Опять метель...
- Подробности
- Категория: Публикации
- Дата публикации
- Автор: Kefeli
- Просмотров: 2545
Наталья Вареник
Ощущается
За окном минус двадцать натикало.
Ощущается, как минус тридцать.
Это слова очень умного диктора…
Хочется под одеяло забиться.
Минус двадцать четыре за дверью
И утро, пожалуй, не раннее.
Завидую всякому пушному зверю.
Ощущается – как остановка дыхания.
Минус тридцать – за кругом магическим
Горящих уфо и конфорок…
Что, если выключат электричество?!
Ощущается, как минус сорок.
Минус каких то десяток лет.
Время летит мгновенно…
Наплевать, если вырубят свет!
Ощущается – как бритвой по венам.
Что для Вечности минус наш
Между встречей и вечной разлукой?
Время отточено, как карандаш,
Ощущается – стрелой из лука.
Минус пролитых слез и любви
Как ртуть, продолжает падать.
Нажми «enter» и жизнь обнови.
Ощущается, как стертая память.
За окном – минус десять прожитых лет.
Выйду, чтобы как-то согреться.
Босиком на снег, на божий свет –
Остановить сердце.
Чтобы заново научиться ходить,
Дышать, читать по слогам.
Ты – в минусе. Жизни оборвана нить.
Все остальное – спам.
* * *
Рождество
Синоптикам на радость утром ранним
На город, ошарашенный со сна,
Дохнуло снежной Арктики дыханье,
Сплошное, словно белая стена.
Метель, заносы, пробки…
Это утро с
Сочельником и родами на свет…
И тут из вечной ночи выплыл «Ультрас»,
Вогнавший город в ультрафиолет.
А к полночи уже трещали рамы,
Дверные ручки клеились к рукам,
И люди в шубах потянулись в храмы,
Подобные живым снеговикам.
В такую ночь в полете стынут птицы,
Мир обнажен, как наше естество.
И как не заблудиться и не спиться,
Когда один встречаешь Рождество?
В такую ночь страшней всего без дома,
Без крыши, над которой вьется дым,
Когда душа хранима и ведома
Лишь ангелом-хранителем одним.
Не елкой за светящейся витриной
В поземку расточающей огни,
Не запахом испанских мандаринов
Запомнятся нам святочные дни,
А столбиком термометра, что замер
В падении за вымерзшим окном,
И бабушек голодными глазами,
Глядящими в роскошный гастроном.
И Космос до оконной щелки сужен,
До облачка дыхания у рта…
Мир, где никто и никому не нужен,
Где смыл имеет только доброта.
* * *
Выйду в полночь за порог –
Полный вакуум.
Чьи-то судьбы чертит Бог
В небе знаками.
Открывается портал,
Время множится.
Снег, блестящий, как металл,
Точит ножницы.
Все зависло, как Весы
В гололедицу,
Лишь летят по снегу псы –
Уши стелятся…
Пар клубится изо рта –
Во компания!
Мы торчим, как наркота –
Снего-мания…
Ночь расколота в мороз
В пыль алмазную.
Жизнь идет наперекос –
Значит, празднуем!
В снег воткнемся у ворот
Кверху лыжами.
Пережили Новый год –
Значит, выживем!
* * *
Сергей Кривонос
* * *
Зимы начало. Торжество снегов.
Не в лад скрипят качели бесполезные.
Я привыкаю музыку шагов
Переводить на музыку поэзии.
Мне слышен в монотонности ходьбы,
В еще негромком, осторожном хрусте
Спокойный ритм сложившейся судьбы,
Живые ноты радости и грусти.
А голоса рассветного двора
Своей несуетливостью похожи.
Мне интересно музыку добра
Искать и находить среди прохожих.
Смотреть в окно, внимать обрывкам слов
И, трудно пробиваясь к пониманью,
Восторженную музыку следов
Переводить на музыку свиданий.
* * *
Иду сквозь тишину за настроеньем,
За удивленьем и за вдохновеньем.
А что морозно — нет моей вины.
Вот первая звезда на небосводе,
А у звезды всегда — одна погода,
И — ни зимы, ни лета, ни весны.
И я смотрю на небо удивленно,
И так же удивленно смотрят клены,
И точно так же смотрят тополя.
Поскрипывает снег. Закат алеет.
Мороз крепчает. Только все же греют
Родимый край, родимая земля.
Шагаю по притихшему поселку,
Где иней — словно звездные осколки,
Где каждый холмик — близкий и родной.
Где жаль всего прошедшего немножко,
Где тихо светит мамино окошко
Тем добрым светом, что всегда со мной.
Январский триптих
1
Намерзают на звезды сосульки,
Осыпается иней с луны,
И деревья — как будто рисунки
Обмороженной тишины.
В стороне, у тропинок неровных,
Возле пахнущих сеном дворов,
Дед Никита, насупивши брови,
Носит вилами корм для коров.
А вдали мчатся ветры толпою,
А вдали — кутерьма, кутерьма,
Ходит в белом тулупе по полю,
Словно сторож колхозный, зима.
2
Обленился над крышею дым,
Поднимается кверху неспешно.
Во дворе многоточием снежным
Замерзают прохожих следы.
Я ж стою и никак не пойму:
Неужели нисколько не весит
Аккуратно обрезанный месяц,
Что повис в полуночном дыму?
3
Выходит ясень из озябшей ночи,
Отряхивая иней на ходу,
И тянет руки кверху, словно хочет
Сорвать на небе теплую звезду.
Холодный воздух синеву колышет,
Луна успела вымерзнуть на треть.
И наклонились клены к низким крышам,
У труб стараясь ветки обогреть.
Людмила Некрасовская
* * *
Зима рождественскую тайну
Пытается облечь в слова.
А снег искрящийся случайно
Просыпала из рукава.
Взгляните же вокруг! Взгляните!
Как не заметить вы могли:
Ветвей серебряные нити
Уже провисли до земли,
Чертя сиреневые тени.
И пледом шерстяным вдали
Снег греет старые колени
Уставшей матушки-земли.
