Всё впереди...

Всё впереди...

                                                 Всё впереди...

Фраза разбудила окончательно. Она не отпускала и ночью, но под утро забилась в припадке, раздербанив остатки сна. Софья села в кровати, собрала волосы в резинку, провела ладонью по лбу. Есенинские стихи терроризировали последние два дня, беспрестанно следуя по пятам. "Всё пройдёт, как с белых яблонь дым... Я не буду больше молодым…» пульсировало от макушки до кончиков ног. Состояние знакомое с детства, когда назойливая строчка песни или двустишия сверлила мозг. С годами оно плавно перекочевало в молодость, зрелость, порой наведывается и сейчас. Разница в том, что раньше она справлялась с наваждением, не придавая ему особого значения. По мере взросления - ах, прочь кокетство! - старения, оно нервировало и теребило душу. Причём бессмертная частичка её сущности словно выпорхнула из своей обители и в отрыве от неё мается, бьётся на сильном ветру, изнывая и мечтая об утраченном покое...

Она подошла к трюмо, села на пуфик, внимательно вгляделась. Зеркало -  доверенное лицо её отражения и откровенных признаний - мгновенно откликнулось снисходительной улыбкой. Ну и что? - вопрошало оно её неунывающим голосом. Смотри! Всё в порядке. Нет, не всё, - не соглашалась она с досадой. Да и как это возможно, не за горами семидесятилетие! Странная, необъяснимая цифра...Которую разум отказывается принять, а язык произнести.

Она бросила взгляд на часы, отстукивающие время над трюмо. Двадцать лет они отчитывались перед ней, озвучивая в сознании имена, фамилии улыбающихся, корчащих забавные рожицы воспитанников, покинувших школу, но не её, свою классную руководительницу. Разъехались, разбрелись по планете, напоследок подарив ей тикающую настенную память, однако не забывают - пишут, звонят, общаются по фейсбуку. Улыбнулась.

 Двумя указательными пальцами поддела и задрала наверх веки, мысленно отмечая, что для её возраста они не нахально опали, как у сверстниц и даже не потеряли упругость; прошлась подушечками пальцев по щекам, проверяя тургор их, спустилась вниз и, нажимая на две противоположные точки у основания подбородка, натянула заметно обвисшую кожу, приподнимая и уводя лишние сантиметры за уши. Зарядка, которую она делала почти каждый день, помогала, но не настолько, чтобы выглядеть как в молодости. Было бы хорошо убрать эти ненужные "брыли", портящие настроение...      Бр-р-р, от одного слова уже тошнит...Увы, бывшая учительница позволить себе роскошь в виде фейслифтинга - не может. А хочется, так хочется зайти к пластическому хирургу и выйти от него обновлённой хотя бы слегка...Она потянулась, заняла исходную позицию, взметнув взор к потолку, и принялась за привычные движения, сначала для лица, потом для тела. Спешить ей некуда. 

Спешила, когда мама, перенеся инсульт, лежала в обездвиженности и ждала прихода дочери.  Не задерживаясь, неслась домой после уроков; не переодеваясь, бросалась к матери, гладила её по пушистым седым волосам и принималась за дело. Простыни менять под больной Софья наловчилась быстро, с бережностью перекатывая пожилую женщину с одного бока на другой, обрабатывая появившиеся ранки от пролежней, моя руки и лицо, покрывшиеся морщинами и голубыми прожилками, и думала о том, что сделает всё, чтобы не оказаться самой в схожем положении. С тех пор как мамы не стало, утренняя зарядка превратилась в обязательство, а в дальнейшем перешла в потребность организма.

Прибегали из школы мальчики, потом муж с работы, требуя еды, заботы, помощи с уроками, душевного внимания и понимания, и только закончив необходимые для семьи дела, отдав всё, что можно отдать, она уединялась с тетрадями учеников, погружаясь в письменное творчество подростков. Школьная среда сделалась особенным миром её души. Непосредственность ребят действовала раскрепощающе -  раскрывала сокровенные уголки её самости, выворачивая наизнанку глубину собственноличностного "я".  Она чувствовала себя одной из школьниц, чуть повзрослевшей, немного набравшейся знаний и опыта и позволявшей себе больше смелости, чем разрешено учащимся, с целью показать им красоту мира так, как она эту красоту понимала. Придумывала новые приёмы и ходы, от которых хочется бежать в школу, а не из неё. 

