело к такому самовыражению. А ведь он мог рисовать реалистические портреты не хуже Рубенса. Композитор возникает из любви к музыке –сначала подражает кому-то, а потом обретает что-то свое. Питает этот процесс любовь к музыке, как к виду какого-то блаженства…
- Как Вам сейчас работается?
- В последние годы «идет клев» - по утрам попадает какая-то интонация, простейшая музыкальная бацилла и рождаются Богатели (что в переводе означает «Пустяк»). Пишу сразу 3-7 произведений, при этом творческий акт мгновенен – либо получилось, либо нет.
Работаю над циклами вальсов, интермеццо, литургическими песнопениями, но не для церкви, а для светского исполнения.
МУЗЫКА – КАК УСКОЛЬЗАЮЩАЯ КРАСОТА
- В Вашей музыке сквозит необыкновенная печаль. Это постоянное душевное состояние? Или Вам не повезло в жизни?
- Музыка – это такой вид искусства, что если нет оттенка печали или сквозящей грусти – то нет и музыки. Причем, печаль может быть разная – темная или светлая. Само занятие музыкой – это свойство лирического поэта. Грусть не оттого, что тяжелая жизнь, а потому, что музыка, это - как ускользающая красота. Все мы, кто живет на этом свете, вроде бы и радостные, но недолговечные. Остается только музыка.
Есть знаменитая картина Дюрера «Меланхолия» - это встреча частного (души) с Вечностью. Когда они встречаются, и душа осознает это, она вспыхивает. Эта реакция и есть меланхолия, осознание того, что ты стоишь перед бесконечностью. Она порождает мысль о том, что ты – мыслящий тростник и существуешь в этом мире на мгновение…
Когда человек страдает, с его души слетает какая-то кора, и душа обнажается, оживает, поскольку в обычное время она «заасфальтирована» рутиной. Нужно землетрясение, чтобы увидеть мир таким, какой он есть. Но с таким чувством все время жить невозможно…
ИЗ ДОСЬЕ:
Валентин Васильевич Сильвестров в 1958 году поступил в Киевскую Консерваторию, где учился по классу Бориса Лятошинского. В 1967 году стал третьим (после Шостаковича и Прокофьева) на территории Союза маэстро, удостоенным престижной американской Международной премии им. С. Кусевицкого. Лауреат Государственной премии им.
Т.Г. Шевченко, Народный артист Украины. Автор 7 симфоний, 5 симфоний без номера, ряда оркестровых произведений, хоровых и камерных кантат, камерно-инструментальной музыки. Его произведения публикует всемирно известное издательство «Петерс-Беляев».
Первое, что бросается в глаза – множество картин на стенах, которые дарят композитору современные художники, а также целые груды книг, в основном, поэзии, без которой Валентин Сильвестров не представляет своего творчества.
Но самое поразительное – это кабинет маэстро, потолок и стены которого оббиты грубой холщовой драпировкой, а в центре - миниатюрный рояль. Именно это и есть «кокон», из которого вылетает бабочка – захватывающая дух мелодия.
Принимая на себя главный удар быта – грохот соседских каблуков - драпировка защищает собой музыканта, похожего в минуты вдохновения на сказочного эльфа…
- Валентин Васильевич! Классическая музыка нынче что называется «в загоне». Чем Вы объясняете такое положение дел?
