Лучшие стихи - 2020
- Подробности
- Категория: Публикации
- Дата публикации
- Автор: Kefeli
- Просмотров: 1477
Михеев Александр Канада 
Исчезнувшим в пустынях
Сбереги свой шатёр, остальное — не в счёт.
Мир окутан страданьем и горем,
А божественный Нил всё течёт и течёт
И впадает в Балтийское море.
Прочитай вслух папирус себе самому,
Что с доверенным аистом прислан —
С пролетарских Сахар задувает самум,
Погребает оазисы смысла.
Кто Египту не раб и молчать не привык,
Убегают, покуда не поздно,
Свергнут Ра. Надвигаются на материк
Бедуины в будёновках звёздных.
Где изыскан жираф и свиреп леопард,
Раскалённый песок ночью стынет,
Там гиены поют, что настроят на лад
Эти джунгли, саванны, пустыни.
Пирамиды Кремля слышат сфинксово "Пли!"
Дети смотрят, наивны и юны.
Феодалы, гремя продразвёрсткой в пыли,
Загоняют феллахов в коммуны.
Я не знаю, Осирис, в чём наша вина,
В новых культах понятья другие —
Их священники крестят мои племена
Из наганов служа литургии.
Что там ждёт чужестранца, за краем земли?
В этом взгляде решимость и сила.
В Абиссинию рок повернул корабли.
Николай, не играйте в "Россию".
Пять коней Люцифера видны в облаках —
Миражи предвещают погибель.
Но бредёт караван по безбрежным пескам
И верблюды плывут, словно рыбы.
Мишель Мишин Татарстан
Девочка с Луной на поводке
Поздней ночью, звёздами играя,
Вышла прогуляться налегке,
Песенку тихонько напевая,
Девочка с Луной на поводке.
Не спеша по небу проходила
Всё хотела радугу найти,
Молоком Медведицу поила,
Зачерпнув из Млечного Пути.
Гончих Псов созвездие скулило,
И виляло радостно хвостом,
И его девчушка угостила
Сладким, белым, звёздным сахарком.
Почесав Медведице за ушком
И, погладив брюшко Гончих Псов,
Наполняла звёздами подушку,
Чтоб увидеть много звёздных снов.
Снов о том, как в тёмно-синем небе
Радугу накинув, как платок,
Девочка в дремотной сладкой неге
Всё ведёт Луну за поводок.
Пламя свечи
Лето. Ночь. Веранда. Стол...
Горит свеча в недорогой подставке.
И звуки не слышны, и образы не ярки,
Под чёрною вуалью дремлет пол.
Огонь свечи горит, звездой дрожа,
Вокруг него планетами кружатся
Ночные мотыльки и мошки, что прижаться
К огню хотят, так чудом дорожа.
Их манит не тепло, а только свет.
Попав в его волшебное сиянье,
Они исполнят странное желанье,
Им данное на сотни тысяч лет.
Они не видят ничего вокруг,
Стремятся в самом центре очутиться,
Летят туда, как будто это всё им снится,
Но падают в ночи, обжегшись , вдруг.
Открылась дверь, прохладой потянуло.
Все мошки вдруг пропали кто куда.
И мотыльки исчезли без следа.
Вошла Судьба. Она свечу задула.
Никита Брагин, Россия
***
В гармонии костер и падающий снег,
в них зерна жарких звезд и ледников проростки,
в них треск горящих дров и по морозу поступь,
предощущенье дня и ночи оберег.
Огонь старинных букв, глаголей и омег,
хрустальные кресты соборов и погостов
друг с другом говорят так искренне и просто,
что время слышит их и замедляет бег.
Тогда встает душа, сметая хлопья праха,
рождаются миры в органном строе Баха,
и льется тихий свет кристалла и свечи.
Торжественность зимы и мимолетность искры…
Дыхание любви так горячо и близко,
что самому себе внушает – помолчи
Светлана Гордеева, Чувашия
***
Черемуха — она евангелист,
расскажет как еще до сотворенья
был мир не пуст, а просто очень чист,
как в светлый день Святого Воскресенья,
как белый лист, как белый лепесток,
как утро с белым облаком без тени.