Город пахнет свежим снегом
Город пахнет свежим снегом с мандариновою коркой,
Венским кофе, шоколадом и горячей шаурмой.
Он пронизан звонким смехом ребятни, летящей с горки,
Хоть захвачен в плен отрядом дней, завьюженных зимой.
А она морозит больно на трамвайных остановках,
С ней каток проспектов светел, только боязно ходить.
Но, песок мешая с солью, дворник лёд посыплет ловко.
И, пока смеются дети, город наш не победить.
Постаревший февраль
Постаревший февраль, в полушубке, подшитом метелью,
Подпоясанный ветром, сегодня особо суров
Потому, что командует месяцев зимних артелью,
Набивающей снегом большие мешки облаков.
Работёнка на редкость ответственна, тяжеловата.
А февраль, как начальник, придирчив, серьёзен и строг.
То проверит, легка ли снежинок лежалая вата,
То лучи золотые заправит в небесный челнок.
Он смертельно боится того, что изменится мода,
Устареет продукция, станет артель не нужна.
И напомнят ему про одышку, про силы и годы,
И отправят на отдых, поскольку наступит весна.
Февралю невдомек то, что мода опять возвратится.
Кто-то вспомнит былое и снова ему позвонит,
Рассказав, что давно перебои со снегом в столице.
Пусть тряхнёт стариной, устраняя в стране дефицит.
И забыв про обиды, но помня о важности дела,
Полушубок достав и проверив, цела ли метель,
Он вприпрыжку помчит, молодея душою и телом,
Насыпать облака, по пути собирая артель.
Людмила Салтыкова
Детям
К НОВОМУ ГОДУ
Надя с мороза воскликнула: «Братцы!
Надо с мороженым нам разобраться
И с ароматным оранжевым соком –
Вкусным в плодах и в стакане высоком.
Будет обмен между разными странами
(Может, дары и покажутся странными!):
Детям в Марокко пошлём эскимо,
А апельсины чтоб съел эскимос.
Сок на Чукотку, пломбиры – в Марокко,
Вот почтальонам будет морока!
Станут ребята вовсю веселиться,
В соке и сливках испачкают лица.
И новогодняя та кутерьма
Сдружит далёкие наши дома.
В МЕТЕЛЬ
На дворе метель
Вертит карусель,
Тополь кружится с берёзой,
С клёном маленькая ель.
У друзей всерьёз
Прихватило нос,
И пришли домой с прогулки
Кот-Мороз и Пёс-Мороз.
СНЕЖНАЯ БАБА
Улыбается баба снежная:
«До чего же люди изнежены,
В сто одёжек они укутаны,
Так и ходят везде “капустами”!
Я ж стою одна на семи ветрах –
И задорный нос, и весёлый нрав.
И в глухую ночь, и средь бела дня
Никакой мороз не страшит меня!»
Татьяна Аинова
* * *
Пока справляем Рождество
и вопрошаем безответно,
здесь шёпот музыки Его
живёт под псевдонимом ветра,
невнятный перелётный гул.
И слабый свет нисходит с неба.
И мальчик руку протянул —
и просит милостыню снега.
* * *
Снегурочка между двух огней
танцует легенду о самосожжении –
весь мир наполняя мечтами о ней,
как шляпу вверх дном. Побирушки блаженнее,
считает монетки восторженных глаз,
глядящих, как прыгают алые кляксы,
как движется тела причудливый страз…
а пламя огней разрастается в пляске –
вот-вот до тонкой лодыжки льда
дотянется и весну разбудит.
На волю рвущаяся вода
Снегурочкой никогда не будет!
И только ручьями бегущие дни,
молчание рыб и тщета растений…
Пускай друг друга сожгут огни,
а ты улизни – в мире столько тени!
Но ей не в кайф танцевать в темноте,
где все не те и даже не эти.
Как верить собственной красоте,
на что глядеть и куда лететь,
когда никто и ничто не светит?
Она так научит огни плясать,
чтобы их бессловесными языками
свои мгновения написать
на памяти, неизменней, чем камень.
Мелодия избрана. Ритм совпал.
И что ей мышиные шорохи сплетен –
она уже превратилась в пар,
но этого никто не заметил.
* * *
Привычка оплакивать жизнь
в дожди холодней и легальней.
Унынье – плохой визажист.
А снег – визажист гениальный.
Без пудры волшебной его
так стыдно деревьям усталым
(расставшись – в лохмотья – с листвой),
что боль их корявых суставов
не мучит нас, только когда
встречаемся взглядами с небом.
…Пройдя свое небо, вода
однажды становится снегом…
Игорь Пиляев
* * *
А Город скрипит, как разбитый вертеп,
В крещенском морозе.
Печерск застывает, как будто нардеп
В ораторской позе.
Массивы контрфорсов, лопаток, пилястр
На Кирова бывшей
Смешались со снегом и смехом ребят,
Сочельник обмывших.
И ель у Нацбанка с электрозвездой
Застигло Крещенье.
И тянут карманы у снятых с крестов
Монетки с печеньем.
***
В снегах и под звёздною россыпью
У жизни на том берегу
Надеждой в Воронеже Осипа
Я имя твоё берегу.
Мне брови, как чайки дозорные,
Как угли грядущих огней –
Когда перекрестимся взорами
Своих неземных кораблей...
ТВОРЧЕСТВО
Как пионер на Запад путь торит
В кибитке по Великому Каньону,
Шагаю на вершины пирамид
И вечно замираю изумлённый.
Я – фараон. Последняя строка
Окончена и светится звездою…
Я – мотылёк. Мой воздух – облака,
Где белый Бог качает бородою.
Владимир Саришвили
СОВЫ
Огромные совы летают над городом,
Тяжелые тучи нависли над совами,
Бреду, одурманенный жаждой и голодом,
Дома по дороге моргают засовами.
За каждым засовом, творятся события,
Все люди давно по событьям рассованы,
Но я вне событий. Я сделал открытие.
Всё в мире начерчено. Всё нарисовано.
А совы летают, а совы невидимы,
А совы хохочут над миром недвижимым,
Уверены совы, что все мы не вытянем,
Уверены совы, что все мы не выживем.