Самым поразительным фактом своей биографии считала несоответствие мечтаний с реальностью. О преподавательстве не грезила, девичьи предпочтения лежали в совершенно иной плоскости другой страны, но волею обстоятельств попала в учебный процесс, обучая армянских детей русскому языку.

 Ах, как он пел, как пел...  Гастролирующий певец романтическими песнями и красивой внешностью очаровал и влюбил в себя настолько, что она, не задумываясь, помчалась вслед за ним на его родину, предварительно заказав у знакомого художника портрет кумира. Портрет она хранила в обшарпанном чемодане под кроватью в общежитии, в котором жила, поступив в институт. Хранила с трепетом, подальше от любопытных, ироничных взглядов однокурсниц, деливших с ней комнату. Бегала на концерты, выкраивая на билет из стипендии и бредила о личной встрече. В качестве фанатки ей всё-таки удалось познакомиться с певцом, однако радость сменилась гнетущим разочарованием, когда Софья узнала о внезапном отъезде любимца за границу. В Европе короткое имя удостоилось долгой и продолжительной славы; затем она прочитала в журнале, что он перебрался в Америку и совсем недавно через интернет выяснила: он вернулся туда, откуда она так безрассудно устремилась за ним. Сдавленный, горький вздох вырвался из груди...Вернулся старым и неузнаваемым. Новые поколения о нём не слышали, а пожилые, вроде неё, подзабыли и "Уличные фонари", и "Море зовёт", и многие роскошные песни - давние хиты прошедшей эпохи. Ах, как она страдала, как страдала....

"Всё пройдёт, как с белых яблонь дым..." Софья ни о чём не жалела. Пусть проходит!  Она довольна судьбой, подарившей семью; работой, наградившей юным окружением; генами, перешедшими по наследству. Вместе они обеспечивали ей стойкость духа и жизнелюбие. Не будь её увлечённости и игривой жовиальности влюбила бы учеников в себя?! Но через искренность. Фальшь они распознают мгновенно.

 Не может быть, чтобы бывшие питомцы не помнили уроков большей частью серьёзных, иногда озорных и шутливых, порой душевно-искренних, но неизменно доброжелательных. Какое счастье, что в ту пору они жили по-настоящему тёплыми человеческими чувствами, будто догадывались о приближающихся чёрных днях и ночах...Но нет, конечно, не догадывались. Иначе не светились бы мордашки, не лился бы смех, не звучали бы беззаботные шутки во время их частых прогулок по аллеям осеннего парка. Зная о её пристрастии проводить беседы по литературе на лоне природы, директор не препятствовал, но и не афишировал новаторский метод, опасаясь повального увлечения преподавателей и школьников свободой.

Занятиям молодой учительницы свобода придавала необыкновенную лёгкость взаимопонимания. Как бы она могла иначе преподнести юным созданиям лиричность человеческих отношений...Только в естественных обстоятельствах. Что может быть органичней проведённого часа среди деревьев, ронявших осенние листья на фигурки ребят...Ни громкий шум, ни задорный смех в минуты прыжков вверх за летящими солнышками, не могли стереть поэтической задушевности атмосферы, когда мальчики и девочки сплетали венки из живого многоцветья, собирали в букеты, а после утихомиренные и присмиревшие слушали её пересказ истории О.Генри о чужаке Пневмонии, который разгуливая по Ист-сайду, "свалил с ног" милую девушку Джонси, снимавшую студию с подружкой Сью. Глаза её учеников, распахнутые с детской чувствительностью широко, как и глаза самой Джонси, когда она подсчитывала количество оставшихся листьев на старом плюще, по мере приближения к концу новеллы, сначала застывали в тревоге, затем тускнели и меркли, чувствуя надвигающуюся трагедию, и тут же вспыхивали, искрились, обнадёженные словами доброй Сью, а спустя мгновение от страшной правды затуманивались печалью. Но печалью не страдальческой - чистой, яркой, осмысленно понятной.