Глава четвертая, стих первый и глоток
черемухи душистого цветенья.
***
Чем бы наполнить мне чашечку чая?
Музыкой арфы, вращающей дом,
цветом тюльпанов, растущих по краю,
вспаханной грядки, дождём за окном.
Может быть, ложечку вздоха добавить?
Вздоха сирени, скучающей, там,
где у забора я доску поправить
все обещаю прошедшим годам.
Вкусом весны я напиток наполню!
Буду веселой и хватит грустить.
Дом мой родной, я скучаю и помню,
и сохраню эту тонкую нить.
Татьяна Шепелева, Россия
Человечное
Ничего не случилось. Бредит апрелем май.
Столько ёлок в лесу! Выбирай для себя осину.
Я тащу, тащу
сосну в деревянный рай,
А звезда-макушка светит куда-то в спину.
Для зелёных лап, для вечнозеленых ламп,
Для озёрных глубин с ресницами точно пики,
Для таких, как мы – встревоженных снежных баб
Золотая звезда рассыплет косые блики.
Человек не меняется. Смотрит слепым зрачком,
Просыпается утром, ищет свечу и тапки,
Ищет истину, прячется в «точке ком»,
В декабре, в судьбе, в порядке и беспорядке,
Верит в чудо, по шею сидит во тьме,
Тяжело вдыхая и полыхая,
И уже совсем не в своём уме
Всё лепечет: «Господи, не до края…»
А когда отболит спелёнатых дней дрянца,
Он шагнёт вперед – влюблённый, пустой, бездонный,
Поелику соль, что хрустит под ногой певца,
Суть кристалл, растущий по жизни оной.
А ещё – мороз трещит по-над-за рекой,
А ещё – дворы, костры, да колючий ветер,
А ещё – небесная колоколь…
Баю-бай, качается колыбелька.
Александр Вольный, Украина
Тайна Вечеря
Был звездный вечер и вокруг раздольно
Разлился благоденственный контраст,
Но вдруг Иисус поднялся,
огласив невольно:
«Один из вас теперь меня предаст».
Все молча замерли в недоуменьи,
От удивленья даже Петр привстал,
Но осадил его Христос, и в откровеньи
Свою тираду дальше продолжал:
«О, если б мир явился силой чуда
И люди стали у пороков не рабы,
Пришло бы благоденствие.
Я прав, Иуда?
Не убежать нам от своей судьбы!
Ведь ты – мой друг, которому я верю,
В бессмертие указывая путь,
Но разные для нас открыты двери,
Являющие жизненную суть.
Я для тебя – Божественное семя,
Пришедшее духовностью служить,
Но наступило дьявольское время,
Зовущее безумием вершить.
Определяйся силою лихою,
Ведь цель твоя кощунственно пуста,
И об одном молю:
Будь кроток предо мною,
Целуя Истину в священные уста!»
Царь-Волкова Марина Россия
Живи
Ветров распев, метель и шум дорожный…
Нам говорят: в войну не до любви.
Но без неё – дышать едва ль возможно.
Живи!
Тебя толкнут не раз, будь наготове,
Пусть упадёшь, но не сходи с пути -
Неси огонь в душе своей и в слове,
Свети!
А если вдруг окажешься не нужен,
Руби с плеча, но нежность - не губи.
Тепло дано - спасать людей от стужи.
Люби!
Пусть песня вдаль несётся вольной птицей -
Недаром так отрадна сердцу высь.
Мы все уйдём. Не каждый возвратится…
Вернись!
Пока ещё горит огонь в камине
И ласково звенит родник души,
Не поддавайся равнодушной стыни,
Пиши!
Зяблицкая Инна Беларусь
Вижу время
Как с ветвей – тонких пальцев - яблони
Я снимаю, как перстни, яблоки.
Предо мною, объятые пламенем,
Мчатся месяцы, словно всадники:
Вот – весна с обезумевшей зеленью,
Ароматы святого цветения.
Кем-то свыше, наверное, велено,
Чтоб проснулось в нас к жизни стремление.