Не знаю – спасемся ль от позднего холода,
Примчатся ли новые беды за совами,
Но хищные птицы летают над городом,
А город моргает тугими засовами.
***
Не уверяй напрасно ты,
Что, может, завтра, может, к лету
Жизнь из кромешной темноты
Внезапно устремится к свету.
Я в сказки верить перестал.
Я избран. Изгнан. Опозорен.
Поэзию – на пьедестал,
Одну, с кем я еще не в ссоре.
Уходит ночь за облака.
Я оставляю в оправданье
Стихи. Иное мирозданье
Меня не приняло пока.
***
Когда сползает ночь по этим горным склонам,
Хлестая листопад чешуйчатым хвостом,
Хвастливый город мой во тьму с покорным стоном
Уходит на покой, измученный постом.
Свисая со скалы, как черные кораллы,
По дну шершавому разбросаны дома,
От мутных коньяков рожденные кошмары
Лишают город мой последнего ума.
И тяжело плывет откуда-то из бездны
Ненужный никому и сам себе рассвет,
И просыпаюсь я, смешной и бесполезный,
Озлобленный, беспомощный поэт.
***
Появился некстати
И уйду невпопад.
Ночи белое платье,
За окном – снегопад.
Было сразу же ясно,
Со вчерашнего дня,
Что на праздник напрасно
Вы позвали меня.
Я, забившийся в угол,
Никому ни к чему, –
Этих пляшущих кукол
Не люблю, не пойму.
Постук скачущих ножек
Отражается вдруг
Отголоском бомбежек,
Угнездившимся в слух.
И, сужаясь, пространство
Зажимает в тиски.
И ни баба, ни пьянство
Не спасут от тоски.
В полутемной прихожей
Я пальто отыскал.
Был бы чуть помоложе –
Не поддался б тискам.
Извините. Прощайте.
И не ждите назад.
Ночи белое платье,
За окном - снегопад.
Леонид Борозенцев
Д. Хармсу
Февральский снег — довесок седины
На видных из крестовой мглы скамейках.
Кому нужны твои цветные сны,
Когда вся жизнь оценена в копейку?
Стихи к стихам тетрадной нищеты
В итоге и рубля не набирают —
И тень неловко жмётся у стены,
Как будто у невидимого края.
Как будто есть кому и что сказать…
Но не пришли, с кем хочется проститься,
И снег летит в открытые глаза,
И в белых крошках чистая страница.
Морозный скрип шагов на тротуарах,
В халатах главврачей дымит тепло,
И вяжет снег с ухмылкой санитара
Дорожек рукава тугим узлом,
Сметая в прах и линии, и тени, —
И белая за белой полоса,
И проступают шаткие ступени
В оставленные Богом небеса.
* * *
Значит, уже ноябрь.
Тучи косятся на мёрзлые окна,
Пересекая полгорода вплавь,
Как в тростнике заблудившийся окунь.
Свет. Опустевшие кромки страниц.
Важные рифмы летят в колесницах,
Переливаясь прожилками спиц
В чёрных глазницах.
Лёд. Под сверкающей коркой — трава.
Иней на пальцах задумчивых сосен.
Сыплется из рукава
Поздняя осень.
* * *
Вера Зубарева
В ЗИМНЕЙ ТАРВАЯНИКЕ
- Вы не знаете по-русски, Госпожа моя...
А. Блок
Луну не вывести уже из пике.
…Сегодня, слава Богу, не мокнем.
…Ночь говорит на непонятном языке
И сверкает луной, как моноклем.
Синьора ночь, bella notte!
Всё равно не достичь мастерства,
С которым сказано было
Изначальное Слово.
…Осталось три недели до Рождества
Христова.
Где-то тучное небо,
И Медведица бродит впотьмах,
Подбивает бессонницы лапой под млечное брюхо.
Я б сама забралась
Под гигантский сиреневый пах –
Пусть чудит завируха.
…Звёзды сыплются, сыплются,
Стартуя с той стороны,
Где имён их не знают
И, как павших, исчисляют по сотням.
…А сегодня случился инсульт
У одной половины луны,
Пробежавшейся
По астрологическим подворотням.
Оторвём от луны
Половину больной головы.
Так. Прекрасно.
Не нужно излишней нагрузки.
…Будет дождь.
Ничего не бывает другого, увы,
В Тарваянике зимней,
В которой не знают по-русски.
* * *
Тёмные улицы.
Низкие тучи.
Мысли отправлены,
Мысли получены.
Спущен ладьёю
Стол на волну
Ночи, разлитой вширь-глубину.
Лист накреняется вправо и влево.
К строчкам прибьётся ль парусник белый?
Перьями стрелки в дальнем углу
Пишут по кругу свою Кабалу.
Сон заколочен.
Стёрты созвездья.
Не долетают свыше известья.
* * *
Осени осипшее меццо
Терзается на подворье.
Листья не в силах спеться,
И каждый похож на сердце,
Чтоб оборваться вскоре.
Бежишь поперек непогоды
И выглядишь посторонним,
Будто бы из породы
Деревьев с подрубленным корнем.
Татьяна Жилинская
Любить и быть
Любить рябины терпкий вкус
И вкус граната,
Отсвет стекла богемских люстр,
И цвет заката.
Пшеничный хлеб и консоме,
И чай в постели…
Простые рифмы буриме
Под стон метели.
Любить и быть, и сбыться в том,
Что явит чудо:
В порыве птицы за окном,
В грехе простуды…
В модельно-светской суете
И в захолустье.
Любить, когда вокруг – не те
И бездна грусти.
Когда мечты и поезда
Все мимо, мимо.
А рядом стонут холода
Да пилигримы.
Любить царей, любить шутов,
Их руки, лица.
Чужих друзей, своих врагов –
И снова – сбыться!
В подругах, детях, стариках,
В своих морщинах!
В чистовиках, черновиках
Под вкус рябины,
Что за окном, что на снегу…
И было сладко
От поцелуев на ветру,
От встреч украдкой.
Любить сегодня и вчера,
Возможность «завтра»
С его капризами шарад,
Где ложь и правда.