Не видела Софья светлой печали в глазах Эрика, упавшего в голодный обморок на перемене, как и в обеих сестричках-близняшках Яне и Лиле, похудевших от недоедания, и в остальных, замёрзающих до посинения и страдающих от холода и невыносимого запаха керосина или солярки в классах. Она отпаивала их горячим чаем из термоса, подкармливала принесёнными конфетами и рассказывала о стойкости их сверстников из жизни и художественной литературы. Дети одарены редким качеством. Они способны понять и простить, если действия взрослых не противоречат их представлениям о справедливом мироустройстве. Чего хотели возмутители спокойствия, что искали, почему выбрали путь, сопряжённый с трудностями, лишениями и огромными потерями?! Старшеклассников волновала судьба страны как собственная; обсуждения длились часами, несмотря на промозглую стужу в здании, вынуждавшую их кутаться в пальто и куртки, жаться друг к другу, чтобы согреться. Учебные предметы ушли на второй план. Национальное движение в республике на излёте века, а вслед за ним трагическое землетрясение, принесшее неисчислимые беды, разметали, расшвыряли тысячи семей по всему миру. Где только нет армян! Соблазн уехать был и у Софьи. Покинули республику ученики с родителями, разочаровавшись в чистоте помыслов политиков. Собственные сыновья подались на её родину, а она осталась здесь. Зачем? Ответа нет.

"Ты теперь не так уж будешь биться, сердце, тронутое холодком..." Да, не так! Но бьётся...и надеется. Надеется, что люди, оставившие родные места, повзрослевшие, обретшие благоприятные условия для проживания, помнят прекрасные дни юности. Хочется верить, что передадут эти ощущения своим детям, а те дальше... А её сердце - сердце учителя - греет, несмотря на "холодок", интернетовская связь. Вот и прилипает к экрану с жадностью, в надежде получить очередную весточку от детей и узнать что-то новое. Как сейчас... Есть! Одно сообщение! От Симы. Она врач, лечит американских детей...

"Дорогая Софья Леонидовна! (У бывшей ученицы большие серые глаза. Славянского типа лицо, хотя чистокровная армянка.) Мне поручили (кто и что?) написать Вам, что мы, наш 10-й "Б", решили отметить двадцатилетие окончания школы (неужели приедут?) и Ваш(мой?) семидесятилетний юбилей (о, боже, помнят!) всем классом вместе с Вами в одном месте (точно приедут!). Просим в удобное для Вас время (что я должна сделать?) подъехать в американское посольство (это для чего?) и получить визу для въезда в США"...

Так это я должна поехать? Кто же меня пустит в Америку?!

..."Не забудьте взять паспорт. Мы приглашаем Вас погостить в стране, в которой живёт большинство из нас. А те, кто обосновался в Европе, примкнут в день торжества. Мы очень хотим и ждём, что вы примете наше приглашение!"

Как же так! Как я поеду? Что они придумали!..

..." Ни о чём не беспокойтесь, перелёт и пребывание оплачены, оформлены, и документы ждут Вас в посольстве. Вам остаётся сесть в самолёт и прилететь к нам. До скорой встречи! Ваши выпускники."

Она перечитывала сообщение несколько раз. Бессчётное количество раз! Слёзы застилали экран, буквы плясали... Как она их узнает? Угадает ли? Двадцать лет...Повзрослели...А её, распознают среди пассажиров? Фотография профиля не передаёт глубину возрастных изменений...Она достала старый альбом, вытащила из него последний групповой снимок. Они, все тут...В городе остались пятеро-шестеро, остальных разметало по чужбинам.

 Боже, что придумали? - повторяла она в волнении. Минут десять мерила комнату нервными шагами взад-вперёд, внезапно остановилась перед высоким зеркалом, критически осмотрела себя...и, застыв в нерешительности, быстренько, точно боялась передумать, стала извлекать из платяного шкафа одежду. Узнают, - теперь убеждала она себя, лихорадочно натягивая то одно, то другое платье. Не так уж изменилась...Не зря мучила тело упражнениями...Будто предвидела. Узнают же коллеги, однокурсники... И не раздалась, во всяком случае, не так безбожно, как другие... Правда, с гибкостью пришлось распрощаться, но элегантность при ней. А в брючках и на каблучках вообще...Тут она обессиленная упала на диван и расхохоталась. Ай да класс, ай да мои ребята...Ничто даром не проходит! И душа вернулась на место... Завтра же отправлюсь в посольство. Какое счастье вырастить таких людей...

За спиной раздался треск. Она обернулась. То ли от взрывного смеха, то ли по другой причине, висевшая на стене картина сорвалась и шлёпнулась на пол. Софья подняла её, осмотрела - сзади лопнул шнур - и в раздумье, глядя на прежнего идола, прошептала: Неспроста. Это знак закрыть тему... Полечу-ка через Россию. Надо встретиться и ...подарить. Пусть порадуется на себя... молодого. Заодно и на меня посмотрит...Не лишний для меня стимул перед важной встречей. И лифтинг, и релакс сразу. А старость подождёт... Я жизнь не тороплю...