Из книги "И водные знаки тишины"

 От редакции:

   «… и водяные знаки тишины» - таким загадочо-романтическим названием наградил поэт свою десятую по счету юбилейную книгу. Он публиковался в периодике Украины, России, Армении, Германии, США. Среди изданных произведений есть две  книги прозы, которые по стилю не лишены поэтического взгляда на мир своих героев.

   Компонуя эту книгу, автор, видимо, не ставил перед собой цель выстроить какую-то композицию, пронизанную общей идеей или связанную какой-то системой. Стихи здесь, похоже, возникают непредсказуемо тогда, когда нельзя не писать, а нам остается проследить, что волновало поэта в течение трех лет, которые прошли со времени издания предыдущего сборника стихов «На стороне любви».
  Геннадий Семенчеко – лирик, и в эту форму облачены его раздумья о мире от травинки до Вселенной, стихи, всегда остающиеся на той же стороне ЛЮБВИ.

 

 

                         Код Семенченко

(о рукописи новой книги стихотворений Геннадия Семенченко «И водяные знаки тишины…»)

 

 Вообще-то – мне здесь делать нечего. Только читать. Ни разбираться-анализировать, ни что-то определять, предлагать, советовать.

 Потому что все тут уже сообщено и отлито в строки, как ноты в нотный стан.

 Это – стихотворения, поэзия, это – Семенченко.

 Конечно же – «знаки тишины». Ключевые. Потому что такое творится-пишется только в тишине. Иначе – как услышать звуки, слова, мелодии и собственной души, и другого, других – земли, природы, жизни, и душу тишины тоже?

 И сама тишина ведь – чья-то душа, разве нет?! Наверное, всех и всего сущего. Выходит, и Семенченко, выходит, и моя?!.

 ...Легко, свободно, никаких себе и тебе, т.е. тем, кто читает, изысков, никакого ора, пафоса, никакой подгонки. Никакой безжизненной, бездушной версификации…

 Так пишет человек, который больше, лучше и преимущественно, если не единственно, чувствует, ощущает душу свою и тело и только сердцу своему, меньше – уму, доверяет перо…

 И это – мягкая, плавная, киевская холмистая поэзия. Плавные линии, плавные строки. Незамысловато мелодичная. Наша. Не то чтобы школа, но пространство такое, земля, небо, воздух, река и люди… Выходит, и мы!

 …Различимы прозрачные, легкие, почти есенинские строки, однако нигде нет подмены, заимствования. Такая материя…

 …Совсем редко нагревается и кипятится, скорее, догадываешься, что было такое, бывает…

 …Как правило, особенно сильны концовки большинства стихотворений.

 …Конечно же, преобладают темы Любви, Гармонии, Прекрасного, Природы, везде и во всем ощущается, просматривается даже физическое присутствие Автора…

 …Чувствуется также ностальгия по прошлому, минувшему, несостоявшемуся; усталость – тоже, иногда – боль, еще реже – безнадежность,  но без обречённости. Все-таки в жизни куда как больше и любви к ней, и, естественно, поэзии. …Это не означает, что всё, все стихотворения и все строки на одинаково верхнем, высшем для Г.С. уровне. Как и для всех, включая классиков, что-то слабее, что-то – сильнее…

 Есть стихотворения хорошие, но они тебя пропускают, то есть прочтешь, и – все, потому что не задержалось – в глазах, душе, памяти...

 А есть другие, мимо которых никак не пройдешь, обязательно остановишься, прочтешь – перечитаешь, помолчишь, потом еще раз вернешься…

 А еще есть такие строки, что на грани, т.е. прочтешь и подумаешь, грешный, – от Бога, похоже…

 Да будет книга!..

Владимир Ильин, член Националього союза писателей Украины

 * * *
Опять мой день
Умчался в никуда,
И ничего в остатке не приснится.
Так долго ждет, белея от стыда,
В ночи моя открытая страница.
Начну клевать подобно воробью
По буковке от слова и до слова.
Так защищусь от тех, кого люблю,
Как будто жизнь я размечаю снова.
Ну, вот уже и абрисы видны
И чье-то проникающее око,
И водяные знаки тишины
Пророчествуют мудро и глубоко.
Да это боль-трава взошла со дна!
Судьбу свою, как на ладони, вижу,
На ней перебираю семена -
И зерна доброты к себе приближу.
А первый свет на краешке Земли
Согреет их, презрев мою усталость.
Пусть не засохнут где-нибудь вдали,
Чтоб для других
Хоть что-нибудь осталось.