Любить и быть! И просто так,
В усталом сквере -
Найти любви ответный знак
И снова верить…
Песенка снежинки
Грезила вслух. Сказки, напевы, рифмы.
Не допускала мысли о том, что миф мы.
Первый полёт, даже и не дышала,
Видела - землю сестры покрыли шалью.
К ним упаду. Сложный, немой хрусталик.
Атом воды на тонкой основе стали.
Ты подойдешь. И между сотни граней
Сразу узнаешь. Это – снежинка Тани…
Выла зима. Были метели в теле.
Я не хотела, только они вертели.
И унесли, вдаль от тебя и света.
Где ты сегодня, милый мой, где ты, где ты?
Я ведь теперь знаю и грязь и копоть
Вот и ботинком кто-то решил потрогать.
Хлюпнула вглубь. Горестно глядя в небо.
Недолюбила, недолюбила, не до…
***
Расколдованы тысячи мелких рек, что журча и играясь, войдут в одну.
Поцелуешь ли ты, дорогой имярек, ту, что плавно сегодня идет ко дну?
Обещался уверенно, сладко лгал, привораживал песнями вешних птиц,
Создавал соблазнительный ритуал на проталинах грешных своих страниц.
Соблазнилась, грешила,
Виновна сама.
Позабыла, что имя моё – зима…
Тамара Берлин
* * *
Не лепятся строки
А скоро стужа, простуды,
Холодный вой за стенкой,
И определенно, кто-то нужен
Такой же, как сам ты - безуспешный
Подавленный рыцарь,
Немного клоун
Забывший, как искренне смеяться…
Определенно, кто-то нужен -
Учиться заново...улыбаться.
* * *
За окошком месяц в дымке морозной
Рожки его задорно, смотрят вверх,
В небо, что пронзительно звездно
Остротою далеких планет,
И живо еще мечтами на миллионы лет.
Сергей Тимшин
Дальневосточное утро
Утром «бамовку» ватную бросишь на плечи -
И наружу из комнатной тьмы,
Где деревья стоят, как оплывшие свечи,
Где - до неба печные дымы!
Там промёрзшего воздуха тонкие звоны
Утыкаются в снежную ткань,
Там пудовыми гирями дремлют вороны,
Многоточа студёную рань.
Ну, мороз так мороз! - забивает дыханье,
Обжигает, сжимает лицо,
А вокруг - голубое сухое сиянье
И дымящихся сопок кольцо!
И душа воспаряет, стремится за кряжи,
В неизведанность сердце маня,
И на дне исполинской сверкающей чаши
С высоты различает меня...
На Севере
Вмёрзли в небесную глыбу
Звёзд замороженных блики.
Заиндевелой монеткой
Дальняя виснет луна.
Мёртвые хрупкие сосны
Высятся сбоку тропинки.
В гиблом морозном паренье
Музыка смерти слышна.
...Знаешь, я видывал зимы
С холодом остекленевшим.
Знаешь, я пил, обжигаясь,
Жгуче пьянящую стынь.
Ночи там были чернее,
Звёзды блистали хрустальней,
Луны катились - огромны! -
В посеребрённую синь.
Здесь, где жилые вагоны
Врыты в опилки по окна,
Где от накала мороза
Звоном натянута тишь,
Следуя тропкой безлюдной,
Я - северянин недавний -
Вспомнил о Дальнем Востоке...
Чем ты меня удивишь?
Во хмелю снежном
Какую явь Создатель сеет!
Белым-белы - и высь, и ширь.
К Кубани сватается Север,
А в свахах - матушка-Сибирь!
Скольжу по уличной тропинке
Утоптанной, что колея,
И шаловливые снежинки
Целуют, юные, меня…
Ах, как, липучие, балуют,
Слюнявя - губы, скулы, лоб!
Ведь защекочут, зацелуют,
Да так, что свалишься в сугроб!
А я - степенный и солидный,
А я - в сединах, и не пью,
Но всей станице станет видно:
Поэт сегодня - во хмелю...
Да, во хмелю я, во хмелю я!
И слёз натаяло у глаз,
И эту снежность так люблю я,
Как, может быть, в последний раз…
И всё, что было, всё, что было -
И то, что в жизни не сбылось -
ЗасЫпало, запорошило
В краях сиреневых берёз.
Но не они, а этот берег
Дороже сердцу и уму
С мостком, ведущим через ерик
К жилью простому моему,
Где льда на изгороди слитки,
И вишни с белой бахромой,
И мама, мама у калитки,
И маме - семьдесят восьмой…
Наталья Советная
***
Золотинки пшена на снегу ветровом,
Словно искры весенней зари,
Солнцеграевый пир под хрустальным кустом
Ждёт-пождёт…
И спешат сизари!
Собираются птахи в доверчивый круг,
Согреваются чудо-костром –
Подаянием Божьим из ласковых рук,
Жёлто-огненным тёплым зерном.
Мимо люди, как в кроснах, снуют и снуют,
Ткут холодного города даль…
На земле заревой голубиный приют –
Словно свято-небесный Грааль.
Поэту Михаилу Позднякову
Вознеслись до небес дерева, дерева,
В величавой застыли суровости.
Затаилась ночная хозяйка - сова,
Смолкли птицы в молитвенной кротости.
Даже ветка не вздрогнет, боясь уронить
Нежно-зыбкое снежное крошево.
Серебрится метелями свитая нить
Из кудели забытого прошлого.
Да куда ни посмотришь – торжественный лес
Преисполнен таинственной мудрости!
И холмистых сугробов воздушный замес
Щедро сдобрен морозцем и вьюжностью…
В зачарованной чаще по снегу брести
Средь берёз, чистотой причащающих…
И осенняя тьма далеко позади,
А просвет – золотисто-сияющий!
Зимний романс
Тишина. Дороги даль привольна.
Полдень дремлет, в думы погружён.
Снег кругом, мороз – и так спокойно…
Быль земная это или сон?
Словно в сказке о царевне спящей,
Недвижимы лес и небеса,
Скована река слюдой блестящей,
И замолкли птичьи голоса.
