Любовь - любовь...

Подробности

Категория: Ирина Кедрова

Дата публикации

Автор: Kefeli

Просмотров: 1702

            Ирина Кедрова. Любовь-любовь…

                                              Однажды на пляже

                                                Развлечения пляжных обитателей
Небольшой приморский посёлок в Крыму, в котором раньше отдыхали редкие приезжие, преимущественно родственники местных жителей, превратился в модный курорт для небогатых россиян. Сюда приезжают матери с малолетними и не достигшими совершеннолетия, а значит и свободы от родительского угнетения, детьми. Молодожёны, ещё не развившие свой семейный бюджет до уровня известных курортов, наслаждаются здесь любовью вперемежку с морскими ваннами. Студенты, возмечтавшие весёлой компанией провести каникулы вдали от наскучивших за год предков, нежатся в многообещающих взглядах друг друга и кувыркаются, словно дельфины, в морской стихии.
Влюблённые пары по праву являются украшением пляжа. Он бережно вводит её в море и развлекает, как ей угодно. Могут вдвоём заплыть далеко от берега, где их никто не видит. Лечь на спину и покачиваться на лёгких волнах. Могут вблизи от берега устроить телесные игры, в которых прижимаются, поглаживая друг друга в самых сокровенных местах. Всё откровенно сексуально, однако вполне прилично. В такой игре больше выигрывает он, любовно оглаживая свою подругу под прикрытием морской завесы.
Одинокие отдыхающие чувствуют себя здесь частью огромного коллектива курортников: вроде сам по себе и в то же время объединён с другими общими переживаниями: море тёплое или холодное, бурное или спокойное, будет дождь, или туча, его обещающая, пройдёт стороной. Одинокие неприступно лежат на подстилках, читают, спят или наблюдают за окружающими. По большей части это мыслители, покинувшие родных, чтобы обдумать дальнейшие жизненные пути. Их мало, но без них картина отдыхающих будет неполной и однобокой.
Особая категория загорающих – девичьи команды в две, три и больше красавиц. Прибывшие сюда покорять мир, одержимые одной или двумя мыслями: приобрести сногсшибательный загар и доказать, что каждую минуту мир спасает красота, почти обнажённая. Время от времени сквозь девичьи команды энергичным шагом проскакивают команды противоположного пола. Это идут, спешат по жизни и пляжу, покорители мира и девичьих сердец. Высокие и не очень, худые и плотные, но обязательно мускулистые, в многодневном тёмно-коричневом загаре, замешанном на морской соли и пронизывающем ветре.
Такие они – отдыхающие на пляже приморского посёлка, протянувшегося длинной береговой полосой, сочетающей в себе две части: окультуренную новоявленными бизнесменами от отдыха, и заброшенную, дикую, по причине того, что бизнес-руки туда не дотянулись, а неприхотливому отдыхающему всё равно где отдыхать, лишь бы было море и не слишком много грязи.
В качестве развлечений предлагается широкая программа. Хочешь острых ощущений – заплати и вставай на водные лыжи, пронесись по морской глади, словно Лазутина на олимпийской трассе. И никто не станет проводить тебе допинг-контроль. Чуть попроще ощущение на «банане». Вывозят тебя в море на резиновой штуковине, держащейся за моторку, резко разворачиваются – штуковина, перевернувшись, сбрасывает тебя в воду – к медузам. Теперь попробуй снова оседлать «банан», увёртывающийся от твоих рук и тела. Замечательное развлечение – поездка на водном мотоцикле, гидроциклом называемом. Держишься за руль и несёшься по морю к турецким берегам, а сзади нависает, обнимая тебя, водитель, который по твоему желанию мчит по волнам или петляет и выворачивает мотоцикл так, что ты почти касаешься водной поверхности, щекоча свои нервы и доставляя радость пляжным наблюдателям. Водитель – обязательно молодой, красивый, гибкий, словно уж, проскальзывающий вдоль тебя. За его трудную и мужественную работу ты оплачиваешь деньгами и телесными соприкосновениями, что особенно приятно ему, если ты молода и красива. Поспокойнее водный велосипед, на котором едешь, куда хочешь, в пределах береговой видимости, натруживаешь ноги и сгораешь на ярком солнце.
Массовое развлечение – поездка на катере. Небольшой катерок вывозит желающих в море и предлагает почувствовать себя ихтиандрами морской стихии, окружёнными большими и маленькими, в основном кусачими медузами. А если кроме купальника или плавок ты ничего не захватил, то прожаришься на солнце так, что потом побежишь в аптеку в поисках спасительной мази. На большом же теплоходе, особенно при вечерней прогулке, тебя обольют мощные брызги ледяной солёной воды, просквозит холодный ветер, а темнота будет такой, что неведомо, есть ли вообще море и небо, или всё слилось окончательно.
Для интеллектуалов, любящих искусство, предлагаются коллекции произведений местных художников, из которых можно купить приглянувшуюся картину. А можно, посидев немного перед художником, получить свой графический или, что реже и значительно дороже, живописный портрет. На любую часть тела тебе нанесут татуировку, которой долго будешь похваляться и наслаждаться.
В программу детских развлечений входит катание на ослике, грустно бредущем по надоевшему ему маршруту рядом с колоритным хозяином в туркменском костюме, человеком добрым, потому дающим советы желающим к ним прислушиваться по поводу того, как воспитывать детей и как их фотографировать на осле. А ещё надувные горки и автомобильный корт предоставляют возможность родителям немного отдохнуть от своих непослушных чад.
Если на этом закончить перечень пляжных развлечений, то наш рассказ будет неполным, поскольку любые развлечения требуют пищевого подкрепления. Поесть и насладиться не только пищей, но и её продавцами – разве это не развлечение?
– Пахлава, сладкая пахлава, – кричат на все лады представительницы семейного бизнеса, освоившие пляж. – Трубочки, вкусные трубочки с орешками.
– Хачапури, берём слоёное хачапури с сыром, – звенит голос очаровательной разносчицы, делегатки прибрежного кафе в мире отдыхающих.
Высокий, худой, прожжённый безжалостными лучами солнца продавец восточных сладостей завлекает весело-игривым голосом:
– Кто ещё желает пахлаву и трубочки? Я подойду. Я уже близко. Я знаю, среди вас есть благородные люди.
Очевидно, благородными людьми он называет своих покупателей, выделяя их среди отдыхающих. Если же таковых не находится, он громко ворчит:
– Вот глупые ноги, зачем меня сюда несут? Но я верю, есть на земле благородные люди.
Гордо и молчаливо идут вдоль пляжа красавицы-продавщицы, в чистых передниках, с аккуратными корзинами. Бог знает, почему, но сразу образуется верная клиентура, которая жаждет покупать местные яства только у них. Среди этих продавщиц – молоденькие девушки и женщины средних лет. Доброжелательные и улыбчивые, они легко перебрасываются с покупателями несколькими словами, желая приятного аппетита и отдыха.
– Ну-ка, признавайтесь, ребятки, кто ещё хочет самсы, самой вкусной самсы? Кто ещё хочет медовой пахлавы? Скорее признавайтесь, ребятки, – весело кричит разносчик из кафе, несущий на картинно вытянутой руке поднос с высокой горой сладостей. И хотя он ориентируется на «ребяток», у него покупают от мала до велика: приятно иметь дело с профессиональным официантом, почему-то оторвавшимся от работы в кафе и появившимся под ярким солнцем.
Вкусные пирожки – с рыбой, капустой, картошкой, сливой, грушей и яблоками – разнообразное меню пляжных обитателей. Рыба – вяленная и сушёная. Шашлык из мидий и рапанов. Небрежно покрикивая, предлагают дары моря крепкие парни, в коротких и длинных штанах, как кому нравится, и в бело-серых шляпах, скрывающих в тени горячие карие глаза, пытливо высматривающие потенциальных любителей морских продуктов. Как не попробовать дары моря?
Разнообразие предложений сочетается с разнообразием голосов: крикливых до невозможности их слушать, мягких и увлекательных, на зов которых хочется немедленно откликнуться, небрежных, пролетающих мимо тел, словно утверждающих: лежите, лежите, мне всё равно, купите ли вы, но всё же лучше, чтобы вы что-нибудь у меня купили. Самые противные – навязчивые, они наполнены каким-то механическим скрежетом, напоминающим о привокзальных билетных кассах и огромных очередях тех, кто желает вырваться из Крыма и устал от многодневного успешного отдыха.
Днём в бары и кафе, облюбовавшие набережную, забредают страждущие спастись от палящего солнца или пронизывающего ветра. Заняты один-два столика. Зато вечером отбоя нет от посетителей, особенно молодых. Вино, пиво, водка, шашлыки, бифштексы, салаты и всё-всё-всё, что является необходимой принадлежностью калорийного и вкусного угощения, съедается ненасытным чудищем, называемым «вечерний курортник». Насытившись и напрыгавшись в сумасшедших танцах, посетители баров и кафе разбредаются по посёлку, не давая спать мирным жителям и другим отдыхающим своими пьяно-возбуждёнными голосами, превращающимися то в крики, то в ругань, то в песни.

                                                   Обитатели дикого пляжа
В описываемое нами время на диком пляже можно встретить счастливого отца, вывезшего на отдых к морским просторам своё семейство, но всем своим видом, и даже долгими разговорами по сотовому телефону, демонстрирующего успех частного предпринимательства в нашей стране. Нервная бабушка, совсем ещё не старая, получившая от сына и невестки во избежание курортной скуки внука и привезшая его на море, то и дело кричит:
– Костик, не отходи далеко от берега. Тебя может ударить волна. Ты нахлебаешься воды. Я должна тебя видеть.
То-то радость десятилетнему мальчишке кувыркаться под крики бабули в прибрежной воде, заполненной песком.
Молодой отец, исполненный важности и высочайшей степенью самоуважения, не перестаёт проявлять недовольство семилетним сыном:
– Ты куда пошёл? Иди сюда. Я сказал: ко мне иди.
То ли опомнившись, то ли вспомнив на секунду, что он – любящий и заботливый папаша, меняет он недовольный тон на дружелюбный:
– Я тебе маску поправлю, – но пробиваются в голосе нотки самоутверждения и снова заставляют его ворчать. – Ты что, не можешь нормально маской пользоваться? Она вся перекошена.
Мальчишка сжимается от отцовской науки, и видно, насколько неуютно ему в этом мире солнца, тепла и моря.
Чуть подальше заливается испуганным плачем трёхлетняя девчурка, испугавшаяся удара неожиданной волны и рассердившаяся на море, а заодно и на мать. Детей на пляже много: больших и маленьких, тихих и неуёмных, капризных и рассудительных.
Парочка симпатичных красавиц – длинноногая и тоненькая – втирает друг другу защитный крем. Особенно усердствует подружка длинноногой. Она хороша сама по себе: тоненькая и стройная, напоминает древнюю египетскую статуэтку, с короткой стрижкой густых тёмных волос и карими ласковыми глазами, с любовью глядящими на длинноногую, которая в их компании, несомненно, является царицей, заслужившей это звание благодаря высокому бюсту и нескончаемым ногам.
Спокойная морская гладь дарит серебряные искорки, вспыхивающие на поверхности и радующие глаз. Нежный плеск волн, то утихающий, то усиливающийся напоминает о вечности и разнообразии бытия. Мягко укутывающая прохлада воды вносит блаженство в обожжённое солнцем тело. Время от времени на небе проплывают отдельные тучки, пряча солнце от загорающих и давая немного передохнуть от ярких лучей. Пляжный народ радуется солнечному дню, тёплому морю, лёгкому ветерку, и в этой радости он един. Вместе с тем, каждая группа отдыхающих держится сама по себе, строго оберегая границы захваченной частицы пляжа.
По лестнице, ведущей на пляж из посёлка, осторожно спустилась женщина лет тридцати, тяжело неся впереди себя огромный живот и всем своим обликом доказывая вечность человеческой жизни и близость ожидаемых родов.
– Бедная, – взволновались отдельные отдыхающие, – как бы она не свалилась с крутой лестницы?
Помимо крутизны у лестницы ещё один серьёзный недостаток: она давно потеряла несколько ступенек, так что идущим по ней людям приходится приспосабливаться к лестничным неудобствам.
– И зачем идти к морю в таком положении? – громко произнесла нервная бабушка десятилетнего внука.
– А что такого в её положении? – спросила красавица, выставившая на солнце свой гордый бюст и длинные ноги. – Что ей и позагорать нельзя?
– Ей, милочка, рожать скоро. Дома надо сидеть, врача поджидать.
Рядом с беременной женщиной спускались по лестнице две девчонки, лет десяти и восьми, очевидно, дочери.
– Мама, идите сюда, – весело закричала младшая, остановившись недалеко от лестницы, – я место нашла.
Она деловито расстелила голубое бязевое одеяло. Женщина долго примерялась. Наконец, уселась, вытянув вперёд ноги, на которых успокоился живот, а руками оперлась на землю. Ей, несомненно, было тяжело и жарко.
– Светочка, установи, деточка, зонтик, – сказала она старшей дочери, – а потом можете бежать в море.
– Мама, можно я далеко заплыву? – спросила младшая. – Я ведь хорошо плаваю.
– Нет, с папой плыви, куда хочешь, а сейчас, Галчонок, поплавай у бережка, чтобы я не волновалась.
Зонтик установили, и девчонки побежали купаться, оставив мать рассматривать водную гладь. Женщине было жарко, но к её радости, незаметно для всех, подползла большая туча, скрывшая солнце и грозящая каждую минуту пролиться бурным дождём. Непонятно только, что ей мешало это сделать?
Курортники, отвлекшиеся на какое-то время на беременную посетительницу пляжа, вернулись к своему основному занятию – наслаждению бездельем, природой и местными разносчиками сладостей.
Нервная бабушка по-прежнему уговаривала внука:
– Костик, не плыви далеко. Я пожалуюсь родителям, что ты меня не слушаешься.
– А я им скажу, что ты мне плавать не даёшь, – отпарировал Костик.
–- Ах, вот как! Тогда вылезай из воды, пойдём домой.
– Не вылезу, – не послушался Костик.
– Вылезай немедленно, – грозно прокричала бабушка, и что-то в её голосе обеспокоило внука.
– Ну, ладно, бабуль. Я не буду уплывать. Я у берега поплаваю. Ладно, бабуль? – просящим тоном загундел Костик.
– Нет, выходи, – не согласилась бабушка. – Обсохнешь, согреешься, а потом опять будешь плавать
По всей видимости, они договорились. И мальчик, пусть и нехотя, вылез из воды.
Папаша с большим семейством, наплававшись и показав детям умения пловца и ныряльщика, рассадил шумную компанию вокруг себя и затеял карточный турнир. «Ишь ты, какой умный! Получай, любимая, шестёрку на погоны. Ну, как ты ходишь, растяпа?» – слышался его бодрый самоуверенный голос. Иногда он брал в руки телефон, в который диктовал кому-то важнейшие производственные указания, и тогда вся семья сидела тихо, не произнося ни слова.
– Зачем ты собираешь эти ракушки? – вновь подключился к воспитанию недовольный папаша, напоминая окружающим, что он – человек серьёзный, не приветствующий детские глупости сына.
– Они красивые, я их маме наберу.
– Глупости, не нужны маме такие ракушки.
– Нужны, – запротестовал мальчик, проявляя своеволие. – Она просила, чтобы я набрал ей красивых ракушек.
– Где ты здесь красивые видишь? Я тебе таких сколько угодно наберу.
– Я сам хочу набрать.
Поняв, что разговор заводит в тупик, отец переключил внимание сына:
– Пойдём в море, сплаваем.
– Пойдём, – вдохновенно отреагировал мальчик, – я маску надену. Ладно?
– Ладно, – ответил отец, показав всем, что он всё-таки способен договориться с сыном. Оба весело помчались в волны.