Жарким летом ветвь одурманена,
Наливается соком сладостным.
На нежнейших розах подпалины.
Солнце красит яблоки яростно.
Чуть осенним туманом окутаны
И дождями омытые серыми...
Опадают, холодом спутаны,
И в потомков грядущих веруют!..
Жизни замысловато сплетение.
Им – зимою похрустывать сладенько,
Ну а мне – наслаждаться мгновением:
Вижу ВРЕМЯ в созревших яблоках.
Босина Евгения Израиль
* * *
Там, где горя знать не знают,
Где леса и птичьи звоны,
Есть, мой друг, река такая –
Цвета глины обожжённой.
Сквозь слепящий блеск заката,
Сквозь небесные ворота
Держит путь в залив Ла-Плата
Речка цвета терракоты.
Цвета небыли и были
Рукава её, изгибы,
И скользят в придонном иле
Терракотовые рыбы,
И живут там, и пребудут –
Каждый с трубочкой из пенки –
Терракотовые люди
Пламенеющих оттенков,
И поют о вечном лете
Терракотовые птахи,
Потому что всё на свете
Из огня, воды и праха,
Из любви, тоски и боли.
А река блестит, змеится...
... Что же так сегодня колет –
Где-то слева, под ключицей?
Марченкова Кира, Россия
***
Безучастно, безъязыко,
С переломанным крылом,
Чьей-то милостью великой
Мы пока еще живём,
Да и тот не скажет честно,
Руку к сердцу приложив,
Что останется нам вместо
Изувеченной души?
Ничего, и в этом дело,
Соль и правда наших дней.
Так зачем земное тело
Усмехается над ней,
Причиняя боль сквозную,
Не дающую уснуть?
Не заем ли, чтобы всуе
Ей, родимой, присягнуть?
А душа не повторится -
Сгинет, канет, растворится…
Наталья Крофтс, Австралия
Второй ковчег
По паре – каждой твари. А мою,
мою-то пару – да к другому Ною
погнали на ковчег. И я здесь ною,
визжу, да вою, да крылами бью...
Ведь как же так?! Смотрите – всех по паре,
милуются вокруг другие твари,
а я гляжу – нелепо, как в кошмаре –
на пристани, у пирса, на краю
стоит она. Одна. И пароход
штурмует разномастнейший народ –
вокруг толпятся звери, птицы, люди.
...Мы верили, что выживем, что будем
бродить в лугах, не знающих косы,
гулять у моря, что родится сын...
Но вот, меня – сюда, её – туда.
Потоп. Спасайтесь, звери, – кто как может.
Вода. Кругом вода. И сушу гложет
с ума сошедший ливень. Мы – орда,
бегущая, дрожащая и злая.
Я ничего не слышу из-за лая,
мычанья, рёва, ора, стона, воя...
Я вижу обезумевшего Ноя –
он рвёт швартовы: прочь, скорее прочь!
Нас чёрным ливнем разделяет ночь,
и выживем ли, встретимся когда-то?
Я ей кричу – но жуткие раскаты
чудовищного грома глушат звук.
Она не слышит. Я её зову –
не слышит. Я зову – она не слышит!
А воды поднимаются всё выше –
в их жадном рёве крик мой слишком тонок.
И волны потемневшие со стоном
хоронят и Олимп, и Геликон...
На палубе, свернувшись, как котёнок,
дрожит дракон. Потерянный дракон.
Нелли Воронель, Канада
Наследство
От бабушки по линии отца
осталось только имя без лица.
Ни фото, ни открытки, ни письма,
лишь память, ненадежная весьма,
как пух цыплячьих лет и все потуги
набиться, курам на смех, к ним в подруги,
как дух печной лоскутных покрывал,
как обещанье взять на сеновал
того, чьи руки и смешливый взгляд
боготворила много лет назад…
Там – две косички, ставшие косой,
и след ступни исколотой босой,
невидимый в перестоявших травах,
там навсегда утраченное право
быть Лягушонком, Кнопкой, Васильком,
сидеть на шее, и нестись верхом
от душных снов, пугающих возвратом
к тоске недетской, к утренним курантам,
и к поцелую, ставшему кошмаром
для нежности, убитой перегаром…
Сквозь сны и годы списанных долгов
смотрю на дали скошенных лугов,
хмелею вновь от счастья на вершине
копны под небом васильково синим.