Выткано пушистой нитью поле,
И сияет неба лазурит,
А мережка инея до боли
Cветлой грустью сердце бередит. –
Шепчет мне, что лето не допето.
Жар в груди упрямо плавит лёд,
Зажигает яркие рассветы
И весну по-прежнему зовёт.
Тишина. Дороги даль привольна,
И сияет неба лазурит.
Снег кругом, мороз – и так спокойно…
А душа ликующе звучит!
***
Памяти поэта и воина Игоря Григорьева (1923-1996)
Нынче по старинке заянварилось,
Гул дорог заглох в сугробах тучных,
Кроткий день в расшитых русских валенках
Давнею мелодией озвучен:
Звоном бубенцов и песней нянюшки,
Завываньем жалобным метелиц,
Смехом детства, хрустом мёрзлых варежек,
Вздохами влюблённых юных девиц...
Тонет город в белых-белых россыпях
Искрами пронизанных снежинок,
Зажигает фонари раскосые
Огоньками лунных половинок.
В сумерках таинственно-сиреневых
Летний сад поскрипывает снегом –
Бродят по аллеям тени гениев,
Не знакомых с 21-ым веком...
Валентин Никитин
* * *
Снег бежит, догоняя себя
На ристалище всех закоулков,
Сам в себя арестантски закутан,
Сам себя, обезумев, слепя.
Вот и я, как мелькающий снег,
Сам себе навсегда примелькался...
Только мне всё равно так прекрасно
И лететь, замирая, и сметь!
И весной покаянье моё,
Моя исповедь белому солнцу
Как растаявший снег разольётся,
В неземное струясь забытьё...
* * *
по мановенью неба
опять идут снега
направо и налево
налево и направо
о кутерьма обвала!
всё замерло всё немо
земля белым-бела...
как скатерть-самобранка
для тела и души
но ничего не надо
душа, ты самозванка
а плоть лишилась тела
замри - и не дыши...
***
Дни убывают, убывают,
Как низко солнце над землёй!
Как будто время пеленают,
Чтобы внести младенца в дом…
Мороз всё жарче, нестерпимей
Грозит пожаром мировым.
Туман неотличим от дыма,
Неотделим от неба дым!..
***
Колау Надирадзе
Зима
В белых бабочках улицы все,
Их шуршание мягко в тиши.
Время так же тоскливо шуршит.
Никого не помилует смерть.
В моём сердце осталась, как сон,
Та любовь, что казнила меня...
Моя комната так же темна,
Беспросветна, печальна — как сон.
Только песни мои рождены
Вдохновеньем моим, как всегда,
Над седой головой белый сад,
В небе белые реют цветы.
И я тоже весь в белом, я стар,
Моя мысль задувает свечу.
Напоследок лишь сердце хочу
Приласкать чудной песней, как встарь.
Чтобы белый ирис не увял,
Что посажен неведомо кем,
Чтоб вернуть хоть на миг тот эдем,
Что в младенческих снах потерял...
***
Перевёл с грузинского языка
Валентин Никитин
Юлия Бережко-Каминская
***
Ніч клинописом перепише
Світ по снігу до неспання.
Задивована: білі вірші
Хтось розсипав у срібній тиші! –
Йду. Збираю. Несу, як вишні,
Як у пазусі кошеня.
Моя знахідко нетутешня!
Хто згубив тебе край зими?
Донести б тебе обережно,
Загорнувши в тепло одежі,
В свою душу беззастережну,
Між небесним і між земним…
Ти не бійся! Ти будеш жити –
Відігрію і відпущу…
Ти підеш в яблуневе літо,
У нестриманий чардаш вітру
І в осінній ноктюрн дощу.
Із листів жінки
Третій рік живемо наздогад
Від Покрови і знов – до Покрови.
Йде зима. І черешневий сад
Спокушає оберненням в дрова.
Він зануриться в сніг, як у ніч,
Він вбереться востаннє у пряжу,
І на час, обживаючи піч,
Сад мій літо своє перекаже.
Я не знаю сильніше тепла
Мого саду і того, хто поряд.
Я так само згорала дотла,
Сад – від жару.
А я – від горя.
Хочу тиші як клятви, як знак,
Що вже час закладати прийдешнє
Там, де сад залишив післясмак
І війни, і вогню, і черешні.
***
Се ніч. Вітри дерева бгають,
Січуть і крешуть,
А жінка тихо розгортає
Себе, прийдешню.
Вогонь, як подих нетривожний, –
Червоний лебідь,
Тобі сьогодні допоможе
Її розгледіть.
Ти все напевно довгадаєш
У світлотіні...
Дивись, як тепло осяває
Багатство ліній.
Згорнувся час в клубок і простір,
Що поза вами.
Безмовно жінка стелить постіль
Під образами.
І пригаса вогню смиренно
Танок мінливий,
Коли вдихаєш сокровенне
В оправі дива.
***
І навіть сніг, якому все-одно,
І навіть день, заточений на спомин,
Так само стане пам'яттю потому
Про те, чого нам більше не дано.
Хай сніг як сніг – відступництво води,
Й відпустить день свою неоковирність...
Сьогодні я – як і земля – покірно
В собі чиїсь заховую сліди.
Все буде сніг, відпущений в оплот
М'якої ночі, в тишу незаймисту.
Бо, як і він, почавшись десь над містом,
Вернусь і я у свій коловорот.
Мети, завій, хурделице, кругом,
Сліпи незрячих білизною ночі,
Земля сьогодні чиста й непорочна
Немов до дня, до сьомого свого.
Николай Полотнянко
Пухляк
Снег, белый ласковый пухляк,
Всё вкруг накрыл мягчайшим пухом.
Повис клоками на ветвях
И что-то сделал с нашим слухом:
Премного стало тишины,
Исчезло эхо. До весны
От многоснежья стало глухо.
Но первый ласковый снежок,
Как говорится, не лежок.
И солнце — рыжая корова
Слизнула снег, и будь здорова.
И обнажились листья, грязь,
Большая лужа у забора…
Сиротский день сменился скоро
Промокшей мглой. В полночный час
Луна как выпученный глаз
В моё уставилась окошко.