                                                         Нежданно-негаданно
Туча давно сбежала, так и не решившись пролиться. Но отдельные облака время от времени прикрывали загорающих от солнца, давая им немного расслабиться в тени. Солнце же всем своим видом показывало знатокам природы, что уже двенадцать часов и пора прятаться от ультрафиолетовых лучей.
– Света, Галя! Выходите, нам пора домой, – позвала дочерей беременная женщина.
– Сейчас, мамочка, ещё чуточку, – прокричала Галя. Видно, на просьбы младшей дочери мать не отвечает отказом, и старшая, давно об этом догадавшаяся, подбивает младшую:
– Попроси маму. Если она разрешит, я буду учить тебя плавать на спине.
Странно, почему девочка, бултыхающаяся в воде, словно дельфин, не умеет плавать на спине? Но Галя разрешила возникший вопрос, произнеся с опаской:
– Да-а, я боюсь: вода в нос попадёт.
– Не попадёт. Ложись на спину, вытяни в сторону руки и ноги. Не бойся: ко дну не пойдёшь, я тебя поддержу, – руководила Света попытками сестры.
– Девочки, – вновь позвала мать. Она встала, подошла к прибрежным камням, стоявшим в воде, словно солдаты, спасающие берег в случае разбушевавшихся волн. – Нам пора идти домой. Вылезайте.
В этот момент женщина почувствовала, как сильная струя воды выплеснулась изнутри, проскочив по ногам.
– Ой, – испуганно вскрикнула она, – началось.
Она слегка повернулась и посмотрела на лежащих вокруг людей, словно ища защиты от природной неумолимости.
– Что началось, милая? – спросила нервная бабушка, высматривающая в воде внука и потому оказавшаяся рядом с женщиной.
– Роды начались. Воды отошли только что.
– Ну что же ты, голубушка, сюда пришла?
– Да у меня срок через неделю.
– Через неделю, а началось сейчас. Видно, ты неправильно считала, – бабушка, совсем ещё нестарая женщина лет пятидесяти пяти, повела роженицу к месту, где лежало её одеяло. – Осторожнее, милая, сейчас что-нибудь придумаем. Ты рожала, не впервой. Главное, спокойствие.
– Боли в спине, – застонала роженица, – в туалет хочется, спасу нет.
– Верные признаки, сама знаешь. Не волнуйся, – она осторожно уложила роженицу на одеяло. – Тебя как зовут?
– Наталья.
– А меня Вера Петровна. Товарищи, – обратилась она к людям, сидящим и лежащим рядом, – здесь женщина рожает. Нет ли среди вас врача?
Врача поблизости не оказалось. Отозвалась египетская статуэтка:
– Мы медсёстры. Я учусь, а Валя работает в зубном кабинете.
– Во блин, нашла где рожать, – бурно отреагировал отец большого семейства. – Надо её в больницу везти. Пусть потерпит немного.
– Не может она терпеть, – перебила его жена, – это природа. Раз воды отошли, значит, ребёнок скоро появится.
– Ну и что теперь делать? – громко закричал отец семейства.
– Надо скорую вызвать, – включилась в обсуждение длинноногая Валя, – я хоть и медсестра, но роды никогда не принимала.
Из воды выбежали Света и Галя.
– Мамочка, тебе плохо? – заволновалась младшая.
– Ой, мама, а папа на работе, он только вечером вернётся, – запричитала старшая дочь, присаживаясь рядом с матерью и с беспокойством глядя на неё.
– Ай-я-яй! – закричала роженица. – Не могу, как распирает!
– Ну-ка, девочки, отойдите, не мешайте маме. Посидите с моим Костиком.
– Дети, – скомандовал отец семейства, – идите играть в карты. Ты, Нюша, – указал он дочери, пухленькой девушке лет четырнадцати, – будешь за старшую. Собери детей, чтобы они нам не мешали. Займи их играми или сказку расскажи.
Потом он обратился к Вере Петровне:
– У меня сотовый, могу позвонить, скажите куда. Меня Игорь Викторович зовут, можно просто Игорь, а жену – Анной.
– Вера Петровна, – застонала Наталья, – надо мужу на работу сообщить. 6-25-33, спросить Николая Михайловича.
– Понял, – отреагировал Игорь Викторович и стал набирать нужный номер.
– Мужу, конечно, – размышляла Вера Петровна, – только нужен врач. Надо сходить в кафе, что рядом с нами, там подскажут, как его найти, но я отойти не могу.
– Я пойду, - отозвалась жена Игоря Викторовича.
– Нет, – перебил её недовольный отец. – Вы здесь больше нужны. Пойдём мы с сыном. Лёня, – закричал он в море, – быстро выходи!
Мальчик, привыкший слушаться сразу, выбрался на берег и подбежал к отцу.
– Пойдём телефон искать, – сказал ему отец, сменив недовольный тон на союзнический. – Видишь, женщине плохо, надо помочь.
Они двинулись в сторону ближайшего кафе, выделявшегося ярко-зелёной крышей.
– А что с ней, папа? – спросил по дороге Лёня.
– Да кто её знает, кажется, рожать собралась.
– И у неё скоро будет малыш? – поинтересовался Лёня.
– Скоро будет, надеюсь. Если мы с тобой врача найдём.
Отец и сын удалялись, дружно обсуждая возникшую ситуацию. Отец чувствовал себя значительным и умным, и сын чувствовал себя значительным, поскольку помогал отцу в решении сложнейшей задачи, от которой зависела жизнь женщины и ещё не родившегося малыша.
Обитатели пляжа объединились общим делом – созданием благоприятных условий для роженицы. Мужчины соорудили из различных покрывал и жердей огромный тент, чтобы Наталья не лежала под жгучими солнечными лучами. Было освобождено пространство, в которое входили лишь четверо – две медсестры, Вера Петровна и Анна. Все понимали: женщине больно и стыдно рожать на виду у всего пляжа. Потому старались не смотреть в её сторону, хотя и косились туда с надеждою увидеть благополучное разрешение. Им и в голову не приходило, что нестерпимая боль, мучавшая Наталью, уничтожила женский стыд. Ей было всё равно, кто что видит и кто куда смотрит. Она лишь радовалась, что в сложной ситуации оказалась не одна.
Вера Петровна собрала у отдыхающих полотенца и смастерила роженице лежаки под голову и спину. Валя достала из сумочки маникюрные ножницы и духи. Обе медсестры протёрли духами руки и срезали длинные ногти, опасаясь, что придётся принимать ребёнка, которого ни в коем случае нельзя поранить длинно-острыми ногтями.
Два парня, сидевшие недалеко от красавиц-медсестёр и искавшие повод познакомиться с ними, вызвались сбегать домой и принести на всякий случай пару вёдер кипячёной воды. По дороге один сказал другому, включившись в обсуждение ситуации:
– Во, баба, даёт, на пляж рожать припёрлась.
Другой не ответил. Что здесь скажешь? Пляжи, бары и кафе, конечно, созданы для развлечений. А рожать следует в роддоме. Но женщины – народ непредсказуемый и неподверженный установленным правилам. Вздумается ей рожать на пляже и родит. Вот и Ленке приспичило стать матерью. «Я, – говорит, – Валера, беременная. Как ты на это смотришь?» Как я могу смотреть? Не хочу я детей, и жениться не хочу. Я ещё молодой. Так ей и сказал: «Ленок, зачем нам дети? Пока не поздно, сходи к врачу. Все расходы беру на себя». «Спасибо, – ответила Ленка, сжав губы. – Тебе дети не нужны, а я, уж извини, на аборт не пойду». И ушла, гордо подняв голову. «Дура, – подумал тогда Валерий, – покрутись», – и облегчённо вздохнул, освобождённый от решения Ленкиной проблемы. Через неделю уехал с приятелем к его предкам в приморский посёлок. Только почему-то снится ему гордый поворот Ленкиной головы. Она удаляется от него, не оглядываясь, а он бежит за нею, пытается ухватить, да не получается – просыпается в последнее мгновение.
– Димон, – вырвалось неожиданно у Валерия, – Ленка беременна.
– Да? От кого?
– Догадайся с трёх раз.
– И что теперь будет?
– Рожать будет.
– А ты?
– А я ей сказал, что жениться не собираюсь.
– И правильно. Нам с тобой гулять и гулять! Видал, какие девочки на пляже? Одна медсестра Валя – ноги: не углядишь, где кончаются. Так и хочется линейкой промерить.
Валере не захотелось продолжать разговор. Ленка пусть сама разбирается. Гордая она. Уговаривать не стала, только рукой смахнула чёлку со лба. Такая смешная чёлка. И улыбка у неё мягкая. А руки добрые. Валерий почувствовал на щеке прикосновение Ленкиных пальцев. Нет, не прав он. Нельзя было её отпускать тогда. Любит она. Вдруг решится на аборт? Нет, не может этого быть. Она упрямая: сказала – сделает. Только что она отчиму скажет? Он и так её пилит. Надо ей позвонить. Точно, сегодня и позвоню.
– Димон, я, пожалуй, завтра домой поеду.
– С чего это? – удивлённо посмотрел на него приятель и вдруг понял. – К Ленке? Так ты, старичок, пропал.
– Пропал – не пропал, а только решил – поеду. Что ж мой сын без отца расти будет?
Накипятив воду, Валерий и Дмитрий понесли её в вёдрах на пляж. Один принял решение восстановить отношения с Ленкой, другой обрадовался, поскольку оказался без соперника в борьбе за Валю. Впрочем, Димон был и так уверен: соперников у него нет и быть не может.

                                                    В борьбе за удачу
Время летело быстро. Наталья покрикивала, сдерживая себя по возможности, чтобы не пугать окружающих, особенно детей. Игорь Викторович наконец-то дозвонился по нужному телефону.
– Добрый день, – обрадовано закричал он в трубку, – будьте добры Николая Михайловича. Как нет на месте? Где же он? Девушка, передайте ему, что его жена на пляже рожает. На каком пляже? На приморском.
– Ты что говоришь? Мужика перепугаешь. Дай трубку, – выхватив у мужа мобильник, Анна чётко в него заговорила. – Девушка, вы передайте Николаю Михайловичу, что всё идёт нормально. Наташа начала рожать, мы вызвали врача, должен скоро приехать. Дочки их здесь, под присмотром. Если сможет, пусть приезжает. Мы на диком пляже у лестницы, за кафе с зелёной крышей.
Рядом с Наташей сидела Вера Петровна, держа роженицу за руку и стараясь разговорами отвлечь от болей, а одновременно прояснить возможные последствия.
– У тебя разрывы были?
– Нет, я удачно рожала.
– Слава Богу! И здесь не будет. Мальчика ждёшь или девочку?
– Мальчика Коля хочет. А мне всё равно, лишь бы малыш здоровым родился.
– Будет здоровым. За тебя весь пляж переживает.
– Без врачей боюсь.
–- Да уж поздно бояться. Теперь только верь, что всё пройдёт хорошо.
– Может, в море её опустим? – спросил отец капризной девчушки, постоянно сердившейся на море и на мать. – Я читал: сейчас в моде роды в воде. Ребёнок, как рыбка, из воды в воду попадёт, а мы его поймаем.
– Не выдумывай, – одёрнула его жена, – это тебе не цирк. Мало ли что в газетах пишут. Роды в воде – при них тоже специалист нужен, знающий, как их проводить. Да и вода у берега грязная, мутная, с песком. Наглотается малыш всякой дряни, и мать заразу подхватит.
Роды в воде. Вера Петровна вспомнила, как десять лет назад её невестка и сын, одержимые новомодной идеей, решили, что рожать будут дома в ванне, под руководством специалиста по родам в воде. Сколько нервов это стоило тогда всем! Мать невестки причитала, что надо срочно вызвать скорую помощь, Вера Петровна молила силы небесные, чтобы не было разрывов и других тяжких родовых последствий, сын боялся, что жена вообще не разродится, а та орала на весь их семиэтажный дом. Роды казались нескончаемыми, и было неясно, закончатся ли когда-нибудь.
Когда же Костик, маленькая крошечка, всё же выплеснулся в воду, счастье нахлынуло на всех, а вместе с ним пришла и боязнь за жизнь малыша, которая по сей день мучает его маму и бабушку. Долго оставался Костик слабеньким. От родов или просто по природе, кто знает. Но с тех пор любые нервные проявления внука бабушка приписывает необычайному появлению на свет. В сегодняшнем плотном мальчугане и не узнаешь того щуплого новорождённого. А любовь к воде у него необыкновенная: то ли от родов, то ли от его зодиакального знака рыбы.
Пока Вера Петровна успокаивала себя и Наталью, Лёня с отцом, добравшись до кафе, подошли к стойке бара, за которой стоял весёлый рыжеусый бармен. Виктор, так звали Лёниного отца, обратился к бармену:
– Слушай, приятель, тут такое странное дело. На пляже одна ненормальная бабёнка рожает. Надо помочь.
– И что я сделаю? – удивился рыжеусый.
– Да скорую вызвать надо. Куда позвонить?
– Это мы сейчас, – рыжеусый набрал какой-то номер и заговорил в трубку. – Привет, Серёга. У меня тут баба рожает. Приезжай... Да не у меня лично. Ты что, сдурел? Видали они у меня такое счастье, чтоб я кому-то позволил свою копию создавать. На пляже. Где ты говоришь? – обратился он к Виктору.
– За кафе, на диком пляже, метров триста отсюда.
– Он говорит, триста метров от кафе, в сторону города. Да, там где есть спуск для автомобилей. Ну, ждём, – бармен повесил трубку. – Всё в порядке. Скорая сейчас будет. Серёга – врач отменный. Он у нас и кости правит, и роды принимает. Пиво налить?
– Давай. Мне кружку, а сыну бокал колы.
Отец и сын присели за столик и наслаждались напитками.
– Папа, а вдруг она уже родила?
– Так быстро не может быть. Ещё и врач не приехал.
– А вдруг мы придём, а там малыш лежит на песке и плачет?
– Почему он должен плакать?
– Все маленькие плачут, – уверенно сказал Лёня.
Виктор, немного поразмыслив, подошел к стойке:
– Шесть бутылок пива, пожалуйста.
– Для чего так много? – дружески спросил рыжеусый.
– Вдруг родила – отметим.
– Тогда покрепче надо.
– Покрепче пусть муж отмечает.
Виктор и Лёня забрали пиво для коллектива родовспомогающих и отправились назад.
– Папа, а кто родится – мальчик или девочка?
– Я откуда знаю?
– Хорошо бы мальчик. Мне тоже братика хочется. Почему наша мама не рожает?
– Это ты у неё спроси.
– А давай ей скажем, что мы хотим братика.
– Ну, для меня-то это, положим, сын будет.
– Пап, а правда здорово, если у тебя будет два сына?
Два сына или сын и дочь. Виктор был бы рад любому варианту. Только два года назад произошёл в семье разрыв. Татьяна радостно сообщила ему, что снова беременна, и у Лёни скоро появится братик, а у Вити – сын. Почему-то она была уверена, что сын. Виктор тогда вернулся из командировки, месяца полтора в доме отсутствовал, и друзья ему сообщили, что Татьяна не скучала. Её постоянно провожал домой механик, работавший с ней в одной фирме. Сомнения извели Виктора, и он выговорил их жене. Татьяна – гордая, ничего не ответила, сделала аборт, после которого, врач сказал, вряд ли у неё ещё будут дети. Татьяна замкнулась, из фирмы ушла. В семье живут они вроде вместе, а вроде врозь. Механик скоро женился. Он, оказывается, был влюблён в Татьянину подругу, а ей изливал душу в надежде, что поможет. Теперь Виктор ругает себя за дурацкую глупВмость и злится, срываясь на Лёньке.