* * *

Мое движенье -
По земле,
А не по вертикали.
Порой несусь, как на метле,
Растрачивая калий.
Не постигаю:
Что почем?
Где альфа? Где омега?
Не поспеваю
За лучом,
За моросью и снегом,
Все за меня решает высь
По всей судьбы предметам.
Притормози, остановись.
Пришло и сникло лето.
Траву преподнеси руке,
Как миллиардный лишний,
И только - пыль на каблуке
Еще
От смысла жизни.

* * *
Ну, вот и выбрал время
Помолчать,
Сорвать с тропинки ржавую печать
И заглянуть в глаза ночной воде,
Ладонь ко рту – и звезды в бороде.
Тростинкой на куски разбить Луну,
Забыть свою победу и вину,
И каждый шорох в легком ветерке
На человечьем грубом языке
Пересказать.
А кто меня поймет?
Там были взлет и прерванный полет,
И стон, и шепот в стыни полутьмы,
Когда, сойдя с ума,
Здесь были мы.
И снова успокоилась вода.
Луна себя собрала, как вдова.
В конце моей тропы, чтоб стать видней
Другая тропка
Потянулась к ней.

* * *
Наступление сумерек –
Свитки неясных теней.
То ль тревога в душе,
То ли зоркость она потеряла.
Для решений не время,
Вопросы под вечер плотней,
А ответов не видно
На смазанном фоне астрала
Как пришельцев глаза,
Светят окна и фары машин –
Прослезившийся город
Нахохлился, будто ворона.
В этот сумрачный час
Можно душу отдать за гроши
Заскучавшему в лодке
Скупому на милость Харону.
Но еще один шаг
Я готов совершить до зари,
Приближая к глазам
Черно-белое царство былого,
Где все живы еще,
Где ясней над Землей фонари
И начало пути
Моего незаслонного
Слова.

* * *
Я вас рисую на юру,
На выбеленном снегом ветре.
Бесплотен и бездумен труд,
Но вы мне на слово поверьте:
Мгновенна жизнь в моих мазках,
Мгновенны позы, стать и лица,
Лишь цинк белил на волосах
Потом надолго
Сохранится.


* * *

Ты давно не со мной.
Как живешь без меня?
Клятвы волн и шуршанье камней я не слышу.
Ветер нынче соленый из дальнего дня,
И тоски набежало по самую крышу.
Разорюсь на билет в эту южную хрень
И уйду от забот - чар твоих папарацци.
Миллион перестуков – и в тайную тень
Позову тебя, чтобы с судьбой разобраться.
Словно камень-голыш, трется память в штормах,
Докатился, допрыгал до краешка жизни.
На твоем берегу даже чаячий взмах
Мне покажется круче, нежней и капризней.
Сердце рвется к тебе, тормозит голова.
Лишь туда и назад я рискну напоследок,
Я напомню тебе расставанья слова:
Море было всегда,
Но одно только лето.


* * *

Капает с крыши,
Как будто бы – дождь.
Тают остатки декабрьского снега.
Не получилось взять душу с разбега,
Снеже, я знаю, ты снова придешь,
Ляжешь на пахоту с кромкой жнивья,
Мерзлые травы шубейкой укроешь
Местного вольнонебесного кроя.
Только обманчива шуба твоя.
Можешь приспать под вороньим крылом,
Путь переврешь или планы забелишь,
В сердце кому-то надуешь метели,
Между словами сквознешь напролом.
Но зазвенит, словно первый звонок,
Вдруг у заблудших в душе колокольчик,
Будто откликнутся носики почек
На прошлогодний апрельский манок.
Сколько там капелек до холодов?
Cамое время подумать о Боге.
Не сохранились следы на пороге.
Может, и не было
Этих следов…

* * *


Алексею Остудину.
Слова
В тени летают под листвой,
Стихи в сердцах по-птичьему гнездятся,
Взлетая с губ творца или паяца,
Чтоб доплести венец над головой.
Пришел черед, и я смахнул с плеча
Свои пока притихшие творенья -
Щепоть стихов в неярком оперенье,
Но те вдруг полетели, щебеча.
А если вдруг прилипнет похвала
К моей душе, прикармливая медом,
То это будет - просто мимоходом
На коктебельском пляже пахлава.
Сойду я к морю в рифмах до бровей.
Бедром коснется дева или диво.
Плесну на щеки - здесь вода правдива
И неподдельна вечностью своей.
А позади вспорхнет до облаков,
Листки бумаг придирчиво листая,
Большая или маленькая стая
Разбуженных поэзией
Хлопков.