На крыше заорала кошка,
Что разругалась вдрызг с котом.
Но скоро я забылся сном
В домишке рубленном моём…
И мне приснился белый заяц,
Пухлявый, шустрый, озорной.
За ним я гнался, запинаясь,
По узкой тропочке лесной.
И вдруг проснулся. С изумленьем
Увидел, как в моём окне
Снежинки заняты круженьем
В рассветном блещущем огне.
И снежный белый пухлячок
Всё вкруг накрыл мягчайшим пухом.
За стенкой кашляла старуха.
И звонко-звонко пел сверчок.
Зима пришла
Снегопад шьёт, стежок за стежком,
Дивной русской зиме одеянье.
Покрывает летучим снежком.
Озаряет волшебным сияньем.
Стала белой вечерняя тьма.
И, лишь солнце успело умыться,
Как явилась хозяйкой зима
В сарафане из снежного ситца.
И в лесу сразу стало светлей.
Где, заждавшись её, словно дети,
Под подол сразу спрятались к ней
И уснули в берлогах медведи.
Залегли спать ежи и сурки.
Вмёрзнув в лёд, почивают лягушки.
В тёплых норах храпят барсуки —
Не проснутся, пали хоть из пушки.
Успокоились все, лишь река
Плещет волнами, светом играет.
Час настанет — уснёт, а пока
Ледяное пальто примеряет.
Метель
День шёл к закату.
Боязливо
Сокрылось солнце в тьме густой.
Позёмки белые извивы
Текли по улице пустой.
Два фонаря плеснули светом
На школу, баню, магазин.
Струился флаг над сельсоветом
Сквозь пряди белых паутин.
Смеркалось. Непогодь крепчала,
Взбивая снежную волну.
Я взял стакан крутого чая
И обратил свой взгляд к окну.
Метель ко мне в проулок узкий
Заволокла свой пышный хвост.
Сначала кралась по-пластунски,
Затем, поднявшись в полный рост,
Кружилась, прядала, свистала,
Визжала, плакала, мела.
Снега в сугробы трамбовала
Ничуть не ниже крыш села.
Была в ней творческая сила,
На всё, что есть, летучий взгляд.
Она легко преобразила
Меня на свой метельный лад.
Пока моя поэма-птица
Ещё не встала на крыло.
В чужом дому с пустой божницей
Зачаться ей не повезло.
Я начал плыть, не вспомнив Бога,
И вскоре тяжко сел на мель.
Но мне явилась вдруг подмога —
Слепая буйная метель.
Она меня расшевелила,
Растормошила улей слов.
Душа в себе достала силы
Освободиться от оков.
И замелькали роем лица,
Прощанья, встречи, поезда…
И ожила поэма-птица
В горниле творческом труда.
Я записал всё то, что пела
Метель всю ночь.
В начале дня
Поэма-птица ввысь взлетела,
Освободившись от меня.
Её началом был случайный
Поэта осенивший бред.
Она собой явила тайну
Преображенья слова в свет.
Наталья Иванова
***
Лишь только студёная нега –
Ласкаться надумает заметь
И дозу снотворного снега
Попросит простывшая память –
Не скроюсь, не съеду, не струшу.
В погоне за миражами
Не буду греть тело и душу
Курортами и кутежами.
А стану и славить, и нежить
Тебя, наваждение навье,
Зима, белокурая нежить,
Чья масть – «Светлый блонд Скандинавья»,
Чтоб, словно глубоким наркозом,
Души разможжённой лохмотья
До марта сковала морозом
Зима – Беловодья отродье…
***
Я разгадаю ребусы зимы,
Шарады вьюг и тайнопись снежинок.
И месяц мне расскажет среди тьмы,
Что значат шифрограммы половинок.
Нули сойдутся, словно две луны:
Две пустоты сольются в бесконечность.
Бокалы, искромётностью полны,
Соединятся в иероглиф «Вечность».
И лента ль Мёбиуса - канитель?
Куда ползёт гирлянда – Уроборос?
Я постигаю, слушая, метель,
Твой баснословный, леденящий голос…
Ледяной принц
1
Врастает в землю дерево корнями,
Ветвями – в небо. Так небесный взгляд
В меня врастает. Луч ломают грани,
И душу жжёт твой бирюзовый хлад;
Так арабески в хрустале плетёт
Сонм трещин паутинными стезями…
Как сладостно серебряное пламя!
Ты вожделен, как средь пожара – лёд.
Вокруг тебя полярное сиянье
Павлином белым гордо расцветёт,
Атласом снежных крыльев обовьёт
Метели непорочное дыханье.
И голубая, ледяная кровь,
Как лава, обжигает вновь и вновь.
2
Горит в ночи лазоревый сапфир,
Играет пламя лучезарных глаз,
И кажется, что в полуночный час
В блаженство переплавился весь мир.
О, правда ль, что глаза твои убьют?
А ласки – словно мертвенный эфир?
Что ты, снегов и севера кумир,
В лёд обращаешь в несколько минут?
Кудесник ты, инкуб или вампир –
Скрещённых взоров разорвать нельзя,
Тобой не насыщаются глаза:
Смертелен приворотный эликсир.
Безжалостно тогда убьёшь ты взглядом,
Когда твоих очей не будет рядом.
3
Всевластья жезл из тайного ларца
Тебе дарован силами Вселенной.
Чего он ни коснись – то совершенно.
И ворожбе, и блеску нет конца:
Ты землю серебришь и деревца,
И радуешь красой зимы надменной,
И чародейством щедрого творца
Сердца воспламеняешь неизменно.
И ни единой чёрточкой лица,
И ни единой сменой выражений
В игре чудесной отсветов и тени
Тебе не суждено не жечь сердца.
Ты в полыханье ледяных огней
Творишь любовь. А я – стихи о ней.
Елена Литинская
СНЕГ
Город мой метели замели.
Граждане, не бойтесь снегопада!
Он понизит жар больной земли.
И она его приходу рада.
Снег забелит сор вчерашних ссор
И ошибок чёрные ухабы.
Как коньком по льду – скольженье штор.