                                                       Вместе с доктором
За разговором и размышлениями Виктор и Лёня, держась за руки, вернулись назад. Здесь уже стояла скорая, и молодой врач Сергей Геннадьевич склонился над Натальей.
– Все отойдите, останутся только медсёстры. Роженице нужны свежий воздух и спокойствие, – скомандовал он, голосом определяя, что теперь сам будет принимать решения.
Он ещё никогда не принимал роды, только на практике, когда учился в институте, наблюдал в родильной палате за манипуляциями акушеров. Однако везти Наталью в больницу поздно: ребёнок активно прорывался в мир.
Осмотрев женщину, доктор сказал:
– Всё, мамочка, идёт нормально. Ребёнок близко, головка уже видна. Собирайте силы, и тужиться будете только по моей команде. Не сейчас.
– А-а-а – закричала Наталья, никого не видя, – доктор, миленький, помогите.
Сквозь мольбы она слышала спокойный голос врача:
– Тужься, родная. Ещё! Ещё! Молодец, передохни. Малыш идёт. Мы сейчас его осторожненько подправим, поможем ему.
– Тужься – А-а-а! – Тужься, не кричи, экономь силы – Ой! – Хорошо, ещё немного.
Эти слова и стоны разлетались по пляжу, на котором сидели притихшие люди, забывшие о море. Все ждали чуда. Звучали только голос доктора, стоны роженицы и крики чайки. Даже дети примолкли, а если и говорили, то шёпотом. Разносчики сладостей проходили, лишь спрашивая: «Ну, как? Не родила?».
Игорь Викторович увидел, что Анна сидит молчаливая, нахохлившаяся, словно замёрзший воробей. «Что это с ней?», подумал он, захотел пошутить, да вдруг вспомнил... Как же он забыл? Ведь его Анна рожала Вовку дома. Ну да, восемь лет назад, когда он ещё не был начальником, и жили они весьма скромно. Аня ждала ребёнка, а роды никак не начинались. Тогда она ему шутливо сказала:
– Давай малыша вытолкнем в жизнь.
– Как это?
– Так... Общнёмся, как давно не общались.
– А можно?
В нём тогда волной нахлынула страсть. Желание женщины, давно гонимое им, вырвалось наружу. Он лёг рядом с Анной, поцеловал её в шею и шепнул:
– Я осторожно, Анюта, лапушка моя.
–- Хорошо, – ответила жена тоже шёпотом. – Я так по тебе соскучилась!
Получив лёгкое удовлетворение, он, счастливый, заснул. А рано утром его разбудила жена, стоявшая у кровати.
– Началось! – испуганно сказала. – Воды отошли.
Он вскочил, побежал вызывать по телефону скорую помощь. Затем в большой комнате на диване постелил простынь и уложил на неё жену.
– Боюсь, Игорёк, врачи не успеют. Тебе придётся роды принимать.
– Ну и что? – храбрился он. – Примем.
Накипятил воды, начисто вымыл руки. Жена стонала и покрикивала. На телефонный вызов прибежала тёща, ещё более испуганная, чем он. От материнского крика проснулась Нюша, и тёща увела внучку к себе, спасаясь таким образом от напугавшей её ситуации.
К счастью, медицина подоспела быстро.
– Что ж вы телились? – спросила Игоря полная акушерка.
– Как началось, так вам и позвонили.
Акушерка послала Игоря к машине скорой помощи за медсестрой и инструментами. Позвонила в роддом: «У нас тут срочные роды. Как закончатся – привезём. Пока в норме». Её уверенный голос успокоил Игоря и Анну. Было ясно, что перед ними женщина опытная. Осмотрев роженицу, акушерка сказала:
– Всё идёт как надо, мамочка. Но действуйте только по моей команде. Нам разрывы не нужны.
Она вопросительно посмотрела на Игоря, который даже и не думал уходить из комнаты. Хотела его выгнать, однако, увидев, как просительно и доверчиво женщина смотрит на мужа, подумала: «Пусть остаётся. Хоть немного почувствует, что значит рожать».
Анна кричала и извивалась. Страшные боли, опоясавшие её, словно передавались Игорю. «Как, – думал он, – женщины выдерживают такое?». Он держал жену за руку, гладил по голове и молил Бога, к которому никогда раньше не обращался: «Господи, помоги ей!». Он ругал себя за вчерашнюю слабость: «Идиот, обрадовался, а теперь что будет?».
Акушерка, в очередной раз осмотрев Анну, сказала:
– Ребёнок идёт, но пуповина обернула его через плечо и держит. Попробуем осторожно выправить.
Она манипулировала руками, прикладывая такую силу, что не выдержала табуретка, стоявшая под ней. Сломалась ножка.
– Дайте нормальный стул! – требовательно вскрикнула она, держа свой корпус в неудобном положении.
Игорь принёс стул и вдвинул его под акушерку. Пока менял табуретку на стул, произошло важное событие. Раздался детский крик, и акушерка подняла на руках младенца:
– Ну, папаша, смотри!
– Сын, – радостно известил он жену, – Аня, у нас сын родился!
– Володюшка, – выдохнула Анна, блаженно улыбаясь.
– Во что ребёнка, папаша, завернём? – прервала радостные размышления Игоря медсестра, занимавшаяся новорождённым.
Малыша протёрли, завернули в приготовленные пелёнки. Анна, так уже не мучаясь, завершила родильное дело, и её вместе с Володькой увезли в роддом.
Как же он это забыл? Как забыл те чувства беспокойства и радости, с которыми участвовал в родах жены? То единение, которое возникло между ними при появлении Володьки на свет? Куда оно делось, оставив им лишь привычную скуку? Последние годы превратили их в обычных, поднадоевших друг другу супругов. Он занимается бизнесом, она – домом и детьми. А чувства и желания умерли. «А может, не умерли? – подумал Игорь Викторович. – Может, спят благополучно, и надо их разбудить?».
Наверху к лестнице подъехала легковушка, из неё выскочил высокий мужчина, огляделся. Увидев на пляже машину скорой помощи, начал быстро спускаться.
– Муж, наверное, – пояснил всем Игорь Викторович.
– Николай Михайлович, – подхватила Анна. – Успел.
Николай знал, что жена должна рожать через неделю. Кого родит? Хотелось бы мальчишку. Девчонки у него замечательные, особенно Светка – сметливая, самостоятельная, любимица его. Галчонок – тихая, но хитрющая. Николай это видит, а Наталья нет, ей кажется, что младшая дочка – слабенькая, робкая, беззащитная. Как бы там ни было, родители любят обеих. Да хочется отцу сына: он научит его водить машину и водный мотоцикл, заплывать далеко в море, ловить рыбу, добывать рапанов. Друзья ему говорят: мужчина возрождается в сыне. И он хочет возродиться. Так и Наталью предупредил: рожай только сына!
Но сейчас ему всё равно. Родила бы благополучно. Надо же, вздумала рожать на пляже. Говорил ей: сиди дома, без меня никуда не ходи. Наверняка, Галка мать подбила к морю пойти. Когда ему на работе сказали, что жена рожает, он даже не понял опасности, но пока ехал в машине, в голову лезли одни неприятности и трагедии. Гнал их от себя. Спускаясь по лестнице, Николай сразу увидел машину и человека в белом халате. Слава Богу, это Сергей! Значит, всё будет хорошо!
В этот момент раздался писклявый плач, и счастливый отец бросился на его переливы. Доктор поднёс родившегося малыша к глазам матери:
– Кто у вас, мамочка?
– Сын, – радостно ответила мать и снова застонала. – Ой, больно!
Доктор передал Вале младенца:
– Занимайтесь, сестра. Роды пока не закончены. Точно, появилась головка. Вам говорили, мамочка, что у вас двойня?
– Как двойня? – раздалось сзади доктора.
Доктор строго оглянулся на голос, увидел ненормально взбалмошного мужчину, догадался, что это отец и сказал ему:
– Да, выбирается второй. Не мешайте нам. Вика, – позвал он египетскую статуэтку, – идите помогать.
Света и Галя подскочили к отцу, чтобы немедленно ему рассказать, что здесь произошло, но тетя Аня усадила их назад.
– Подождите, девочки, всё папе расскажете чуть позже. Сейчас он нужен маме.
Ах, как трудно усидеть на месте, но теперь они – старшие, у них есть брат, и взрослые говорят, что должен родиться второй.
– Ну, милая, ещё немного потрудись. Тужься! Ещё! Тужься! Давай! – энергично подбадривал доктор.
Новый писк вызвал на пляже громкое «Ура! Наша взяла! Мы победили!». Было неясно, кто кого победил, но торжествовали все, кто в эти полтора часа, забыв о купании и солнечных ваннах, сидел в напряжении и ждал появления новой жизни.