* * *

Я ничего
Не успеваю,
На Божью милость уповаю:
Вдруг день удвоится, и ночь
Шепнет: «Себя не обесточь,
Сумей щекой к зиме прижаться,
Еще успеешь отлежаться,
Копнув копытом, словно конь,
Центурионь, оксюморонь,
Ломая слово на колене,
Не думай о чужинском плене,
Ищи свои копье и щит,
Хоть небо над тобой трещит,
Хоть от тебя уже устали
Те, кто не выплавлен из стали,
А лишь на кончике свечи
Закалены. И у печи…»
Я ничего не успеваю,
Порой собакой завываю,
Или как может выть метель.
И долго ждет меня постель.
А если в дом заходит память,
Стихи тогда не горлопанят,
А шепотом мотают нить,
Чтоб наших мертвых не будить.
Когда же с ними мне придется
Сойтись, как ведра у колодца,
Я удивлю их бородой
И угощу живой водой.
Останется мое богатство –
Стихов бессмысленное братство,
И чей-то взгляд, скользя по ним,
Не будет долог
И раним.


* * *

Чтоб легче пелось
И cлагалось,
Ложилось небом на алтарь,
Позволь себе такую шалость –
Поэзо-музыки словарь.
И распальцовка здесь другая -
Перебегая гриф, дави -
И струны, предостерегая,
Распишут сагу о любви.
Взойдет божественно и сладко
Влюбленный в скрипочку фагот,
Переведется без осадка
В стихотворение из нот.
Еще мычание тромбона
С утра уйдет за поворот.
Перевожу одно в другое,
Потом опять
Наоборот.


* * *

Снег
Уже весною дышит,
Губ касается едва.
Пробиваются сквозь крыши
Потеплевшие слова.
Что разобрано на части,
Нам бы склеить по весне.
Эти строки, как причастье,
Но с крючками на блесне.
Испытал я рыбью долю
И по-рачьи стерегусь,
Пробиваю щель на волю:
Там не лучше - ну, и пусть!
Что-то теплое в подбрюшье
Оживает поутру,
И тебе я до удушья,
И себе безбожно вру.
Снова в сердце перебои
Не тревожней, а светлей.
Я - лишь небо над тобою,
Долька памяти
Моей.

* * *

Тут жильцы
Единой комнаты
И одна на всех кровать!
Что-то створки окон сомкнуты,
И старушки не видать.
Унесло куда-то за небо
С перекопанной земли.
Все вокруг созвездья заняты -
Это дальше, чем вдали!
Горемычная мистерия –
Не с кем усом ворожить.
Здесь кошачая империя
Приказала долго жить.
Как на вече длиннохвостовом,
Порасселись под окном.
И любовь была здесь островом,
А теперь вдруг стала дном.
Шел бы дальше озабоченный
Хворью, словом и жратвой.
Сорок бед мне напророчены,
И кружат над головой.
Но как в душу и на плечи мне
Всплачет ближняя гроза,
Так слезятся человечием
Кошек
Сиротоглаза.

* * *

Спайки земли
Раздвигает лук.
Каждый решает свои задачи.
Слушаю: может, ничтожный звук
Это движение обозначит.
Но вот и птиц поднимает восток,
Звуков рассветных - по самую крышу.
Птицы – понятно, а что росток?
Думает: я и его услышу?
Что там он просит? Тепла и воды?
Или на глуби корней соучастья?
Мне комариной хватает орды
В этом разрыве себя на части.
В этом бесчинстве весенних кантат,
Стройно и странно смыкающих своды
Над существом, взявшем жизнь напрокат
У обнаженной
И щедрой природы.


* * *

Когда лучи
Пронизывают лес,
Беру на веру я,
Беру на вес,
Что приобрел по жизни до заката:
Чуть-чуть друзей, влюбленность и харчи.
В портал судьбы вставляю кирпичи
И накрываю крышей в три наката,
Чтоб защититься от дурных вестей,
От тех, что ближе, хворей и смертей,
И шаг за шагом выверяю тропы.
Хотя зачем они мне – в никуда,
Когда зовуще булькает бурда,
Приправленная
Крошевом укропа.


* * *

У памяти
Такое не отнять:
Еще не слышно болтовни сорочьей,
Речушки не разобранная гать
И старый пень с колечками пророчеств.
Здесь толща жизни пройденной видна,
Следы грехов стирают покаянья,
И лики близких выплывут со дна
И зарябятся утренним дыханьем.
Я бормочу, созвучия поймав,
Как стайку рыбок в свой сачок из детства,
Где топлых веток илистый наплав
И рыбаков рассветное соседство.
Проветрив мир, ленивый ветер стих.
Вселенной вторит шум кроветворенья,
Не заглушая вновь рожденный стих,
Прошедший тест
На вслух проговоренье.