Выбегает девочка во двор,
Лепит ослепительную бабу.
* * *
Мое окно паутиной
из ледяных ветвей
оплел январь. Карантинно
застреваю в ней.
Не жду от друзей почты
и в гости к себе не зову.
Закрыла дверь на цепочку.
Вот так и живу.
Те, кто держал за руку
на переправах Земли,
с перевозчиком за реку,
не простившись, ушли.
Разлука походкой тяжелой
затоптала следы ссор.
Пространство мое поло,
лишь в отзвуках голосов.
На пороге дворца, избы ли,
среди ночи ли, дня,
в небыли или были
помяните меня.
* * *
Февраль в фаворе. Краток, вроде.
Но нескончаема печаль.
Средь вод холодных лодка бродит,
упрямо веруя в причал.
Ожогом ветер лица метит,
деревья клонит, как траву.
Тебя давно уж нет на свете,
а я по-прежнему живу.
Бросаю вызов Высшей власти,
колоколами слов звеня.
А ей мои земные страсти –
что муравьиная возня.
Но все же солнце сквозь ресницы
густых февральских облаков
косит. И скоро март проспится,
покинув временный альков.
Валерий Савостьянов
Слалом
Вкусный жар шашлычных печек.
Звон серебряных уздечек.
Остроумный блеск словечек,
что роняла на бегу.
Массовик наш, наш затейник,
ненаглядный человечек,
Расставляй цветные кегли
на заснеженном лугу!
Будь судьёю и пророком
в споре сладком и жестоком,
Пусть по всем моим дорогам —
кеглей тех цветочный плен!..
И помчусь я, как мальчишка, —
поскользнуться ненароком
И коснуться милосердной
теплоты твоих колен.
Отдаю! —
Другому слава,
и призы, и крики: «Браво!»,
А упавшему — отрава
снисходительных реприз.
Но зато испуг твой тайный,
будто поздняя отава
Засверкает из-под снега —
вот он,
вот мой главный приз!..
За Уралом, за Аралом, —
как бы мною ни играла
Жизнь моя, —
шутливый слалом
Тот
запомнится навек!
И твоё: «Тебе не больно?!»,
и как сердце обмирало:
«Что нашло? Что потеряло?» —
у твоих цветочных вех.
Что меж нами, меж двоими
Что меж нами, меж двоими —
Разве кто-нибудь поймёт?
Я шагну лишь — Ваше имя
Снег опять поёт, поёт.
Он ложится, словно гравий,
Между нами в топь разлук.
Ни письма, ни фотографий.
Только имя Ваше вдруг!
Только грустное свеченье
Звёзд — замерзших Ваших слез.
Только кисти Боттичелли
Лик Ваш в пламени волос!
Новогодняя печаль
Выключай кипящий чай,
Режь пирог коронный с мёдом.
Новогодняя печаль
Всё печальней с каждым годом.
Ни шампанским не запить,
Ни заесть её конфеткой:
Страшно так тебя любить
С каждой новой пятилеткой!
Страшно знать, что смертна плоть,
Ощущать, что стал стареть я!
Но, однако, дал Господь
Встретить новое столетье…
Ты прости, что припадать
Потихоньку стал я к зелью:
Мне ведь первым покидать
И тебя, и нашу землю.
Первым тропочку торить —
Я всегда любил разведку.
Даст ли Бог боготворить
Вновь тебя хоть пятилетку?
Ведь не зря ж приходят в сны:
И в метель, и в зной, и в слякоть, —
Словно Блока, две жены —
Русь и ты — меня оплакать…
Владимир Шемшученко
Город
1.
Ноябрь совсем одекабрел –
В Неву вморозил сухогрузы.
Сменив колготки на рейтузы,
По набережным бродят музы
С щеками белыми, как мел.
Дрожат бетонные быки,
С мостов роняя хлопья снега.
Позёмка в поисках ночлега
Берёт преграды без разбега
И обживает чердаки.
И некого задеть плечом,
И провода звенят на Невском.
А вдалеке за перелеском
Морозец с щёлканьем и треском
Звезду целует горячо.
Ты загляни в мои глаза,
Одекабревший, непарадный,
Скули гармошкою двухрядной,
Хрипи бессмыслицей эстрадной –
Словами это не сказать!
2.
Ветрено. Звёздно. Холодно очень.
Губы замёрзли – просто беда…
Инеем Охтинский мост оторочен,
В инее крыши и провода.
Я воротник поднимаю повыше,
Шаг ускоряю на выдох и вдох.
Знаю – никто здесь меня не услышит
И не устроит переполох.
Я повелитель несказанных слов!
Что мне за дело до невниманья
И человечьего непониманья,
Если я их принимать не готов.
Да, не готов! Места мне не нашлось
На полусонном Московском вокзале!
Я пригубил и обиду, и злость
Каждого, кто в эту ночь замерзает.
Город мой, ты на меня погляди!
Я невесом, я почти что бесплотен…
Переведи меня, переведи
На человечий язык подворотен!
***
Хлеб оставьте себе – дайте света!
Ведь не даром прошу, а взаймы.
Я верну вам – слово поэта –
Рассчитаюсь всем снегом зимы.
Кто-то явно кусает губы.
Кто-то тайно кровоточит.
За окном из асфальтовой шубы
Светофор, как заноза, торчит.
Жизнь земная вперед несётся.
Жизнь небесная вспять бежит.
Отворяющий кровь не спасётся –
Кровь возврату не подлежит!
Анатолий Бесперстых
Тихотерапия
Когда и рву я и мечу,
И зол,
Как бес,
То к своему иду врачу –
В сосновый лес,
Там ждёт она,
Моя сосна,
Мой старый друг.
И снег хрустит, и тишина
Стоит вокруг.
Лишь стайкой снегири вспорхнут
Над головой –
И воцарится вновь
Покой
Целебный тут.
А солнца редкий луч блеснёт –
И любо мне!
И сердце звонко
Запоёт
Вдруг в тишине...
Декабрьское утро
Месяц на небе зажёг облака.
Просит о чём–то спросонок река:
Может быть, просит Морозку о том,
Чтобы скорее сковал её
Льдом.