                                                  Это не конец, это начало
Наталья, усталая и счастливая, лежала на земле, окружённая людьми, ставшими ей родными. Николай, стоявший здесь же, принимал поздравления. Его дочери присели к матери. Валя и Вика занимались малышами.
– Два мальчика, – подвела итог Вика. Подруги держали завёрнутых в полотенца малышей, показывая всем их сморщенные личики.
– Как назовёте? – спросил доктор.
– Саша и Паша, – устало произнесла мать новорождённых.
– Саша и Паша, – повторил за ней отец. Он вдруг увидел дочерей. – И вы, пигалицы, здесь?
Доктор, закончив медицинский осмотр, констатировал:
– Всё нормально, разрывов нет. Едем в роддом. Вам, мамочка, носилки принести, или сами до машины дойдёте?
– Сама.
– Я её, родную, если надо, на руках отнесу, – заботливо произнёс сияющий Николай. – Она – царица моя, двух богатырей родила!
Он чувствовал себя гордым и счастливым отцом большого семейства.
– Папа, – заволновалась Света, – мы с вами поедем.
– Где вы сядете, пигалицы? В машине нет места, да и доктор не разрешит.
– Я к Свете на колени сяду, папочка, я – лёгкая. Мы тоже хотим маму с братиками проводить и на братиков поглядеть.
– Девочки, подойдите ко мне, помогите дойти, – позвала их мать. – Светочка, идите с Галей домой. Папа устал, ему надо поесть приготовить. Он меня с мальчиками отвезёт и домой вернётся. Ты, Светик, сейчас за старшую, пока я домой не вернусь. Малышей врачам показать надо. А ты, Галя, отвечаешь за детскую комнату. Подскажи папе, что надо купить для малышей. Мы ведь всё для одного приготовили.
Мать подошла к машине, ей помогли забраться. Следом за Натальей сел отец, подмигнув дочерям:
– Не скучайте. Скоро вернусь, а завтра вместе к маме в больницу поедем.
Девочки смирились с участью домашних хозяек.
Сергей Геннадьевич подошёл к Вике. Ему понравилась эта тихая и надёжная медсестра, поэтому он попросил:
– Помогите малышей довезти. Я потом вас на пляж доставлю. Через час вернётесь.
– Хорошо, только как Валя?
Валя гордо пожала плечами. Привыкшая к всеобщему поклонению, она не поняла, почему доктор выделил не её, а подругу. Но быстро успокоилась, поймав на себе восхищённые взгляды парней, сидевших недалеко, обрадовавшихся, что доктор такую красавицу проглядел и увозит не её.
Через несколько минут главные герои события – мать и новорождённые – поехали в машине в город. Николай с любовью смотрел на Наталью, прижимая к своей груди её руку.
– Устала?
– Немножко.
– Это ж надо, двойню родила! Наташка, теперь у нас две дочери и два сына!
–- Дождался. Только что я буду с двойняшками делать?
– Ничего, девчонки помогут. Я на подхвате буду. Мать твою позовём.
– Да, мама сейчас очень нужна.
Наташа закрыла глаза и замолчала.
– Не спите, мамочка, мы уже приехали. Пойдём вас оформлять. Пойдём, сестра, вы мне поможете. Малыши пусть пока здесь побудут, отец на них полюбуется.
Вика вышла из машины и пошла рядом с доктором.
– Вы - молодец, Вика! Будете акушеркой!
– Нет, я хотела в зубной, как Валя.
– Вам с малышами возиться надо, поверьте мне.
Они вошли в приёмную роддома, в которой их никто не ждал, хотя Сергей Геннадьевич ещё с пляжа позвонил и предупредил, что везёт мать с двумя младенцами. Долго выясняли, куда положить женщину.
– Конечно, в инфекционное отделение. С пляжа приехала. Мало ли что, – заявила дежурная врач.
Наталью и младенцев осмотрели и развезли по палатам. Николай отправился на работу сообщать о богатом прибавлении семейства. Доктор и Вика поехали обратно в посёлок.
– Знаете, Вика, у меня смена заканчивается, и я могу показать вам наши красоты. Поедем?
Он не был уверен, что девушка согласится, и не хотелось с ней – тихой и спокойной – расставаться. Почему-то хотелось защитить её, хрупкую, от сильного ветра, огромных волн, проливных дождей. Но ничего этого в погоде не было. Был ясный, жаркий, солнечный день, и проезжали они по дороге вдоль спокойного блестящего моря.
– Давайте, и Валю позовём.
– Зачем вам Валя? Вы не видели, как парень около неё увивался? Она давно забыла про вас.
Ему хотелось оторвать девушку от самоуверенной подруги, у которой Вика привыкла быть тенью. Да Вике и самой этого захотелось. Она подумала: «Может, и правда, оторваться от подруги, стать, наконец, самостоятельной?». А доктор глядит на неё молящими глазами. На неё, а не на Валю!
– Хорошо, – ответила Вика, – поедем без Вали.
– Отлично. Вы любите кататься на мотоцикле? Я вас с ветерком прокачу!
В голове его складывались планы поездок и темы разговоров. Он знал, что теперь никуда Вику не отпустит, по крайней мере, пока она отдыхает в Приморском. А потом... «Посмотрим, что будет потом», – решил Сергей Геннадьевич.
На пляже, проводив взглядами машину, стояли и молчали участники события, не зная, чем теперь заняться.
– Пить будем? – раздался голос Виктора. – Это дело стоит отметить. Мы с Лёней пиво принесли.
Стаканов не оказалось, и Дмитрий предложил:
– Пьём из горла.
Мужчины объединились в пивном братстве.
– Шесть бутылок, – резюмировал Игорь Викторович, – мало для нас. Пойдёмте в кафе.
Большой компанией двинулись в кафе под зелёной крышей. С шумом и смехом ворвались в полуспящий, открытый воздуху зал. Виктор как старый приятель рыжеусого заказал всем пиво. Бармен, разливая пенящуюся жидкость в бокалы, беседовал с Виктором:
– Как роды, приняли?
– Двойня у нас – сыновья.
– Молодцы, я от Серёги другого и не ожидал, – засмеялся рыжеусый.
– Причём тут Серёга? – двусмысленно спросил подошедший Игорь Викторович. – Кажется муж нашей мамочки, Николай, и сам не промах.
– Серёга – удачливый врач. Он когда на вызовы приезжает, больные быстро выздоравливают. У нас как что случается – Серёгу зовут.
– И ты у него лечился?
– А как же? Это ж мой брат. Он в медицину пошёл, а я в народ.
Подошла Вера Петровна:
– Я думаю, что Косте, Лёне и Володе надо заказать воду или сок.
– Сделаем.
За одним из столиков присели Валя, Дима и Валерий. Дима не умолкал, рассказывая красивой собеседнице о морских путешествиях, Валя царственно улыбалась, позволяя рассказчику, увлечённому девушкой и своими историями, слегка поглаживать её руку. Валерий молчал. Эта холодная красавица не трогала его сердца, её подружка, наверное, подобрее. Но и она его тоже не задела, он обдумывал встречу с Ленкой, где-то далеко ожидающей ребёнка, а может быть, и его.
– Что-то вы от нас отсели? Придвигайте свой стол, – скомандовал Игорь Викторович. – Мы теперь до конца вместе будем.
Он чувствовал себя предводителем большого коллектива, ему снова представилась возможность организовывать и направлять. Участники родовспоможения сдвинули столы, развернув общее веселье.

Через несколько дней на пляж к большой компании подошёл счастливый отец новорождённых.
– Привет, Николай! – радостно встретил его Игорь Викторович. – Поздравляем! Как дела, старик?
– Отлично! Мальчишки набирают вес. Сашка – требовательный, ест как бегемот. А Павлик – спокойный, всё время улыбается.
– Это он Вику вспоминает, – вставил Димон, – Видно, она его нежно на руках держала. Валерка не выдержал ревности и удалился в неизвестном направлении.
– Мы вам признательны, друзья, – в голосе Николая смешались благодарность и неуверенность в том, надо ли столь откровенно проявлять добрые чувства. – Нет, правда, что было бы, не окажись вы рядом? Завтра жена возвращается, и мы вас всех к себе приглашаем. Отметим рождение ребят.
Компания дружно приняла приглашение, благо никто ещё, кроме уехавшего Валерия, не собирался покидать посёлок.
На следующий день Наталья в сопровождении мужа, державшего на руках новорождённых, вышла из роддома и оказалась в окружении людей, волею судьбы превратившихся в друзей.
– Спасибо вам! – со слезами на глазах, сдавленным голосом шептала счастливая мать. – Без вас я бы пропала.
– Ну что ты, Наташа? Ты сама – молодец! – галдело окружение.
Но каждый знал, без него эта история могла бы закончиться не так счастливо. И каждый вынес из этой истории свою печаль и принял своё решение.
Глядели в солнечный мир Саша и Паша. Глазели на улыбавшихся людей. О чём они думали? Кто знает. Люди, встречавшие двойняшек, радовались им и желали счастья в мире солнца, моря, тепла и любви!

                                                  Чудное мгновенье

Гурзуфское солнце шпарило изо всех сил. Море – вчера бурливо-мятежное – сегодня радовало спокойствием и прозрачностью: каждый камешек со дна просматривается. Вячеслав Сергеевич лежал на пляжной гальке в гордом одиночестве и размышлял, почему именно сюда забросила его судьба три дня назад. Мог же из Симферополя мотануть, куда хотел. Душа захотела в Гурзуф. Как-то само по себе вспомнилось, что молодой Пушкин бывал здесь и восхищался местными красотами: «Я вижу берег отдаленный, земли полуденной волшебные края».

Каким волшебством здесь восхищаться? Море, как везде, окантовано платными и санаторными пляжами. На общем пляже, бесплатном и безуборочном,  народ сидит на спинах друг друга, разбрасывая вокруг себя бутылки, корки, окурки и всё, что ещё вздумается выбросить за ненадобностью. Вечером на набережной из каждого угла раздаётся музыкальный шум, а толпы отдыхающих передвигаются от киоска с пивом и шаурмой к киоску с местными сувенирами из ракушек и стекла. В пансионат не попадёшь. Мест нет даже в самом простеньком: с высокой степенью слышимости, с малюсенькой раковиной, пристроившейся над унитазом так, что пользоваться им можно, лишь обладая гибкостью тела, позволяющей прогнуться до неестественности. Впрочем, это скорее головная и телесная боль для женщины. А женщины рядом с Вячеславом Сергеевичем не было. Потому уговорил он администраторшу пансиона - белокурую полногрудую даму лет тридцати с распахнутой улыбкой и цепкими глазами - хоть на недельку поселить его в номере, считавшемся по местным меркам вполне приличным.

– У вас и мебель новая, и евроремонт мы в номере сделали, – гордо нацелила администраторша нового жильца на положительные эмоции.

Не сильно интересовал его евроремонт. Главное, где ночь перекантоваться. Можно и уголок для сна снять в частном секторе, но он любит комфорт и не терпит туалета и умывальника во дворе, как и наседающих друг на друга жильцов, набивающихся у какой-нибудь тёти Сони до потолка её сарая. Словом, пансион, пусть даже с переплатой, поскольку одноместных номеров в нём не имеется, его вполне устроил. Шкаф, кровать, тумбочка – что ещё надо отдыхающему? У него же есть ещё одна кровать и ценность великая – холодильник.

Утром смывался он из пансионата на пляж. В первый день валялся на городском.  Не понравилось. С друзьями он искал бы уголки неведомые, где мало людей, а потому нет мусора – верного признака того, что здесь не только ступала нога человеческая, но и всё тело лежало-нежилось, кормило-поило себя. На городском пляже по тебе бегают чужие дети, через тебя переступают богини от отдыха, прикрывающие свои небесные прелести воздушными лоскутками. В уши тебе кричит какая-нибудь сердобольная мамаша: «Борюсик, выходи из моря, выходи, я сказала. И не заплывай далеко». Не менее сердобольный папаша басом поучает своего огольца: «Я тебе сказал – подойди? Сколько надо повторять? Отец велел – пулей лети». Бедные зависимые дети: быть у водной стихии и не войти в неё лишь потому, что мать считает это не ко времени, а отец решил силу воли чада своего возделывать.

Добрые люди подсказали, что за городом есть коммерческий пляж. Нашёл: найти нетрудно. Что тут коммерческого? Плату за вход не берут, коммерсанты им не пользуются, даже торговых лавочек с местно-съестными припасами почти нет. А называется коммерческим. Правда, справа и слева от Вячеслава то и дело мобилы звонят.

– Серёга, ты где? – орёт радостный сосед справа. – А я на пляже. Как спустишься, вправо давай. Ждём. Баклажку с пивом прихвати.

– Нет, я не в городе, – строго отвечает кому-то сосед слева. – Вернусь, порешаем. Ну что деньги? Не пропадут за день твои деньги. Всё, пока! 

– Так что, завтра будемо работать? – гнусавит толстый, сам из себя вылезающий дядька под зонтиком. – Так давайте ж нормально работать. Причём здесь механик? А техника? Вона стоит... – он задумался, наверное, о стоимости техники или требуемых затратах, потом поучительно отчитал, – вы слухайте Павлова. Павлов там директор. Так вы до Павлова доедьте, или мне вас учить работать?

Вячеслав не особо любит мобильники, звонящие теперь повсюду. Серьёзные дела, полагает он, по телефону не делаются. Но с собой аппарат захватил, держит в номере, по вечерам проверяет, кто звонил. Да никто не звонит. Сорвался он от родных и друзей в дальние края, чтобы дух в одиночестве перевести. Вокруг народу полно, а он – один, как перст. Лежит на гальке, слушает плеск волн и думает о жизни.

«Что о ней думать? – спросил бы Валерка, старый проверенный кореш, приобретённый ещё в школьных баталиях. – Жить надо, наслаждаться красотами земли!». Среди всех красот, дарованных землёю, выбрал семнадцатилетний Славик Елену, прозванную во дворе Прекрасной. Она была старше года на два, женихалась с первым бандитом округи, на Славку и не глядела. Иногда только мимо пройдёт, плечиком кокетливо поведёт, глаза на него зелёные направит и в сторону отведёт, будто и не Славка на её взгляд попался, а так – мелочь пузатая и неинтересная. Но что-то у Елены Прекрасной с бандитом не заладилось: то ли он другую завёл, то ли ей надоели бандитские хохмочки. Одним поздним вечером увидел её Славка одиноко сидящей на лавочке. Подошёл, рядом присел. У Елены глаза красные, будто помидором намазанные.

– Ты что? – спросил он.

– Ничего, – ответила она и от него отвернулась.

Ему бы встать и гордо уйти: не желаешь говорить, и не надо. А он остался сидеть. И дождался: заговорила с ним Елена Прекрасная как со старым знакомым. Поведала ему горе великое брошенной женщины. И пошли они бродить по городу. Ночь бродили, другую. А на третью она его к себе позвала. Жила с тёткой в маленькой комнатушке, мать давно померла. Тётка к родным уехала, так что оказались они вдвоём. А что бывает, когда он – молод и силён, и уже нуждается в женском теле, а она – обиженно-брошенная – желает одному отомстить и другому доказать свою неотразимость? Конечно, всё у них было, и так здорово, что оторваться он от Ленки не мог.

Мать оторвала. Месяца через два сообщила ему любимая, что беременна. Он, как ответственный мужчина, решил жениться, только следовало сначала с мамой договориться. Но мать договариваться не стала.

– Ты совсем дурак? – кричала. – С ней весь двор спит, а ты решил чьего-то ублюдка своим назвать и кормить до старости? Не бывать этому, пока я жива.

Мама всё как-то устроила. Его в деревню выслала, помогать тётке дом строить, который, кстати, потом им по наследству отошёл в качестве дачи. А с Еленой круто поговорила о совращении несовершеннолетнего и денег на аборт дала. Ленка аборт делать не стала, родила двойняшек. Весь дом тогда деньги на детское приданое матери-одиночке собирал. Но Ленка деньги не взяла, а куда-то уехала, захватив с собою приобретённую материнскую радость.

– Я же говорила, – убеждала Славку мать, – родила на месяц раньше. Я  подсчитала: не твои это дети.

Так Вячеслав и не знает: отец он или нет. Успокаивает себя тем, что Ленка к нему не пришла, не потребовала его участия, а значит не он – виновник её бед. Прощай, Ленка, Елена Прекрасная! Никогда больше он с ней не встречался. Мать, правда, на краткое время пожалела о содеянном. Это, когда он повестку в армию получил, и оказалось, что при двух детях от службы освобождают. Мать даже думала Ленку разыскать, убедить, чтобы она где надо сказала, что сынки у неё от Славки. Однако, поразмыслив, пришла к выводу: лучше два года по солдатским дорогам маршировать, чем жизнь связать с гулящей девкой и её незаконнорожденным приплодом.

Отслужил Вячеслав мамиными стараниями нетяжело. Сначала в армейском гараже машины чинил, а потом сел на персоналку и генерала возил. Генерал помог ему в заочный институт устроиться, так что к окончанию армейской службы у солдата за плечами первый курс автомеханического нарисовался. Из армии вернулся снова в материнскую заботу. Долго не женился: работа, институт, друзья не позволяли. Работал водителем большого начальника: жену его по магазинам возил, дочку в институт, самого – в министерство и обратно. Ничего трудного. Подолгу стоял в ожидании начальника, почитывая умные книжки. Учение хлопот не приносило, без напряга сдавал зачёты и экзамены.