- У нас регулярно сообщают о Нобелевских лауреатах в области литературы, а о музыкантах – молчат, разве что об этих молодых ребятах с «электролопатами»… На самом деле мир переполнен музыкальными фестивалями, а не только джазом или попсой. Там есть свои герои, это совсем другая жизнь. Во времена моей юности музыку преподавали в школе и дети хотя бы знали имена композиторов. Сегодня молодежь думает, что симфонии писал только Бетховен, и ей это скучно. А между тем, люди продолжают сочинять симфонии и все остальное. Это то же, что и романы, которые писали не только Толстой и Достоевский. Серьезная линия в искусстве продолжается…
Культурная жизнь современного Киева очень разнообразна – это и выставки, и литературные вечера, а вот рекламы – ноль. Международные музыкальные фестивали по-прежнему проходят, очередной будет нынешней осенью, но афиш вблизи Филармонии либо нет, либо они висят бог знает где…
И все-таки на государственном уровне что-то меняется. Например, инагурация Виктора Ющенко отличалась от прежних инагураций тем, что наконец-то прозвучали первая часть Второго концерта Рахманинова, Девятая симфония Бетховена, «Мелодия» Скорика в симпатичной оранжировке… Ломается привычный стереотип – мол, если это правительство, то нужно играть какую-то заезженную музыку, буквально полову, будто это малограмотные люди. Перемены должны начинаться сверху – раз руководство высочайшее, то и музыка должна быть высочайшей. Недавно во всех странах отмечалось 70-летие известного эстонского композитора Арво Пярта, у нас тоже состоялся концерт его музыки. Совершенно неожиданно в органный зал, где собралось много украинских композиторов, пришел весь состав Посольства Эстонии. Поразительно, что было много представителей украинского Правительства, например, Министр иностранных дел Борис Тарасюк. Причем, они появились не просто «для галочки», а высидели весь концерт серьезнейшей музыки…
- Два года назад Вы были удостоены ордена «За интеллектуальную отвагу», которую учредил украинский журнал «Ї». Расскажите, что именно имелось в виду: Ваш способ жизни, который многие характеризуют, как интимность, частность, независимость?
- Никакой особой отваги я за собой не замечал, сижу на кухне, спокойно делаю свое дело. Меня уговорили принять награду, на что я согласился с несколькими оговорками – вручение проходило в рамках моего концерта во время фестиваля «Контрасты» в Львовской консерватории, т.е. в рабочем порядке. Вместо «нобелевской» речи я сыграл свою «Колыбельную». Что касается моего мужества, то, очевидно, имелись в виду события 1970 года, когда я вместе с несколькими коллегами, был исключен из Союза Композиторов. Предыстория такова: в 60-х годах возникла группа киевского авангарда, в которую входили дирижер Игорь Блажко, музыканты Леонид Грабовский, Виталий Годзянский, Владимир Загорцев, Владимир Губа, Святослав Крутиков, Петр Саволкин и младшее поколение – Иван Карабиц, Евгений Станкович, Олег Кива. Это было целое движение новой музыки, которое «наверху» не поощрялось. В то время исключение из Союза можно было сравнить с удушением, были перекрыты все каналы кислорода. Восстановили нас только через три года, когда мы написали письмо лауреатам Ленинской премии Шостаковичу, Кара-Караеву и Хачатуряну о том, что с нами делают…
УКРАИНА - ЭТО МОЩНАЯ НЕОПОЗНАННАЯ МУЗЫКАЛЬНАЯ ДЕРЖАВА
- Валентин Васильевич! Говорят, что композиторов Вашего уровня сегодня в Украине уже не осталось. Что держит Вас дома?
- Мое место тут – на Русановке, мне здесь хорошо. Зачем мне туда? Тут мои родители…
Имело бы смысл ехать, если бы я делал карьеру. Но сейчас я делаю карьеру на Западе совсем в другом смысле: крупные фирмы «открывают» какого-то композитора и делают его записи на компакт-дисках, хотя гонорары получают только исполнители, а авторы – копейки от распространения. Выходит удачный диск – начинаются предложения…
Действительно, много композиторов уехало сначала в Россию, а потом – в дальнее зарубежье. Леонид Грабовский перебрался в Москву, а сейчас он в Нью-Йорке. Во время развала СССР уехал преподавать в Санкт-Петербург Валентин Бибик из Харькова, а недавно его не стало в Израиле.
Не понимаю – что их туда гнало? Думаю, что место талантливых людей сейчас именно здесь.
По моим наблюдениям, Украина – это мощная неопознанная музыкальная держава, тут сильные композиторские школы. Но никто этого не знает, нужно пропагандировать. Если исполнить одну из симфоний Лятошинского с хорошим оркестром в Западном зале с их акустикой, станет ясно, что это композитор мирового значения.
- Где Вам лучше пишется – на Западе или в собственной мастерской?
- На Западе я живу месяц-другой, как цветок, который переставили с одного подоконника на другой – и он уже завял. Уезжая, я становлюсь как бы «пересаженным» в другую почву. Возвращаюсь – и все оживает, даже стены «виляют хвостами», все радуется. В этом смысл путешествий. На западе я просто сижу в четырех стенах или хожу в гости, пишу совсем мало – для себя.