Владею миром, сидя на подводе,
а солнце медлит, нехотя заходит,
увековечив эту пастораль.
Меня возносит дивная печаль,
коня ведет отец, и, неземная,
я им любуюсь и запоминаю…
Снег после музыки
Мой город сегодняшний, он никакой не мой,
уж тем более здесь, где финансовый монолит,
неликвидное небо выев над головой,
доедает и землю, не будучи пшиком сыт.
Мельтешу, как всегда, выбираясь из-под земли.
Где тут запад у нас? Впрочем, запад у них – везде.
Сознавая себя воплощеньем последней тли,
замечаю, что есть в небе место одной звезде.
Замечаю тебя на другой стороне реки
из людей и машин, оживляюсь, дышу ровней,
превращаюсь легко по отмашке твоей руки
в любопытную тень под гипнозом ночных огней.
Снег с окраин сюда не допущен, ему здесь нет
даже места, где можно прилечь, не растаяв вмиг.
Вместо снега в избытке дают карнавальный свет,
и за каждой витриной – открытый тебе тайник.
Зов обманчивой праздности, запахи манких блюд,
мимо-мимо… спасибо, не надо, у нас все есть!
Вот искомая улица, кажется, нас там ждут,
и безумная иллюминация – в нашу честь.
Посреди инсталляций из денежных кирпичей –
силуэт безупречных форм, горделивый шпиль.
В переливчатых окнах веков золотая пыль,
отворяется дверь и теряется суть вещей.
И находится место под стрельчатым сводом всем,
можно счастливо сгинуть в потёмках на целый час.
Город алчных огней на экране души погас.
Созерцающий музыку ошеломлён и нем,
оттого, что она осязаема и видна,
капителей колонн достигая, струится ввысь.
Лепестки витражей оживающих подались,
уплывая и вновь возвращаясь в узор окна.
Эта музыка вызнала тайну твоих орбит,
вспоминается всё, что, казалось, давно забыл,
и пылинкой космической между ночных светил
понимаешь, что ты, ею избранный, не забыт.
Но как только поверил, что выше нельзя уже,
к запредельному эху симфонии горних сфер
подключается голос, невидимый взяв барьер,
Осыпается звёзд ослепительное драже…
Вдруг касаются сердца развернутые крыла,
и тебе отпускается всё на единый миг,
чтоб и ты, отпускающий сам к высоте приник,
чтобы музыка эта в тебя, словно в храм, вошла.
Дирижёр остановит, душа оборвет полёт.
Возвращаясь под землю, мы будем уже не те.
На окраине нашей рассеянный снег идёт,
мы рассеянней снега и светимся в темноте.
Ирина Сапир, Израиль
Рождество
Чужое рождество сверкнет стеклянным шаром...
Я мельком загляну в незапертую дверь
и разгляжу огонь в камине и гитару,
а у стены, в углу - мерцающую ель.
Я жадно припаду к замерзшему окошку
и через ледяной затейливый узор
увижу на тахте разлегшуюся кошку
и мягкий теплый плед, упавший на ковер.
Неслышно отойду и побреду вдоль зданий,
глазея на толпу, на праздничность витрин,
на блики, что горят на хрупких, тонких гранях
игрушек на ветвях. Блестящий серпантин
под елкой подобрав, сожму в ладони крепко.
Зажмурившись, вдохну рождественский мороз.
Коснусь легко рукой пушистой хвойной ветки...
И блестки мишуры смахнув рукой с волос,
я возвращусь домой, в бесснежную рутину,
в неброские тона пространства моего.
Но, спрятанной в карман, полоской серпантина,
я унесу с собой чужое Рождество.
Светлана Мусиенко, Россия 
Се ля ви.
Умирал старый год,
как бездомный бродяга на паперти,
Под удары курантов,
сметённый лавиною дней,
А в нарядных домах
белоснежно топорщились скатерти,
И чванливые ёлки
сверкали в гирляндах огней.