Друзья – Валерка и Витёк – держались со школьных лет. Валерка – жук ещё тот, женился на даче с машиной. Двух дочек завёл. Жена его чрезмерно умная, только верховодить в семье у неё не получается. Витёк – без балды, колыхается по жизни, нигде не задерживаясь. Лишь Тамарка его и терпит, тянет на себе мужа и сына. Три друга время от времени вырывались из семей то в поход по городским окрестностям, то в поездку, подальше от любимых. Но последние годы сбежать всё реже и реже получается. В этот раз Вячеслав вообще один уехал. Тамарка Витьке кричала:

– Уедешь на море, домой не возвращайся. Ишь, моду взял: я работаю, а он солнечные ванны принимает, силы восстанавливает. Тебе на што силы – на диване валяться?

– Ты, Тамарка, думай, что орёшь! – пытался угомонить жену Витёк. – Где я сейчас работу найду?  Время такое – вертеться надо уметь.

– Вот и повертись, наконец, чтоб ты пропал. Нигде не задерживаешься. Не на юг, а на работу отправляйся, чувырло ты чухонное!

Витёк страшно рассердился, выскочил за Славкой, не желавшим наблюдать семейный скандал.

– Ты, Слав, не обижайся. Томка покричит и успокоится. А нет, так я её брошу. Мне дружба дороже. Уговорились – едем на море.

Не поехал. Наверное, Томка сильнее дружбы оказалась. А Валерка сразу отказался:

– Прости, друг. Дача, понимаешь, мужицкой заботы требует, да и дочки на море хотят. Я этим летом с ними еду.

Видно, и здесь жена крепче дружбы держит. Потому лежит он на море один – без друзей, без жены и детей.

Лет в двадцать шесть присмотрела мамуля ему жену, себе невестку – единственную дочку соседей по даче. Хорошая девочка: пухленькая, смешливая, главное, послушная. Маму-папу слушалась, потом свекровь и мужа. Через год родила дочку, названную Люсенькой – по имени его матери. Жена и Люсенька разбавили материнскую заботу о нём. Славику почитать, Славику покушать, Славику отдохнуть надо – таковы непреложные законы семьи. У Люси ещё были важные законы: бабушка – добрая и заботливая, папа – умный и много работает, мама – женщина обыкновенная, но очень хорошая. А потому нельзя ребёнку обижать бабушку, мешать папе, а с мамой всегда можно договориться. Вот и договорились: лет пять назад ушли. Вернулась жена с Люсенькой к родителям, и дачу продали, чтобы не встречаться больше со свекровью и свахой. Люсенька иногда навещает бабушку и папу, рассказывает, что живут они с мамой хорошо, мама много работает и не отдыхает вовсе, а она учится, получает свои пятерки и двойки. Последний раз Вячеслав видел дочку полгода назад: она, кажется, в пятом классе училась. Приобрела ершистость неустроенного ребенка, обиженного отцовским невниманием. Как ей объяснить, что не он от них ушёл? Они сами его покинули, и до сих пор он понять не может, почему.

После ухода жены и дочери остался Вячеслав с мамой. Теперь ей семьдесят с лишним, но бодрая ещё старушка. Родила она Славика поздно, когда поняла, что нормальная семейная жизнь ей не светит по причине отсутствия порядочных и надёжных мужчин. Тогда и решила завести хотя бы ребёнка, лучше мальчика. И завела – от главного технолога завода, где сама бухгалтером работала. Технолог скоро умер, не дав ей возможности воспользоваться правами обманутой женщины с дитём. Да и не нужен ей был мужичонка, бегающий между законной женой и «звёздочкой своей ясной», как звал он её в любовные минуты. Все силы направила мама на взращивание сына человеком порядочным, надёжным и верным, прежде всего, своей матери. И когда жена сына не оценила сей великий труд, поначалу удивилась, потом расстроилась, а затем обиделась на веки вечные. Так что Люсеньку ещё привечала, ещё учила жизни, а невестку видеть не желала.

Когда семья внезапно распалась, Вячеславу было около тридцати пяти, мужчина видный и в самом соку. Не хочет жена, есть многие, которые хотят и себя предлагают. Путём естественного отбора он остановился на одной из приятельниц, не забывая при этом и других. Приятельница та – Светка, заведующая секцией в универсаме – имеет всё: квартиру, машину, десятилетнюю дочку-очкарика, холодильник, забитый по «некуда больше». Только мужа не имеется: выгнала пьяницу на улицу – стены ночного города подпирать. Муж и не появлялся с тех пор ни разу, а она о нём редко вспоминает, поскольку никакого проку от пьющего мужика нет. 

Вячеслав не пьёт. То есть, конечно, с друзьями рюмку-другую при доброй закуске пропустит и с приятной женщиной стопочкой не побрезгует. Но меру знает: выпил немного, поел хорошо и в постель Светку утаскивает, пока школьница домой не вернулась. Да школьница ему не помеха, она в своей комнате тихой мышкой сидит. Иногда выйдет, через очки свои круглые на него поглядит и спросит многозначительно:

– Ты, дядя Слава, когда на мамочке женишься, мне отцом будешь?

– Это как мы с твоей мамой, пигалица, решим, – реагирует он на нежелательный призыв ребёнка.

– А у меня уже есть отец, – уточняет пигалица. – С ним как?

– А что с ним сделается? – находит выход Вячеслав. – Есть отец и хорошо, пусть им и остаётся.

– Что-то ты разболталась, – недовольно бурчит Светка. – Мы с дядей Славой – товарищи, и не придумывай ничего. Марш к себе в комнату.

Дочка шмыгнёт носом и исчезнет, а они со Светкой товариществуют. Товар хороший, что у него, что у неё. Она высокая, плотная, грудь большая – в руку возьмёшь, так чувствуешь, что взял, не то, что у современных пигалиц, которые сейчас на пляже соски камнями прикрывают и гордятся своими маленькими бугорками, выставляя их на показ. Почему не посмотреть, коли тебе показывают? За погляд денег не берут, да Светка с её обширной грудью из ума нейдёт. Так нейдёт, что в пору воспоминания прекратить и в море с волнореза кинуться. 

Вода омывает прохладой разгорячённое тело. Морское дно, удерживаемое огромными валунами, чётко просматривается. Надень маску и всю подводную красоту увидишь, заполненную камнями, между которыми в расщелины уплывают испуганные рыбины – малые и большие. Неустанно трудятся медузы, очищая воду до прозрачности. Краб торопится, перебирая лапками, к месту назначения. Не хочешь изучать подводное царство, ляг на спину и любуйся голубым небом с белыми воздушными облаками и слепящим солнцем. Когда же солнце прячется за облаками, то лучи его, словно божественные нити, выглядывают, подсматривая за пловцами. В лежании на морской глади есть только одна опасность: лицо, оказавшееся на водной поверхности, быстро обгорает, и никакие кремы не спасут нос от шелушения.

Лежит Вячеслав на воде, грустит: не с кем наперегонки сплавать. Он всегда опережал Витьку и Валерку, да теперь они застряли в домашнем быту. Никому он не нужен, но и ему никто не нужен. «Мне вас не жаль, года весны моей», – возникает в памяти пушкинское. Сейчас он свободен: хочешь – в горы лезь, сбивая ноги, хочешь – на камнях валяйся до одури или морем к чужим берегам плыви. До берегов чужеземных далеко, а до скал, прозванных близнецами, с километр будет. Это он осилит.

По легенде жили когда-то два брата-близнеца в дружбе и доверии друг к другу, и захотелось им познать любовь сестёр-близнецов из далёкого края. Силой решили братья ту любовь заполучить, да не вышло. В неволе любовь не рождается. Подвергли красавицы-сёстры братьев таким испытаниям, с которыми земному человеку можно справиться, лишь владея колдовской силой. Пытались они выполнить условия сестёр, да, в конце концов, все четверо в море и погибли, прогневив царя морской пучины. Всплыли тела погибших, соединились в две скалы, как напоминание, что невозможно силой взять душу человеческую. Стоят две глыбы в море, меж ними катера да лодки шастают. Туда и поплыл Вячеслав, решив проверить силу свою богатырскую.

Вода вся солнечными зайчиками наполнена. Перескакивают они, с пловцом заигрывают, увлекая всё дальше и дальше. Вид на берег открылся изумительный: чем далее от берега, тем заманчивей его изгибы и разнообразие.

Далеко уже берег, но и скалы не близко.

Плывёт Вячеслав. Мимо сумасшедше носятся гидроциклы и моторки, оставляют после себя бензиновые пары. Медленно движутся катера с пассажирами, изнывающими от жары. Торопят они момент расставания с катером, на который неосмотрительно взошли во время дневного пекла, а теперь желают встречи с прохладными волнами. Он же плывёт – сильный мужчина, вершитель своей судьбы. Не важно, что сейчас у него с друзьями небольшой разлад, с семьёй разрыв, с матерью непонимание, поскольку старость заставляет её непрестанно учить сына жизни. Не пугает  даже то, что фирма его небольшая, автосервис то есть, испытывает временные трудности, поскольку последнее время автосервисов стало больше, чем автомобилей.

Автосервис ему почти даром достался. Он числился знающим инженером, только завод теперь деньги своим работникам не платит. Кризис! То же, что иногда платит, можно назвать пособием по безделию: цеха простаивают. Терпел инженер нужду, о перспективе думал, а тут приятель позвал: «Давай, Вячеслав, в складчину сервис купим».

Подсобрали денег на сервис с «крышей» и стали совладельцами.

Вячеслав и Витька к себе завскладом взял, да тот подворовывать начал – запчасти на сторону продавал. И вроде по-божески таскал, но приятель велел: «Избавься: сегодня малость взял, завтра всё разворует». Вячеслав сопротивлялся из-за дружбы, да сдался, уволил-таки Витька. Теперь же хочет избавиться и от совладельца-приятеля. Тот задумал новое дело, не говорит какое. Предложил: «Отдай мою долю – и разбежимся». Надо снова деньги искать, а ещё «крыша» задурила – требует увеличения оплаты её непосильного труда. Но и это, надеется он, уладится.

Плыви, Вячеслав Сергеевич, вперёд, покоряй морское пространство! Он так и загадал: доплывёт до скалы – всё исполнится. Не ясно лишь, что подразумевается под словом «всё»,  наверное, удача ему улыбнётся и успокоится он душою. Не замечал раньше, что душа свербит. А она свербит.

Последние метры с трудом проплыл. Вылез на скалу. Никого вокруг, люди далеко-далеко, их и не видно. Здесь их тоже нет. Кто сюда доплывёт?

Начал обход скалы по чуть заметной тропке, уводящей вверх. Движется осторожно: не скалолаз. Однако побывать и не исследовать – не в его натуре. Поднялся высоко, катерок, проплывающий внизу, игрушечным кажется, лодки – досточками безлюдными.

На самом верху, куда устремился его взгляд, махнуло что-то белое и исчезло. Лезет Вячеслав дальше, покоряет скалу: ещё ни одна женщина, которую он хотел, не ускользала от него. Скала тоже женщина, и он возьмёт её обязательно. Добрался до верха, выбрался на небольшую, почти квадратную площадку и увидел воздушное бело-голубое существо под шляпой с огромными полями. Существо оказалось красивой женщиной с тонкими чертами лица, горячими карими глазами, чёрными пышными волосами. Тонкие руки с изящными пальцами, на которых поблескивали колечки, изящно ловили потоки солнца и ветра. Длинные ноги заканчивались сандалиями с высокой шнуровкой. Белое платье и голубой шарф волновались под натиском ветра.

– Я думала: не доплывёшь, – проговорила она, будто пропела.

– И давно ты тут сидишь-наблюдаешь? – закрепил он предложенное незнакомкой обращение на «ты».

– Давно. Обычно сюда только на лодках приплывают.

– А ты как попала?

– И я на лодке. Меня вчера вечером сюда привезли, да забыли.

Кого же можно завезти на скалу и забыть? Порядочную женщину вряд ли. Но и это бело-голубое чудо не похоже на даму по вызову. Или он жизни не знает.

– Тебя как зовут? – прервала женщина его размышления.

– Вячеслав Сергеевич, – ответил и спохватился: слишком официально. – Просто – Слава.

– А меня – Мавлие. Пойдём скалу рассматривать.

Она царственно обвела рукою скало-морское пространство, будто именно ей принадлежащее владение. «Хозяйка морской скалы», – подумал Вячеслав и пошёл следом за Мавлие вниз по другой стороне скалы, скрытой от берега. Молчаливо глядела на них рядом стоящая скала-близнец.

– Давно отдыхаешь? – поинтересовалась Мавлие.

– Три дня. А ты?

– Один или с семьёй приехал? – спросила снова, сама не ответив.

– Один.

– Что так? Сюда обычно семейные пары с детьми приезжают.

– Нет семьи и нет детей, – ответил он почему-то с ноткой грусти в голосе, хотя вовсе не грустил. Напротив, рад, что свободен и встретил на скале прекрасную женщину. Он уже убеждён, что прекрасная, такая, про которых поэты пишут. Сам-то он не увлекался поэзией. Что в ней? Кровь-любовь-морковь. Дышать не могу – стенанья в груди. Поскольку ты ушла, к тебе я не вернусь. Тьфу, ерунда всё это! Он – прагматик. И если Пушкин русское слово обогатил, флаг ему в руки. Пусть нервные дамочки ахают: Пушкин – наше всё. Лично для него всё – это работа, друзья, дом.

Почитать умные книги – он не против, даже Достоевского осилил. Но стихи читать – время тратить. Он Пушкина со школы помнит и достаточно. Впрочем, Пушкин хорошо написал: «Я помню чудное мгновенье: передо мной явилась ты». Как у него сейчас: явилась перед ним прекрасная дама. О такой, наверное, и Блок писал: «Девичий стан, шелками схваченный». Что-то тянет его на поэтические раздумья.

А Мавлие шла, чуть касаясь тропы, словно летела. Шарф прикрывал её плечи, но неустанно стремился сорваться с них. Сквозь юбку угадывались сильные ноги. Руки то подхватывали шарф, то придерживали юбку, то касались встречного чахлого кусточка и мягко гладили его ветки. Вячеслав так увлёкся разглядыванием прекрасной хозяйки морской скалы, что в какой-то момент чуть не сорвался.

– Осторожно, – засмеялась она. – Скоро отдохнём.

Они спустились в пещеру, похожую на комнату, прорубленную в скале, наверное, рыбаками. Три стены закрывали от ветра и солнца.

– Посидим? – спросила Мавлие, присев на камень. – Расскажи о себе.