- Ваша знаменитая «непубличность» вызывает удивление. Что это – образ жизни или своего рода имидж?
- Я веду образ жизни не профессионального композитора, который пишет по заказу, а частного человека. Как поэт – он пишет, когда пишется. Сначала такого рода деятельность была вынужденной – были перекрыты все возможности. Потом выработалась привычка писать то, что хочешь. Единственный мой заработок – это кино, да и то в прошлом. Сейчас меня поддерживают Западные издательства, которые издают партитуры. Что касается нашего Союза Композиторов, то он дает статус и минимальную пенсию, кроме того, эти подвижники «выбивают» какие-то стипендии, это еще около 60 у.е. ежемесячно – получается минимум, на который можно жить. Несколько раз я жил в Германии, получая стипендию ,и в результате жесточайшей экономии удавалось что-то откладывать.
Однажды в наше Министерство Культуры пришел новый чиновник, который не знал о моем стиле жизни. Я принес туда свои произведения, а он предложил мне «воспеть» XXVII съезд партии (это было накануне съезда). Я ему ответил: «Я бы с удовольствием «воспел» (какое лакейское слово!), но сейчас пишу ноктюрн»…
- Как живется композиторам за рубежом, особенно нашим?
- К «нашим» я отношу Гию Канчели и Арво Пярта, с которыми общаюсь, бываю у них в гостях.
Они внедрены в западную музыкальную систему, пишут по заказу и, видимо, получают большие деньги. Ведь и расходы там немалые – нужно содержать дом, платить страховки.
Вероятно, у «раскрученных» композиторов есть свои менеджеры, но у Арво Пярта, например, нет (у него этим занимается жена-музыковед).
Такие, как я, не находятся в «свободном плаванье», а преподают, пишут на заказ. То, что у нас называется системой Домов Творчества, у них имеет вид стипендий – это может быть квартира или дом, возможно, даже в специальных зонах для творческих людей. Наша молодежь стремится попасть в эту систему стипендий, если раз попадешь, то так и будешь жить - со стипендии на стипендию, во всяком случае, в Германии. На Западе это очень популярно, там много музыкантов нового поколения из Украины, есть свои «тусовки», знакомства. Но в серьезный музыкальный бизнес так просто не пробьешься, нужно там жить.
На Западе есть гильдии композиторов. Музыканты держатся вокруг специальных издательств и студий грамзаписи.
С коренными западными композиторами я не общаюсь – мешает языковой барьер. Их «круг» и наш «круг» - это совершенно разные вещи.
- Кроме Пярта и Канчели, у Вас есть друзья среди коллег?
- Альфред Шнитке, который бывал у нас в Киеве, а мы приезжали к нему в Москву, петербургский композитор Александр Кнайфельд и замечательный композитор Тигран Мансурян из Армении…
НА КОНЦЕРТ МОГЛИ ВОРВАТЬСЯ ПОЖАРНЫЕ…
- Валентин Васильевич, говорят, что свою симфонию «Медитация» Вы написали специально для Мстислава Ростроповича? С этим связана целая история?
- Был период, когда Ростропович развил бурную деятельность, заказывая музыку всем.
Заметив мое творчество, он заказал симфонию, но тут его лишили гражданства, на даче у него жил Солженицын и началась вся эта подковерная возня… У нас в Киеве уже объявили об этом концерте, а дирижировать должен был Игорь Блажков. Но Ростропович все-таки уехал, а Блажков исполнил симфонию в 1976 году с известным виолончелистом, учеником Ростроповича Валентином Потаповым. Это авангардное произведение исполняли летом, когда уехало все начальство. Оркестранты, по моему замыслу, по очереди зажигали и тушили спички в темноте, чтобы получилась игра огоньков. Потом внезапно зажигался свет и из-за сцены обрушивался колокольный звон. Эффект был феноменальный, особенно потому, что в любую минуту могли ворваться пожарные…
Ни хваленых, ни ругательных рецензий на этот концерт не было, поскольку это были 70-е годы, и кое-кому важно было сделать вид, что этой музыки не существует.
- Согласны ли Вы с утверждением, что талант – это своего рода болезнь?