Зябнут от ветра холодного ели,
Ждут, чтоб их в белые шубы одели.
И снегири, поднимаясь с ночлега,
Жаждут не манны небесной, –
А снега.
Радуга зимой…
Радуга зимой
В дом бобыльский мой
Погостить зашла.
Улыбнулась мне
В стылой тишине –
Празднично–светла.
И мой мрак–хандра,
Что свинцом с утра
На душе лежал,
Вдруг в ближайший лес,
Как из церкви бес,
Прытко убежал...
За окном зима,
Вся белым-бела,
А ко мне сама
Радуга пришла.
Да, всего на час…
Да, среди зимы...
И горячий чай
Пьём на пару мы.
Последний снег
Как из волшебной перины,
Хлопьями пух с утра.
В вальсе,
Как сказка, старинном
Белая кружит хандра.
Мне же всё чудится птица
Белая –
Мой Гамаюн...
Нет, не на город ложится
Снег,
А на душу мою.
Андрей Чирков
* * *
Белый снег – это белая занавесь,
Потускнело на листьях золото,
Проскользнувшая в осень заморозь
Раскидала по лужам олово.
И бульвар от медяшек очистился,
Лишь дорога грязна и муторна,
Вяз спокойно над шумом высится,
Упираясь ветвями в утро.
День протрёт небо влажным облаком,
Солнце выйдет к прохожим, щурясь,
Никого не согреет толком,
Пробежав лабиринты улиц.
* * *
Звезды плачут белым снегом,
Укрывая свет полночный,
То ли памятью, то ль веком
От дневных обид порочных.
Листья дремлют засыпая,
Золотым нарядом тлея,
Запах добрый вспоминая:
То ли мая, то ль апреля.
Тихий звук по древам стынет:
То ли инеем, то ль клеем.
Напрягают клены спины
По остуженным аллеям.
То ли песнь, то ль непогода
В парусах ладей небесных…
Спи, великая природа,
Дай-те Бог погод чудесных!
* * *
Небо колокольным звоном
Над землёй гудит…
Дал звонарь Кому-то слово –
Месяцем звонит…
Сумерки спустили шторы,
Шиты серебром,
Будто кто-то небо штопал
Шёлком и огнём.
Ветер зло кидает хлопья
Хрупких светлых звёзд,
И столбы вонзили копья
Фонарей в мороз…
Мифтахова Олеся
Рождественское
Ближе к душе только нательный крестик,
Маленькое распятие из серебра.
Скоро зима запорошит все вести
От той, что создана из моего ребра.
Только смотрю, как прожигаются будни,
Сырной лепёшкой солнце сбегает на юг.
Здесь одиноко, печально и очень трудно -
Спрятаться от ветров и угрюмых вьюг.
Ближе к душе - крестик, висящий на шее,
Бьётся, как птица, когда я могу упасть.
Ближе к зиме - сам становлюсь мишенью,
Скалится стужа и, разевая пасть,
Корочкой трогает край неглубокой лужи,
Свора ворон с криком стремится ввысь.
Мысли горчат, чай остывает в кружке…
Снегом заносит теплое слово «жизнь».
Ave Maria
И ходила Мария, и носила в котомке:
То краюху хлеба, то слепого котёнка,
То камушек белый, то кусочек глины,
То иконо-образ, то гроздь рябины.
Подавали и гнали, ругали и били,
Целовали, сулили - рог изобилия.
Но внутри у Марии - огромное счастье.
И обходят его суета и ненастье.
И глядит Мария в синее небо,
А на нём луна, словно корка хлеба,
А на нём звезда, и в котомке звёзды.
И тепло такое – что никто не мёрзнет.
Игорь Годенков
НОВЫЙ ГОД
Как в детстве, ожиданье чуда
Вдруг сладко сердце шевельнет –
Когда неведомо откуда
Опять придет к нам Новый Год!
Опять огни зажжет на елках,
И зазвенит курантов бой
В деревнях, городах, поселках,
И поплывет над всей страной.
Опять, стуча тяжелой палкой,
Придет из стужи Дед Мороз,
И. Как сугроб, мешок подарков
Поставит на пол добрый гость.
А волшебство, а чудо это? –
Не чудо ли – сама зима,
Полет неспешный хлопьев снега,
Узор замерзшего окна?
Не сказка разве – ель в убранстве
Белее, чем лебяжий пух?
И танец звезд в ночном пространстве,
Луны веселой гнутый лук
И отраженье ее света
Алмазной скатертью снегов?
Мороза треск уносит эхо
В таинственную даль лесов…
ПУСТЬ УЛЫБАЮТСЯ ДЕТИ!
Ах, как хочется верить в сказку
Под названием “Новый Год”!
Что, как встарь, Дед Мороз на салазки
Всем подарков мешок привезет;
А Снегурочка, что не взрослеет,
И все так же пушиста коса
Снова радостью сердце согреет
И улыбкой засветит глаза…
И, как прежде, зажжется вдруг елка.
Соберет вкруг себя хоровод,
И блестящим огнем из иголки
На ребячии лица польет.
Ах, как хочется верить в чудо,
Что “по правде” он, Дед Мороз,
Что желает он – все это будет
А не будет ни горя, ни слез;
Что за Новым за Годом за этим
Будет много счастливых годов…
Пусть сейчас улыбаются дети,
Зная радость от светлых лишь снов,
И согреты любовью и лаской.
И не зная тревог и забот –
Хоть пока – все же верят в ту сказку
Под названием “Новый Год”!
ЧЕРТА
Год минувший, год грядущий –
Между ними есть черта:
Вдруг исчезнет круг бегущий
Разделив - на миг - года.
Замерев в раздумьи,
время
Остановит стрелок ход –
Это миг
для размышлений,
За которым - Новый год!
Миг безвременья, быть может,
Миг затишья,
миг-рубеж,
Миг, который жизнь итожит,
Миг мечты
и миг надежд.
... Год грядущий, год минувший…
В этот миг
в одно сплелись
Время, Небо, наши души,
Снег,
зима,
Любовь
и жизнь!