– Зачем?

– Интересно, кто ты и что тебя мучает.

– Ничего меня не мучает.

– Ой ли? Сюда так просто не заплывают. Семьи, говоришь, нет, а возраст самый подходящий.

– Не встретил пока такую, как ты, – попытался он отшутиться, – да и мама не велит.

– А если бы встретил, с мамой стал бы советоваться?

– Пожалуй, нет. За такой сразу пошёл бы.

– А если бы трудно пришлось?

– Так ведь спускался. Вроде не трудно, – поддержал он тон, которым можно многое сказать, одновременно не сказав ничего.

– А что дети? – не унималась хозяйка морской скалы.

– Дети без женщины не получаются.

– Скажешь, что не было у тебя женщин?

– Были, и дочери двенадцать лет.

– В отце, наверное, нуждается?

– Слушай, – разозлился он, – тебе какое дело? Или я на суд приплыл?

Они замолчали. Мавлие глядела на горизонт, где море с небом встречалось. Он – на неё. Как догадалась она, что обдумывал он жизнь свою, в которой переплелись разные женщины? Елена Прекрасная с двумя младенцами, теперь доросшими лет до двадцати. Жена – до поры-времени покладистая, да вдруг взбеленившаяся. Люська, обездоленная любовью и лаской отцовской. Светка со своей очкастой мышкой, никогда им не мешавшей. Мать, наконец, наполнившая его мозги своими советами и убеждениями. Помыслить, так получается: не совсем он один, то есть совсем не один. Надо лишь руку помощи и заботы к ним протянуть.

Но не об этом сейчас думается. Он сидит в скальной пещере рядом с  удивительной женщиной, – и никого. Разве упустишь такой случай, морем подаренный?

Он подошёл к ней сзади, присел на тот же камень, протянул руки и свёл их в кольцо, зажав внутри очаровательную жертву. Ожидал, что она откинется и попытается выбраться из объятий. Но Мавлие повернула к нему голову, брызнув в него глазами-огнями, слегка уперлась рукой в его живот, будто проверяя прочность клетки, в которую попала, и, поняв, что клетка крепка, обмякла. «Ну, точно, – подумал он, – дамочка по вызову. Как только на острове оказалась? Видимо, предыдущий ухажёр фантазёром большим был, да не до него сейчас».

Вячеслав внезапно распластался в ней, в волосах её пьяно пахнущих, в глазах огненных, в руках, касания которых вызывали невыразимое блаженство. Живот её упругий поддавался и звал к себе, ноги спутались с его ногами. Страсть летела над ним, врывалась в его существо, многократно усиливалась, жгла, мучила и приносила всему телу лёгкость. Много, долго, снова и снова. Он не жил в земном мире, он парил над морем и скалой, летел со скалы и вонзался в море. Ошпаренный солнцем и глазами-огнями, он не знал, куда ему деться, и опять возвращался к ней – прекрасной хозяйке морской скалы.

Часы просвистели минутами. «Кто же мог здесь оставить такую женщину?», –  удивлялся Вячеслав. Он её не оставит, он повезёт её в свой дом, познакомит с друзьями, окружит вниманием и заботой. Он не даст ей уйти и не позволит матери решать его судьбу. Теперь он знает, чего хочет. Он хочет эту женщину, чтобы она была его возлюбленной, женой, матерью его детей. Он ждал её всю жизнь. Не ждать надо было, а искать. Быстрее бы встретил, но и сейчас не поздно.

Солнце спускалось к горам, и пора было возвращаться назад.

– Поплывём к берегу? – предложил он.

– Нет, я здесь останусь. За мной вечером вернутся.

– А если нет?

– Не волнуйся, меня не оставят. Да и как я поплыву в платье и шляпе?

– Оставь здесь, я на берегу тебе всё куплю.

– Нет, милый. Ты – чудный. Нам было хорошо, но женщина не способна проплыть такое расстояние. Плыви один.

– Ладно, – согласился он, – я сейчас до берега. Лодку найду и за тобой вернусь. На лодке поплывёшь?

– На лодке поплыву, – улыбнулась она. – Поспеши, в темноте к скале трудно подойти.

Он бросился в море с мыслью – вернуться, усадить её в лодку, а потом в поезд, нет – в самолёт, и увезти отсюда к себе.

На берегу помчался на пристань к лодочникам, закреплявшим лодки на ночную стоянку. Те плыть отказывались.

– Помоги, – просил он старого рыбака. – Там на скале женщина, её надо вывезти.

– А что ж ты темени дожидался?

– Так вышло.

– И как же ты её туда привёз?

– Она там была, когда я приплыл.

– Ну, ты – ходок, – засмеялся лодочник. – Чужую бабу спасать хочешь?

– Не чужая она, дед, – судьба.

Вячеславу казалось, что этот аргумент окончательно убедил старика, и тот согласился плыть в темень к необитаемой скале. Однако выдвинул и другой аргумент.

– Пятьдесят гривен, – назвал он цену.

– Согласен.

Они поплыли. Вячеславу показалось, что никаких особых трудностей нет, поскольку лодочник благополучно добрался до места, укрепил лодку и отправился вместе с ним разыскивать Судьбу. Никого на скале не оказалось. Исчезла Мавлие, как и не было. Видно, фантазёр за ней всё-таки вернулся. Таких женщин не оставляют.

На следующий день Вячеслав бродил по городу в поисках хозяйки морской скалы. Сначала избрал местом поиска Ленинградскую улицу – Бродвейскую, как он понимал, для отдыхающих. Двухэтажные дома бегут вместе с улицей вверх, и почти в каждом из них – магазинчик. Сюда могла зайти Мавлие, но никто её там не видел.

Потом двинулся на набережную. И углядел среди людей, прохаживающихся в такт весёлой музыки, её – Судьбу свою в белой широкополой шляпе. Догнал – не она. Стал расспрашивать гуляющих: никто о ней не слышал.

Двинулся на рынок – небольшую торговую площадку под навесами, где всезнающие продавцы восточных сладостей, фруктов и вин с точностью оценивают и запоминают каждого покупателя. Не покупала ли у вас персики дама в бело-голубом? Не встречали вы женщину в широкополой шляпе? Нет, не покупала, и не встречали.

Стал обходить пляжи. Да разве на пляже появится бело-голубое воздушное чудо? Пляжи – место обитания загорелых обнажённых тел.

Добрался до Чеховского домика в три комнатушки, стены которых увешены фотографиями актёров и писателей. Вдруг мелькнул в садике голубой шарф. Выскочил Вячеслав из комнаты и увидел: шарф и платье развеваются над камнями, ограждающими спуск к морю – маленькому его кусочку, подаренному писателю  почитателем. Вниз, быстрее за чудом своим, внезапно обретённым. Вдали легко спускается она и не идёт, летит над тропкой да камнями, не оглянется.

– Мавлие, – зовёт он женщину, – остановись!

Но не слышит она, увлечённая плеском волн и блеском воды. Дошла до самой воды, присела на камень и руку в воду опустила. Вячеслав спешит к ней, рад, что отыскал. Огромный камень на повороте скрыл беглянку от глаз. Обогнул – нет её, исчезла. Как? Куда? Всю бухточку обошёл, нигде Судьбы его не было. В ушах звучит: «Я помню чудное мгновенье: передо мной явилась ты, как мимолётное виденье, как гений чистой красоты». Явилась ты, Мавлие, при загадочных обстоятельствах и столь же загадочно исчезла. Никто о прекрасной хозяйке морской скалы ничего не знал.

Измученный напрасными поисками, одинокий, брошенный возвращался он домой. Мавлие оказалась мечтой, а мечта недостижима. Если же ты догнал её, и даже обладал ею, то она непременно пропадёт. Растает в воздухе, оставив после себя тонкий аромат счастья, всплеск набежавшей волны, колыхание голубого полупрозрачного шарфа.

«Самое страшное, – размышлял Вячеслав, – когда тебя бросают, когда ты оказываешься ненужным тому, в ком страстно нуждаешься». 

Проходили женщины по его жизни, и каждая свой след оставила: непрестанную заботу, яркую вспышку юношеских чувств, зыбкость отношений, тихую грусть, кровоточащую рану. Встреча с загадочной женщиной повернула его жизнь. Теперь не другие, сам он определял свою судьбу, твёрдо зная, что отвечает за тех, кто рядом с ним оказался.