- Абсолютно не согласен, наоборот, болезнь – это бездарность. Как правило, все дети талантливы, а потом их «задавливают». Талант и гениальность – это норма. Бывает, конечно, что проявляются эти качества из-за стресса, травмы, заболевания, которые разрушают задавленность и человек возвращается к своему нормальному состоянию.
- Как удалось Вам сохранить эту норму –талант, став взрослым?
- Может быть, потому что у меня это поздно проявилось: когда я начал заниматься музыкой, мне было уже 15 лет. Увидев, что мне везут в грузовике пианино «Красный Октябрь» (это был 1952 год), я был уверен, что сразу же сяду, и буду играть, как в кино. Подождав, пока все ушли из дома, я сел за фортепиано и понял, что чуда не получилось. Начал заниматься с частным учителем и сразу же сочинять какие-то вальсы. Закончив школу с золотой медалью, я поступил в строительный институт и уже потом мои друзья по футболу, которые были студентами музучилища, пригласили меня в студенческий композиторский клуб. Педагоги сразу же ухватились за меня и перевели с 3 курса строительного института на 1 курс Консерватории без экзамена, поскольку никаких знаний у меня не было.
- Какими еще способностями Вы обладаете?
- Пробовал рисовать, но поэзия и музыка заполонили собой все. Любовь и понимание поэзии идет у меня параллельно музыке, были и пробы пера.
Я – камерный инструментальный композитор, но написал много песенных циклов, некоторые песни исполнял Андрей Скрипка. Однако я пишу не для эстрады, а для дома, это для меня – кич, слабый стиль.
- Говорят, что гениальный художник «не так видит». А композитор – он «не так слышит»?
- Бывает специальное «гениальничанье». Кстати, Пикассо мог бы рисовать в классическом стиле, он им владел, но само развитие искусства привело к такому самовыражению. А ведь он мог рисовать реалистические портреты не хуже Рубенса. Композитор возникает из любви к музыке –сначала подражает кому-то, а потом обретает что-то свое. Питает этот процесс любовь к музыке, как к виду какого-то блаженства…
- Как Вам сейчас работается?
- В последние годы «идет клев» - по утрам попадает какая-то интонация, простейшая музыкальная бацилла и рождаются Богатели (что в переводе означает «Пустяк»). Пишу сразу 3-7 произведений, при этом творческий акт мгновенен – либо получилось, либо нет.
Работаю над циклами вальсов, интермеццо, литургическими песнопениями, но не для церкви, а для светского исполнения.
МУЗЫКА – КАК УСКОЛЬЗАЮЩАЯ КРАСОТА
- В Вашей музыке сквозит необыкновенная печаль. Это постоянное душевное состояние? Или Вам не повезло в жизни?
- Музыка – это такой вид искусства, что если нет оттенка печали или сквозящей грусти – то нет и музыки. Причем, печаль может быть разная – темная или светлая. Само занятие музыкой – это свойство лирического поэта. Грусть не оттого, что тяжелая жизнь, а потому, что музыка, это - как ускользающая красота. Все мы, кто живет на этом свете, вроде бы и радостные, но недолговечные. Остается только музыка.
Есть знаменитая картина Дюрера «Меланхолия» - это встреча частного (души) с Вечностью. Когда они встречаются, и душа осознает это, она вспыхивает. Эта реакция и есть меланхолия, осознание того, что ты стоишь перед бесконечностью. Она порождает мысль о том, что ты – мыслящий тростник и существуешь в этом мире на мгновение…
Когда человек страдает, с его души слетает какая-то кора, и душа обнажается, оживает, поскольку в обычное время она «заасфальтирована» рутиной. Нужно землетрясение, чтобы увидеть мир таким, какой он есть. Но с таким чувством все время жить невозможно…
ИЗ ДОСЬЕ:
Валентин Васильевич Сильвестров в 1958 году поступил в Киевскую Консерваторию, где учился по классу Бориса Лятошинского. В 1967 году стал третьим (после Шостаковича и Прокофьева) на территории Союза маэстро, удостоенным престижной американской Международной премии им. С. Кусевицкого. Лауреат Государственной премии им.
Т.Г. Шевченко, Народный артист Украины. Автор 7 симфоний, 5 симфоний без номера, ряда оркестровых произведений, хоровых и камерных кантат, камерно-инструментальной музыки. Его произведения публикует всемирно известное издательство «Петерс-Беляев».
Интервью взяла Наталья Вареник