У прохожих старик
вызывал отчужденье и холодность,-
Все спешили домой,
к новогодним своим чудесам,
Вспоминалась ему
бесшабашная, глупая молодость,
Не внимал старикам,-
ведь не думал состариться сам…
Ликовал Новый год,
фейерверком рассыпавшись пО небу,
У него будет много
рассветов, закатов и лун,
И любили его, а за что?
Объяснил бы хоть кто- нибудь!-
Лишь за то, что был весел он,
дерзок, беспечен и юн!
А потом Рождество
исходило таинственно ладаном,
И сбегались минуты,
чтоб кануть в полУночный час,
Мы так много хотим,
а в итоге- лишь надо нам,
Чтобы после ухода
по- доброму вспомнили нас...
Снег
Невинный снег, отрада сердцу,
Бесшумно, медленно скользя,
Он чистотой души младенца
Воображенье поражал.
Укрыл дворы пушистой ватой,
Земли скрывая наготу,
Бранился дворник:- Многовато
Осадков в нынешнем году!
Он снег сгребал, возил на тачке,
И клял его на все лады!
Нещадно сапогами пачкал,
На белом оставлял следы…
Вот так же и душа чернеет
От незаслуженных обид,
От грубых слов, сказать вернее-
Когда в ней кто- то наследит.
Житейской грязи не преемля,
Полна смятенья, не дыша,
Спускается с небес на землю
Снежинка, светлая душа.
Не замараться невозможно,
Черны сердца, жестокий век,
Ступать старайтесь осторожно,
Чтоб не испачкать белый снег.
Анна Арканина, Россия
Дед
Живет в бревенчатом старом доме
смешливый забывчивый дед Егор.
Он смотрит, как время идет (и тонет)
по лужам весенним к нему во двор.
В окошко глядит, головой качает,
и солнечных зайчиков ловит рукой,
и всех без разбора дед поит чаем:
с малиной, багульником и коньяком.
Дед даже старый — гигант-гигантом:
он кормит птичек из рук больших.
Седой и добрый, как мог быть Санта
но нет тут Санты, в такой глуши.
Старик задержался на этом свете...
…Прозрачное облако тонких волос.
И дразнят его светлоглазые дети,
что дед головой в небо — по уши!—
врос.
А он смеется, и в печь полешко
бросает и шепчет над ним тайком:
"чтоб всем.. теплее.. чтоб всем.. полегче", -
дед прячет крылья под пиджаком.
Вера Рехтер, Израиль
О зелёной тоске и чёрных кошках
Когда придёт зелёная тоска,
я ей включу весёленький мотивчик,
накрою стол и соберу девичник —
тоска, да я, да рюмка коньяка.
Мы посидим душевно за столом
и помолчим о личном, наболевшем,
потом всплакнём, нам станет чуть полегче,
мы выплывем из ночи и нырнём
в неяркий, неотчётливый рассвет,
который пахнет кофе и озоном.
И так меня достанет цвет зелёный,
что к красному утрачу пиетет;
но светофор не спросит — "Почему?"
и улица прикинется безлюдной.
Тоска вдруг засияет изумрудно
и выпадет росою на листву,
оставив, наконец, меня одну...
Cтряхну с подола лёгкой грусти крошки,
дрожите, чёрные коты и кошки —
теперь я вам дорогу перейду!
Дмитрий Ничей, Россия
Потерял осторожность
Потерял осторожность. Я словно в раю.
Жизнь причудлива как оригами.
Я у белого облака сел на краю
И беспечно болтаю ногами.
Чей-то ангел сейчас надо мной пролетел.
Мне легко. Я влюблен без оглядки.
Зазевавшись, я ноги поджать не успел
И испачкал о радугу пятки.
Ну и пусть! С ног своих разноцветную грязь
Оботру я оторванным небом.
Сколько страхов спустя я живу не боясь,
Никогда я беспечен так не был!
Сколько пасмурных снов пережив наяву,
Заслужил я такую возможность!
И теперь я на облаке белом плыву,
Я живу, потеряв осторожность...