                           Ани и Крис

Ани и Крис любили друг друга нежно и страстно, насколько страсть возможна в нежных чувствах.
Ани – четвёртый десяток. Впрочем, выглядела она значительно моложе. Невысокая, чуть полноватая, с ногами не слишком длинными, однако и не кривыми, с бёдрами, накопившими женскую притягательность, с руками мягкими и призывными, с чуть полноватыми плечами. Над полной грудью и строгой шеей возвышалась голова, в меру умная, в меру легкомысленная, окружённая волнистыми локонами золотистого цвета. На этой голове самыми привлекательными были розовые губы да серые глаза с грустинкой.
Крис – тоже невысокая, но её стройность и соразмерность частей свидетельствовали об элегантности. Она была значительно моложе подруги, однако по жизненному опыту той не уступала. Прежде у Крис был мужчина – вспыльчивый и неугомонный, бесконечно таскавший её по улицам и переулкам. Он нередко куда-то сбегал, она же подолгу ожидала счастливой минуты его возвращения. Зато когда он касался её своими сильными руками, когда проникал в неё, Крис таяла, готовая мчаться с любимым на край света.
Они почти не разговаривали. Вообще, в его понятии Крис обязана была выполнять то, что он велел, и терпеть все его заморочки.
Однажды, будучи в состоянии глубокой нетрезвости, он ударил её со всей силы так, что она влетела в стену. Даже можно сказать: в стену вросла. Чужие люди приводили несчастную в чувство, долго возвращали к жизни. Любимый же больше не появился, будто его и не было. Спустя какое-то время Крис встретилась с Ани. Собственно говоря, Ани её выбрала. И даже отвалила кому-то за обладание ею значительную денежную сумму.
Ани к моменту встречи с Крис одиночеством не мучилась. Она владела стоумовым мужем Василием и несносным сыном – восьмиклассником Пашкой. Счастливая хозяйка дружного семейства, верная, до невыносимой скуки, жена, а также активная предпринимательница, занимавшаяся подбором певичек и танцорок в турецкие клубы.
Супруг Ани тоже предпринимательствовал: вёл издательское дело и выпускал газету «Наше пиво». Суть газеты сводилась к грубоватым шуткам, с надрывом пошлости, да к рекламным объявлениям. Находились же чудаки, не способные пить пиво без рекламы. Ещё в газете размещались полуоткровенные снимки. Были бы и откровенные, да Ани этого не терпела и время от времени выговаривала супругу, что по газете его дурацкой о них судят неоднозначно. В ответ Василий кипятился, кричал, что газету его вообще мало кто читает, зато её бизнес дурно пахнет и гораздо значительнее влияет на их реноме. Надо же, туркам русских баб поставлять! Иной раз баб этих он называл пятибуквенным словом, в котором скрыта вся женская суть.
Разумеется, эти эмоциональные споры за чистоту моральных устоев возникали в тот момент, когда молодое поколение дома отсутствовало. Причём, чем дольше оно отсутствовало, тем горячее кипятились супруги. Затем оба приходили к мысли, что напрасно тратят друг на друга силы и давно пора разбежаться. Потом вспоминали о Пашке, которого следовало ещё протащить до института и до высокооплачиваемой должности. Осознав неспособность в одиночку этот подвиг совершать, супруги успокаивались, переносили поле битвы в кровать, доказывая там, что при всех спорах их разнополое единство не утрачено, даже не смотря на какие-то, страшно сказать, гендерные взгляды, будоражившие общество.
Словом, Ани терпела мужа, семью, работу долбанную, всё-таки дававшую более-менее приличное существование. Мужнина газета требовала больших вложений на бумагу с типографским оборудованием, на предпринимательское общение, в котором только и возможно «порешать», как любил говорить Василий, множество рутинных вопросов.
– Посидим, радость моя, порешаем, обмозгуем, - убеждал он кого-то в трубку.
– Порешаем, – передразнивала Ани. – Порешаем, да не решим, оно, может, само рассосётся.
Её злило не столько глупое словцо, введённое в активную речь фирмачами, сколько то, что после слов «посидим, порешаем» муж обычно сваливал из дома и возвращался за полночь. Иной раз крепко держался на ногах и самостоятельно добирался до супружеского ложа, громыхая при этом всем, что попадалось под ноги. Иной раз долго трезвонил в дверной звонок, сообщая, что явился, и надо его дотащить до места отдыха.
– Ты, ни-ни – с трудом выплёвывал из себя слова Василий, – думать не моги, жена. Ты своих шавок воспитывай, им мозги компостируй. А я – хозяин.
В поддатом состоянии муж чувствовал себя хозяином жизни и ненавидел всё бабское племя, всегда готовое уничтожить мужское достоинство, в состоянии же трезвости это был добродушный и заботливый семьянин.
Нельзя сказать, чтобы Ани сильно сопротивлялась семейной жизни. Правду сказать, она ей вовсе не сопротивлялась, принимая как должное вечную заботу супруга, и расплачиваясь за эту заботу ночным терпением, да мудростью жены, спокойно терпящей мужнину слабинку, воспринимавшуюся как естественное состояние российского предпринимателя средней руки. И всё же, положение Васильевой супруги иной раз не радовало. Хотелось любовного полёта, взрыва отношений, мужского великодушия. Рутинная семейная жизнь воспринималась как нудное приложение к несостоявшейся певице, не сумевшей открыть людям свой загадочный талант. То ли денег не хватило, то ли куража и наглости?
Наслышанная о гендерных отношениях, в которых активно копошатся современные бизнес-леди, борющиеся за право верховенства в любви и в бизнесе, а также за свободу от семейных уз и домашних забот, Ани пыталась совместить в себе несовместимое. Как вполне приличная жена и мать ратовала за верность семейным идеалам, как владелица небольшой фирмы – убеждала «своих девочек» в необходимости личной свободы и самореализации.
Фирма её называлась Танц-Муз-Агентством, сокращенно ТэМэА, в просторечье – Тьма.
Обосновалась Тьма в полуподвальном помещении, вскоре ставшим собственным владением. Ани вычистила полуподвал, вымыла, выкрасила в яркие цвета, поделила на несколько комнат. Так появились: зеркальный зал - с зеркалом вдоль стены и старым роялем – бабушкиным наследством; лекционный зал – с деревянными лавками в пять рядов; небольшая кухонка – для разговоров и кофепития. К счастью, в помещении с прежних времён сохранился метровой площади туалет с задрипанным унитазом. Разумеется, унитаз заменили, а туалет преобразили. Евроремонт! Местом обитания хозяйки Тьмы стал небольшой кабинетик, в котором с трудом разместились стол, пара стульев и шкаф. Постепенно раздобыли комп, принтер, факс. Мобильник связывал Тьму с внешним миром. Входной звонок имитировал трели соловья и сообщал о посетителях.
Под началом Ани работало три постоянных сотрудника. Гера претендовал на роль хореографа. Умопомрачительная и всегда опаздывавшая Лола вела певческий класс. Лариса Михайловна занималась бухгалтерией и в Тьме не появлялась, работая где-то в престижном, как она подчёркивала, учреждении. Задача Ани состояла в том, чтобы найти, договориться, убедить, созвониться. Словом, это была административно-утомительная служба. При этом Ани считала себя обязанной выглядеть прилично, то есть с прикидом на сто, потому посещала супер-модельера, педикюрше носила сувенирчики, в фитнесе прикормила Серёгу-тренера, в бутике на главной улице прикупала модную одежду.
Девочки поначалу не слишком спешили в Агентство, однако через пару лет от них не было отбоя. Приходили милыми и застенчивыми, с музыкально-школьным образованием, с сильными и неумелыми голосами, с неуклюжими танцевальными движениями, иногда с малым опытом самодеятельных ансамблей и тьмутараканных танцклассов. Гера и Лола работали с материалом, не покладая рук. Месяца за четыре доводили девочек до приличия, которое называлось красивым и звучным словом «артистка».
Артисток сначала испытывали в небольших концертах в Тьме – на родственниках и друзьях, потом отправляли на год в жаркую Турцию, получая от них и от принимающей стороны некое денежное вознаграждение. Лариса Михайловна совершала чудеса, распределяя полученную компенсацию на налоги, зарплату, развитие Агентства, подарки нужным лицам. Иногда артистки возвращались – с надеждой отшлифовать своё мастерство и получить новое, более выгодное место службы, однако чаще они терялись в пучине жизни, либо турецкой, либо российской, кому как повезёт.
Был ещё один источник дохода. Ани сдавала помещение начинающим музыкантам для выступлений. Только что с них возьмёшь? Наведут сородичей да приятелей, желающих на дармовщинку насладиться творчеством будущей звезды. Билеты почти не продавались. Получалось меценатство одно: из любви к молодым талантам.
Дни мчались неумолимо, и Ани механически отмечала девять часов утра, когда просыпалась, дальше всё вертелось, кружилось, решалось, сопротивлялось до часу ночи. В промежутках между предпринимательством проскальзывали то сын, то муж, редко-редко появлялись на горизонте родственники, бывшие одноклассники, однокашники училищных времён. Ярких талантов, к счастью, в её выпуске не оказалось: кто-то пристроился в оркестр, кто-то в музыкалку, кто-то гастролировал на свободных да скудных харчах. Неизвестно, как бы однокашники отнеслись к рождению из их числа музыкальной звезды. Может, гордость бы появилась: мол, не сами с усами, да воспитали талант, с нами учившийся. А может, зависть бы съела. Про других говорить трудно, а про себя ясно одно: нет таланта, не показался он публике, не нашла себя в деле, о котором мечтала с первых шагов в музыкальную школу. И нет нормальной жизни – всё суета.
Когда особенно становилось невмоготу, Ани выбиралась с мужем на дачу. Летом семья разрывалась между городской и сельской жизнью. Муж любил уединение и мечтал о том времени, когда супруги, выйдя на пенсию, окончательно переберутся на дачу и станут выращивать курочек-уточек, подкармливать кошек-собак, наслаждаться птичьими трелями. В летний сезон Василий все выходные проводил за городом, достраивал и перестраивал деревянный дом, совершенствовал баню, сажал деревья, перемещал с места на место ягодные кусты. В природе находил он удовлетворение. Ани сей радости не разделяла, однако мужнины поездки на дачу давали ей возможность уединиться с Крис.
Зимой изредка Ани соглашалась на баню и лыжную прогулку. Тогда дачное веселье шло по давно составленному сценарию. В замёрзшем доме включались обогреватели, и к вечеру температура поднималась до плюс пятнадцати. Изо всех щелей, от пола и окон мотался по дому сквозняк, напоминая о прелестях холода, в котором лучше, чем в жару, сохраняются живые организмы.
Пока дом прогревался, и топилась баня, супруги бродили по лесу. Василий мчался по накатанной лыжне, сворачивал в лесные заросли, выискивал следы лис и зайцев, шумно сообщая жене о том, что не всё ещё в лесах вымерло. Ещё теплится лесная жизнь: лиса хвостом свой путь замела, заяц проскользнул незамеченным, оставив на снегу тройные следы, белки поживились шишками, разбросав вокруг елей остатки пиршества. Деревья, высоко уходящие стволами в небо, слегка покачиваются от ветра, задумчиво проживая зимнюю стужу. Они красивы и могучи, но и валежника много. Стоит лес в ожидании рук человеческих. Приди, очисть, помоги выжить! Нет! Человеку в современной жизни не до леса, он в городе деньги заколачивает, бурду пьёт, телик да видик глядит. Некогда ему лес лечить. Не хватает лесников в пригородных лесах, не доходят человеческие руки до помощи природному гиганту, который делится с человеком теплом и свежестью, снабжает грибами да ягодами, является добрым домом четвероногим существам. Стоит лес печальный. Сколько ещё ему жить осталось?
Ани гонит от себя грустные мысли, разглядывает белоснежье лесного покрова, стройность берёз, мощность дубов, впитывает в глаза синеву неба и яркость зимнего солнца. Она прислоняется спиной к берёзе, закрывает глаза, уплывает внутрь себя и пытается почувствовать, услышать токи дерева, качающего в женщину природную силу. Потом медленно двигается по лыжне, наблюдая, как меняется лес, прислушивается к таинственным звукам, тихому шороху, скрипу снега, радуется блеску снежинок, вдыхает свежий морозный воздух. «Как хорошо! – думает Ани. – Что ещё мне надо?». И сожалеет, что давно сюда не приезжала.
Потом наступает банное счастье – жаркой и сухой парилки, гибкого и обжигающего веника, бодрящего кваса, освежающего снега, по которому скользят ступни женских ног, когда Ани абсолютно голой выбегает из парилки на оглушительно холодный воздух.
Потом супруги спешат в дом на скромное застолье, выпивают рюмку – другую водки, закусывают картошкой с селёдкой и чёрным хлебом. И говорят, говорят, говорят! Обо всём! О том, о чём некогда сказать в городе. О том, что связывает живущих вместе людей.
На зимней даче Ани больше ничем не занимается, разве только книжку полистает да телевизор посмотрит. Василий устраивает жене праздник свободы от хозяйственных дел: сам готовит, сам убирает. Впрочем, это и его праздник, поскольку нигде Ани не принадлежит ему так безоговорочно, так страстно и проникновенно, как на зимней даче.
А ещё она принадлежит Крис. Подруги виделись часто, может даже чаще, чем стоило. Находясь в полнейшей близости, Ани шепчет Крис, ласково её поглаживая: «Милая моя, любимая, никого я не люблю так, как тебя. Как же мне с тобой хорошо! Замечательно! Девочка моя чудная!». Крис в ответ нежно журчит, напевая то низким грудным голосом, то звонким. Мелодии текут то грустные и проникновенные, а то весёлые и задорные, такие, какие желает Ани.
Обе любили джаз, что-нибудь из Пресли, или Фицджеральд. А ещё с наслаждением слушали Уитни Хьюстон. Слушали и танцевали! Не сильно, без прыжков и тряски, а мерно покачиваясь телом, кожей чувствуя полноту звуков. Ани отдавалась музыке и Крис, движения становились лёгкими и плавными, чутко реагирующими на музыкальный ритм и тональность, затем убыстрялись. Быстрее, быстрее! И вот уже неслась Ани по белому свету в бешеном ритме, а с нею вместе неслась и Крис. Ничто не могло остановить женщину в любовном танце. Только сама она создавала свой полет, свой удивительный секшн.
Внезапно обе останавливались, подчиняясь неведомой силе, а, может, разуму, понимая, что в скорости человек способен подняться над землёй, высоко лететь – далеко глядеть, однако и падать придётся невыносимо больно. Крис же клетками своими ощущала полёт в стену, что из прошлой жизни, потому осторожность, сочетаемую с недоверчивостью, никогда не забывала. Ани никак не могла принять внезапной, как ей виделось, холодности, окутывающей подругу. Вроде вся твоя, вся тебе принадлежит, и в то же время становится словно чужой, равнодушной к тому, что ты желаешь и любишь. Тогда Ани думала: «Спокойней. Легче на поворотах. Жить ещё хочется, и хорошо бы - с Крис». Подруги успокаивались.
Крис всегда провожала Ани до дома, верша свой оберег. Двигались медленно, переживая радость полной принадлежности друг другу. Потом расставались, и обе знали: завтра снова встретятся и опять зайдутся в музыке и танце. Впрочем, бывали дни, когда и не виделись. Иной раз Ани с Крис не встречалась, целыми днями мотаясь по забитому автомобильными пробками городу. Иной раз болезненное состояние Крис требовало передыха и тщательного лечения. Однако и тогда каждая думала о другой. «Как там моя милая девочка? – сокрушалась в тоске Ани. «Где же ты, моя ненаглядная? Когда твои нежные руки, чудные ягодицы и упругая спина коснутся меня?» – грустила в одиночестве Крис. Обеим становилось тошно оттого, что две родственные души, единственные в целом мире, не могут слиться и ощутить счастье наслаждения.
А ещё к Ани с удивительным постоянством приходил один и тот же сон. Где-то в далёком мире встретились они с Крис. Неясно как-то встретились. Вроде даже не они, а души их. Или нет, именно две красивые женщины присутствовали во сне. Ани – статная, высокая, в лёгких прозрачных одеждах. И сама настолько лёгкая, что слабый ветерок уносит её в небеса. Крис – тоненькая, изящная, в платье, мерцающем серебром. Из всего её облика особенно выразительны большие глаза, меняющие цвет от жгуче чёрного до светло-голубого. Она непостоянна: то возникает, то пропадает. Странная какая-то женщина. И прикосновения её то холодны, то горячи. Холодность кожи воспринимается как глоток воды в жаркий день, и потому приятна. Горячее прикосновение ощущается как жаркий огонь, к которому тянутся замёрзшие руки. Ани тянет руки к подруге, дотрагивается пальцем до её шеи, ведёт ладонь к груди – нежной и чуть вздрагивающей. Подруга ускользает, внезапно пропадает и появляется снова, подзывая к себе улыбкой и чуть заметным взмахом руки-крыла. Ани летит к Крис, летит над ней, и вдруг та оказывается высоко в небе, и снова к себе призывает. В какой-то момент Ани опускает глаза и видит на земле стоящего Василия. Только это вовсе не Василий. Это незнакомец, от которого тянется к ней мощная энергетика. Мужская сила увлекает Ани вниз. Она раскрывает в полёте руки: одна рука направлена к незнакомцу и вытягивается до невозможных размеров, почти касаясь его, другая рука тянется к Крис. И Крис побеждает.
