Колокольчики детства

Колокольчики детства… Они цветут в моём сердце уже много лет. Их нежный звон всегда со мной, он дарован мне на всю жизнь, как ветер, солнце, дожди.

Надинька – так звала меня бабушка. И я слышала в своём имени лёгкий и ласковый перезвон колокольчиков – На-динь-ка! Колокольчики звенели с утра до вечера. И не только летом, когда мама привозила меня в деревню, но и зимой, когда бабушка приезжала к нам в гости. 

Колокольчики звенели и в бабушкиных письмах, открытках. На-динь-ка! На-динь-ка! И столько счастья было в их перезвоне, столько радости и любви! 

Давно уже нет бабушки, но при воспоминании о ней сразу раздается: На-динь-ка… И сильным красивым звоном отвечает большой колокол: Ан-на, Ан-на. Анна – так звали мою бабушку.

Бабушкин дом стоял на длинной извилистой улице, которая называлась просто и вкусно – Садовая. На одной стороне этой улицы были дома, а на другой, за оградой, начинался колхозный сад. От домов к саду шел спуск,  а в самом начале сада была длинная, похожая на большой и глубокий ручей, канава. Вода в ней всегда была чистая, теплая, и женщины часто полоскали в ней белье, стоя на деревянных мостках и ловко выбивая его праниками. Стук этих деревянных приспособлений отдавался эхом в глубине сада, и может быть, именно поэтому с деревьев срывались и падали в высокую траву яблоки сочной и сладкой малиновки, росшей неподалёку.

По берегам канавы росли осока, аир и огромные лопухи. Заходить в них мне, шестилетней городской девочке, было страшно, и только соседские мальчишки не боялись ни пиявок, ни оводов, ни высокой травы. Они плескались в воде, вырывали длинные побеги аира и с таким аппетитом жевали бело-розовые кончики их стеблей, что казалось, нет ничего на свете вкуснее. 

На песчаном берегу канавы лежало много закрученных спиралью ракушек. Они были теплыми от солнца и, как мне казалось, полыми. Однажды я набрала целую банку этих симпатичных светло-коричневых ракушек. Принесла в дом и поставила в комнате, чтоб на другой день играть с ними. Но проснувшись утром, я увидела совершенно пустую банку! Оказалось, ее содержимое уползло кто куда! Так я узнала, что в этих симпатичных спиралевидных домиках живут существа – улитки.

Сад был особым, удивительным миром, где росли не только деревья, но и цветы. Вьюнки, ромашки, колокольчики были рассыпаны по всему саду. Над ними порхали яркие бабочки, летали стрекозы с прозрачными слюдяными крыльями. А выше, в кронах деревьев, зрели и наливались соком яблоки. Соседские мальчишки проторили тропинку к самой красивой и вкусной яблоне – малиновке. Её яблоки были, как в сказке «Гуси-лебеди» – румяные и блестящие, и вся яблоня была усыпана ими. Мы собирали яблоки, упавшие в траву и поэтому совершенно не боялись дедушки-сторожа. Он в жаркие дни дремал в своем шалаше в саду и не обращал на нас никакого внимания.

За садом начинался луг. Вот где было раздолье! Там можно было бегать, кричать, валяться в траве, вдыхая ее аромат и разглядывая букашек и облака. Особенно пряным был запах чабреца, который рос сиреневыми островками в этом зелёном море. 

Однажды мой дядя стал собираться на рыбалку. Я удивилась, какая рыбалка, если речки в деревне нет? Он рассмеялся и взял нас с братом с собой. 

Мы прошли сад, луг и вышли дальше к странному месту. Это тоже был луг. Но мокрый. Повсюду были большие, словно после дождя, лужи. Они были неглубокими и тёплыми, в них отражалось небо с белыми облаками, между которыми росли зелёные побеги травы.  Мужчины, закатав до колен брюки, стали ходить по этим лужам. При этом они тащили по лужам что-то вроде треугольной сети, натянутой на деревянные прутья. У неё было смешное название – топтуха. Наверное, потому что мужчины все время топтались с этой снастью в лужах, которые сразу же превращались в грязевое месиво. Разглядеть что-нибудь в таких лужах уже было невозможно. Протащив топтуху по нескольким лужам, они поднимали её и выбрасывали из сети рыбу. Рыба прыгала на траве, сверкала чешуёй, и все радовались улову. 

Вечером бабушкина улица наполнялась звоном – пастух гнал домой стадо. Коровы, овцы, козы шли с повязанными на шеях колокольчиками, и каждый колокольчик звенел по-своему, так, чтобы хозяйка знала, когда ее любимица подойдет к дому. 

У бабушки была корова. Когда бабушка садилась доить её, я приходила с кружкой в руке и подставляла кружку под вымя. Корова стояла спокойно, косясь на меня большим чёрным глазом, и упругие струи молока летели в кружку, взбивая пену. И ничего не было вкуснее парного молока с бабушкиным коржиком!

 Бабушка пекла коржи в большой белёной мелом печке на сковородке. Они были пышные, немного солоноватые и серые. Сейчас я понимаю, что мука была ржаная и не высшего сорта – именно такая мука сохраняет аромат и вкус зерна. И сколько я не пыталась потом воссоздать в выпечке вкус бабушкиных коржей, мне это не удалось, увы. Так и остались в памяти бабушкины коржики, вкусные, мягкие, пахнущие полем.

А поле было совсем рядом, за огородом, золотистое и тёплое. Оно было насквозь пронизано синими цветами васильков. Особенно красивым оно было, когда ветер колыхал рожь – тогда по полю шли настоящие волны и оно казалось солнечным морем. И так радостно было скользить по этому морю, раскинув руки,  ощущая ладонями слегка колючие колоски! И казалось тогда мне, что и колоски тихонько позванивают: На-динь-ка, На-динь-ка…