Разумеется, им старались помешать. Во-первых, умопомрачительная Лола, убеждённая в том, что хозяйке Тьмы не пристало возиться с какой-то паршивой Крис. Ей нужно что-то серьёзней.
– Дорогая, – манерно извлекала из себя слова Лола, – пора менять имидж. Ты должна быть, ты просто обязана быть, в интересах дела, шикарной женщиной. В твоём возрасте заводят любовника, способного оплачивать милые женские прихоти. Он тебе и квартиру купит, и машину, и что хочешь. А будешь умничкой – паинькой-клубничкой – так и замуж за папика выскочишь.
Лола так беспокоилась, потому что на примете был тот самый папик, смотревший, к сожалению, не на неё, а на Ани. «И что в ней нашёл?» – удивлялась Лола, однако обиду свою далеко прятала, полагая, что лучше силами хозяйки Агентства удержать фирмача, способного озолотить и Тьму, и всех её сотрудников, чем остаться, по глупости этой сумасбродной нахалки, ни с чем. Однако нахалка не поддавалась.
– У меня есть мужчина, – отбивалась Ани от настигавшего её счастья. – Муж, между прочим.
– Да что твой муж? Газетёнкой утирается? Кому нужны такие мужья? – ещё сильнее давила Лола, скрывая собственный интерес. Василий давно стал предметом её тайной страсти. Лет десять назад, если не больше, увидела и решила: «Мой будет!». И ухитрилась в дом Ани войти милой приятельницей-советчицей, в дело её проникнуть партнершей. Увлекала тайно и явно газетчика, искала ему спонсоров, ждала, когда, наконец, Василий пресытится своей ненаглядной половиной.
Время от времени клеился к Ани Гера – мужчина свободный, любящий всех женщин вместе и каждую в отдельности, предпочитавший наслаждаться свободой отношений, не выносивший никакой рутины. Хозяйка Тьмы, несмотря на перезрелый, по его меркам, возраст, всё же была привлекательной бабой. А каждой бабе что нужно? Мужика хорошего! Он-то как раз таковым являлся. Стройный, с сильными руками, с ногами, способными на прыжки, растяжки и полёты, с телом, страстью и желанием наполненным, с шевелюрой густых волос, карими жгучими глазами, с тем, что часто становится упругим и жжёт изнутри до острейшей надобности. Обидно, что эта бешеная б-леди, так он сокращал набившее оскомину выражение «бизнес-леди», способна, благодаря яростному темпераменту, горы свернуть, да не туда этот темперамент тратит. Ведь ни одна баба от Геры не отказывалась. Все они – танцорки с мосторга, как он их называл, – побывали в его небольшой квартирке. Можно сказать: путь в Турцию лежал через его кровать.
Василий тоже являлся противником любовных отношений Ани и Крис. Он ревниво обижался, что жена предпочитает ему холодную образину. Однако молчал, размышляя по принципу: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало, да его не дёргало.
Так и жили Ани и Крис, и ничто не способно было пересилить их невероятную близость!
Однако судьба любит подсовывать всяческие испытания.
В очередной раз супруги повздорили.
– Ты ещё помнишь, что ты мне жена? – возмутился Василий, оказавшийся без выглаженной белой сорочки, которую собирался надеть на деловую встречу.
– Для чего тебе жена? – взвилась Ани, пребывавшая в дурном настроении, поскольку накануне провалилась выгодная сделка из-за «артисток», отказавшихся выполнять условия контракта. – Рубашки стирать – найми прачку.
– А ещё кого нанять? Кухарку тоже? И уборщицу? Может, и жену сменить? – не унимался муж, таким способом выражая недовольство семейной жизнью.
– Меняй! – пошла на разрыв Ани. – Надоело всё!
И громко хлопнула дверью, оставив за собой последнее слово, чтобы не слышать мужниного занудства, возникшего, как она считала, на пустом месте.
Вечером Ани заглянула в кафе, прикорнувшее недалеко от Агентства. Крис в это время, находясь в одиночестве, не подозревала о готовящейся измене. Что произошло? Почему Ани остановилась у столика, за которым сидел мужчина, устало глядевший в чайную чашку?
– Садитесь, – улыбнулся он и подвинул стул, приглашая женщину в свою компанию. Та села, не понимая, зачем. В это время зазвонил мобильник, незнакомец медленно достал его из кармана пиджака. «Да, – невольно слушала Ани. – Да, я почти освободился... Скоро буду… Встретимся и поговорим… Пока».
Так же медленно он убрал телефон в карман и стал откровенно разглядывать Ани.
– А знаете, – заговорил через некоторое время, – вы мне симпатичны. Будете чай? Здесь отличный зелёный чай. Хотите пирожное?
– Пирожное не хочу, а чай буду.
Незнакомец заказал две чашки чая, дотронулся до локтя Ани, и та почувствовала мощь сильных рук:
– Меня Петром зовут.
– Ани.
– Вы, кажется, недалеко работаете? Я видел вас.
– Вот как?
– В соседнем доме выставка моих работ. Я скульптор.
Они молча пили обжигающий напиток. Ощущал ли неловкость мужчина, Ани не знала, себя же в мыслях ругала за то, что подсела к незнакомцу, а также за то, что сказать что-либо путно-умное оказалась неспособной.
– Давайте я вас провожу, – вывернулся он из затянувшегося молчания.
Вышли в темноту улицы. Фонари словно сбежали, такая темнота стояла. Люди исчезли. Только деревья стали молчаливыми свидетелями медленного движения мужчины и женщины. Впрочем, молчаливыми их не назовёшь, поскольку листья шептали ветру и веткам: «Видели, как они идут? Эти двое, двое, двое. Слышали, как они молчат? Эти двое, двое, двое. Что это? Как это?». «Это любовь», – шептал ветер. «Это любовь?» – сомневались ветви. «Это любовь, любовь, любовь», - повторяли листья.
«Что это? – удивилась, стоявшая в тени, Крис. – Почему Ани уходит? С кем она? Про что шепчут деревья? Это любовь?».
Только мужчина и женщина, молча шедшие, не думали о любви, не видели Крис, не слышали разговора деревьев с ветром.
Прошла неделя, другая. Пролетел месяц, второй. Ани и Пётр любили друг друга. И творили свой мир – любви, музыки и пластики. Василий жил в другом мире, вместе с Пашкой. В том же мире остались Лола, Гера, Лариса Михайловна, девочки из Тьмы. И Крис тоже оказалась в том – другом - мире. Ани с ней не встречалась. Вся её жизнь подчинилась неведомой ранее страсти.
Что такое женщина на четвёртом десятке жизни, внезапно ощутившая жар любви? Всё брошено на страстный костёр. Гори мой дом, пропадай работа, исчезните друзья-приятели. Я живу! Я дышу! Я люблю! Вот я иду по улице, и все смотрят на меня с восхищением, поскольку я необычайно хороша! Это мне любимый говорит. Это я читаю в его глазах. Это я чувствую в его руках и в его теле! Вот я жду встречи с ним, и ничто меня не остановит. Я увижу его, я отдам ему себя – всю, до самой тайной клетки кожи, до самого тонкого волоска, от мизинца ноги до макушки принадлежу я ему! Вот из груди моей рвётся мелодия – нежная, страстная, грустная, счастливая. И пусть никто не слышит, я-то пою. Вот мои руки, и ноги, и тело движутся в танце – танце любви, для кого-то запретном и непристойном. Только в любви нет непристойности и нет запрета. Ты полюбила, женщина, и будь счастлива!
Она мчалась на встречу, чтобы вместе бродить по городу, сидеть в кафе, укрываться от взглядов в подъездах. Они ехали в небольшой загородный дом, который Пётр отыскал для них. Он увозил её из города. Час езды, и любовники попадали в свой – уединённый от людей – мир, в котором принадлежали друг другу. Раньше загородные поездки казались утомительными и скучными, теперь бодрили дух и волновали тело. Даже сельский воздух проникал в грудь иначе, чем прежде. Он пробирался внутрь женщины, и оттуда обдавал её необычайно пряным ароматом, в котором ощущались запахи вишни и груши, черёмухи, сирени, жасмина, полевых трав и цветов.
Был ли Пётр отличным любовником? Пожалуй, да. Он оставался прекрасным семьянином, полностью принадлежавшим семье. Дому, который терпеливо и по-хозяйски создал, и в котором всё зависело от его рук: от небольшой полочки до высоких стеллажей. Сыну, который давно уже стал семейным человеком, и сам сына родил вместе со своей пухленькой и милой женой-кнопкой. Жене, известной ему до самой тайной мысли. Он готов был защищать от любых напастей женщину, с которой прожил многие годы, и ни за что не хотел бы с ней расстаться.
Однако сейчас Пётр любил Ани: её серые грустные глаза и розовые мягкие губы, её бёдра, манящие округлостью линий, за которыми скрывалась магическая притягательность. Он любил зовущие руки и плечи этой женщины, её грудь, наполненную жизненным источником, оттого чувствительную в его руках, её золотистые непослушные локоны, прячущие от него счастливые глаза, которые хотелось целовать и целовать. Временами он видел её, выступающей из гранита или мрамора, улавливал её образ в стволе дерева. Он искал особый материал, который способен усилить в скульптурном портрете её противоречивую – ранимую и крепкую – сущность. Он любил Ани потому, что она любила его. Она видела в нём необыкновенность, талант, мужскую силу, мудрость и ум. Она ценила его достоинства выше всякой меры.
Так бывает. Ни на чём, казалось бы, возникает чувство общности духа и желание сближения тел. И тогда двое спешат навстречу друг другу, придумывают, как быть рядом даже тогда, когда невозможно. В ход идут короткие телефонные разговоры.
– Привет, любимая, как дела?
– Привет, нормально. Извини, дорогой, сейчас много работы.
– Ничего, только знай: я люблю тебя!
– Солнце моё, ты где пропадаешь?
– Я в поездке, родная, скоро вернусь. Скучаю ужасно!
– И я скучаю, схожу с ума!
А ещё грех не послать эсемеску - милое письмо в несколько слов, наполненных радостью и ёмкостью смысла жизни.
– Заскучала ветка в холод...
– Не скучай, тепло придёт, наша ветка расцветёт.
А ещё есть интернет, как говорят – общение по мылу. Надо только до компа добраться, подключиться и письмо сложить. А уж если твой любимый тоже у компа, то и в аське перекинуться можно.
И всё же самое верное счастье – сви-да-ние. Сви – это что-то легкомысленное, яркое, радостное; да – это да, да и да на всё, что хочет любимый; ние – это некая неясность в отношениях, недосказанность. И всё равно – хорошо! Одно условие приняли на себя Ани и Пётр: хранить спокойствие своих семей. Однако свидания происходили часто, под видом большой деловой занятости обоих.
Так случилось, что автомобиль Петра сломался. Пустячная поломка препятствовала загородной встрече, и тогда Ани вспомнила о своей машине, скучавшей в гараже. Какая же предпринимательница без машины? Теперь на каждом углу организованы курсы вождения. Впрочем, за хорошие деньги права можно купить раньше, чем научишься водить. У Ани права – не купленные, а завоёванные многолетним терпеливым водительским стажем, в котором бывали и лёгкие аварии, и случайные столкновения, и собственная виноватость, и расплата за неуклюжесть неумелых водителей.
Женщина на дороге – особый рассказ. В прежние времена, когда это было редкостью, мужики на автомобилях шарахались от капризных автомобильных дамочек. Анекдоты, юморные истории, да задиристые байки раскрывали особенности женского вождения. Воительнице-водительнице нужно зеркало заднего вида лишь затем, чтобы причесаться да губы накрасить, капот она путает с карбюратором, во время движения пытается надеть чулки, переобуться, застегнуть молнию на спине. А уж переехать через две полосы, да ещё на глазах у гаишника, способна только она. Мужик со своим многомерным умом и опытом ни за что в присутствии соловья-разбойника через две полосы не полезет.
Ани давно прошла школу вождения, свыклась с автомобилем, потому на дороге чувствовала себя уверенно. Дорога тянулась то прямой полосой, то извилистой лентой. Любовники нетерпеливо спешили к своему миру, к ожидавшей впереди страстной любви.
– Ты неплохо смотришься за рулём, – отметил Пётр. – Давно водишь?
Спросил на всякий случай, поскольку в принципе бабам на дороге не доверял, однако тут была не баба, а женщина, достоинства которой не переставали проявляться.
– Правда что ль? – усмехнулась Ани и прибавила газу. Стрелка спидометра кинулась к ста двадцати.
– Взлетаем? – забеспокоился Пётр, просматривая путь впереди на предмет друга в погонах. – Ты – лихачка?
– А ты не заметил? – пошутила она.
– Заметил, – в том же легкомысленном тоне ответил он. – Ты – чудо чудное!
– И диво дивное, – засмеялась Ани.
– Как мне нравится твой смех колокольчатый.
– Как игольчатый, – кокетничала женщина.
Скорость увеличивалась. Ани попробовала педаль тормоза, последовала слабая реакция, машина чуть сбавила ход. Ни встречных, ни попуток почти не было, дорога бежала свободно, увлекая за собой пару-тройку автомашин. Мелькали деревья, посаженные, где густо, где редко, за ними зеленели поля, набираясь летнего сока. То и дело появлялись придорожные рынки из нескольких палаток, небольшие ресторанчики и забегаловки, высокие каркасные сооружения – признаки того, что скоро торговая цивилизация доберётся и сюда. Автозаправки всяческих названий предлагали разные цены на бензин. Иногда попадались деревянные, бетонные и металлические заборы, укрывавшие местные хозяйства от посторонних глаз.
Пролетела на огромной скорости грузовая газель, за рулём которой сидел парень, очевидно считавший себя первоклассным гонщиком.
– Более всего не терплю газельщиков, – зло отреагировала Ани, – все они – неумелые лихачи. Мой первый удар случился из-за газели: въехала в меня на повороте и умчалась. Другое дело дальнобойщики: те и прикроют, и пропустят. Я их люблю.
– Я-то надеялся, ты меня одного любишь.
– Люблю. Но не только тебя, – подзадорила Ани друга.
– Кого ж еще? – Пётр грозно зарычал, включившись в роль крутого ревнивца.
– Всё сразу скажи. Болтун – находка для шпиона, – немного помолчав, Ани продолжила. – Поживёшь – всё сам поймешь.
Она снова тронула педаль тормоза. Странно, педаль опустилась, однако не как обычно, а словно провалилась. Машина убыстряла ход. Ани открыла окно, чтобы глотнуть свежего воздуха. Ей показалось, что в кабине стало слишком жарко. Кондиционер отказал. Включила вентилятор, тот заскрежетал странным звуком.
– Смотри, на гаишника нарвёмся, - предупредил Пётр.
– Боишься? – усмехнулась Ани.
Жизнь была прекрасной! Яркий солнечный день! Быстрая езда, которую, как известно, любит всякий русский. Любовники с нетерпением спешили в объятья друг друга. Последнее время Ани всё удавалось необычайно легко. Только что заключила хороший контракт, и на очереди другой. Группа её девочек хороша как никогда прежде. Гера от них в ударе, ему бы зарплату поднять, иначе уйдёт. Хороших работников ценить надо, на зарплате не экономить. Лола отстала с глупыми предложениями о папике. Кажется, влюбилась, выглядела отпадно, улыбалась таинственно. Павел уехал в спортивный лагерь: она и не заметила, как сын вырос в спортсмена. Василий, по всей видимости, на удачную дорогу вышел, сияет, как медный пятак, тщательно следит за собой, дела издательские нескончаемо гонит, где-то щедрых партнёров отыскал. Ох, скоро станет богатеньким папой Карлой. Пётр – встреченное её счастье, мужик с головой, руками, умом, талантом и ещё кое с чем. Жаловаться не приходится. И пусть он женат, и пусть она замужем. Оба, оказывается, в одиночестве жили, а теперь, как в песне поётся, «встретились два одиночества». Крис только волнует: обижается, поди, что редко видятся. Ничего, расскажет она подруге про любовь свою запретную. Уверена: та поймет.
Машина взревела, застучала. Ани подумала, что надо бы сбавить скорость, остановиться, передохнуть, только не получалось. Внезапно она услышала хлопок: это лопнуло правое переднее колесо. Машину резко бросило в сторону. Неуправляемая, она неслась по свободной дороге, при светлом дне и отличной видимости, прямо на бетонный забор.
Всё! Удар! Грохот! Вскрик! Крайслер врезался в стену! В руль всей грудной клеткой вжалась женщина, мужчина вылетел сквозь разбитое окно и ударился головой о бетонную плиту.
Крис – машина с разбитым капотом, вывернутым шасси и лопнувшим колесом – охнула и застонала. Она так любила Ани! Она мчалась по любым дорогам, терпеливо стояла в пробках, совершала невозможные объезды и виражи, вывозила подругу из снега и льда, пыхтела, забираясь в гору. Ради неё Крис стояла ночами у дома, иногда призывая подругу своей мощной сигнализацией. Ради этой женщины терпела обиды от неловких лихачей и даже боль. Она позволяла подруге любить мужа и сына, поскольку милая Ани уживалась в двух мирах – человеческом и автомобильном. Однако не смогла Крис простить подруге уход к мужчине, расценив это тяжкой изменой. Потому-то и решилась убить Ани, её любовника и себя. Такие вот аргентинские страсти! «Проща-а-ай», – кричала сигнализация. В ответ из динамика громко лилась песня Уитни Хьюстон, любимая песня Ани и Крис.                                                                  

• Вперёд >