Поэзия

• 
• 

Подробности

Категория: Гурген Баренц

Дата публикации

Автор: Kefeli

Просмотров: 1491

***

Подождите, дожди! Подождите дожди! Подождите.

Пощадите мой город, прохожих его пощадите.

Этот город греха для кого-то ещё и обитель.

Не спешите судить и рядить или просто обидеть.

 

Я не строил Ковчега: мне не было Голоса свыше.

Я всего лишь поэт, я живу в лабиринте созвучий.

Под гребёнку одну вы стрижёте банкиров и выжиг,

Я о душах заблудших скорблю, хоть ничем их не лучше.

 

Пусть для всех я чужой, но свой город не дам на расправу

Ни дождям разрушительным, ни огнедышащим лавам;

Мир с орбиты сошёл, часовой механизм неисправен.

Мы ещё поживём, Божье имя в веках мы прославим.

 

Не чудите, дожди! Не зудите, дожди! Не гудите.

Не бродите за окнами, раны мне не бередите.

Не спешите судить, свой губительный пыл остудите;

Подождите, дожди! Вы мой город греха пощадите.

 

***

Что-то не так с этим городом, что-то не так.

Он не улыбчив, раздавлен тоской и смятеньем.

Небо накрыло меня, как большой саркофаг,

Люди-фантомы проходят подобно виденьям.

 

Что-то не так с этим городом, с этой страной;

Здесь не осталось поэтов – их всех затравили.

Небо – как бездна. Дрожу над последней струной.

Если порвётся – меня засмеют простофили.

 

Что-то не так с этим миром, а значит, со мной.

Все здесь чужие. Но нет, это я – посторонний. 

Я здесь никто, лишь прохожий, а может, связной.

Ветер здесь ссорится с сором  и с граем вороньим.

 

Что-то не так с моей песней. С ней что-то не так.

Ей не по силам разрушить стену отчужденья.

Голос добра – лишь метафора, тусклый маяк.

Голос вселенной запутался средь заграждений.

 

Дождь очищенья – он снова прошёл стороной.

Мне неуютно – здесь души меняют на деньги.

Что-то не так с этим городом, с этой страной.

Пропасть внизу, я стою на последней ступеньке…

 

***

Мы в этой жизни славно побузили;

Нам есть что вспомнить, есть над чем смеяться,

И есть над чем поплакать что есть силы:

Мы жили не для премий и оваций.

 

Земная жизнь не очень-то сложилась,

А неземная – что о ней мы знаем?

Для нас лишенья – тоже Божья милость,

И мы по ним шагаем, как по сваям.

 

Мы в этой жизни мало преуспели;

Дороги наши были бездорожьем.

Но что с того? – ведь даже наши кельи

Для нас всех благ и всех дворцов дороже.

 

Всю жизнь свою искали пониманья,

Но так и не нашли – мы разминулись

Со здравым смыслом и преуспеяньем;

Устои – развороченные ульи.

 

Мы в этой жизни славно побузили;

Нам есть что вспомнить, есть над чем смеяться,

И есть над чем поплакать что есть силы:

Мы жили не для премий и оваций.

 

***

До начала начал было что-то ещё – не иначе.

Что-то было до Альфы, но что – никогда не узнать.

Морща лбы толоконные, гении просто судачат;

Вся исписана цифрами жуткими фототетрадь.

 

Горизонты уходят – другие встают горизонты.

За последней чертою возникнет другая черта.

В атмосфере гуляют воздушные шарики-зонды,

Они тоже не знают о мире моём ни черта.

 

Было Слово вначале, но что-то ведь было до Слова,

Слово было у Бога, но Бог его не уберёг.

Кто откроет завесу над заумью первоосновы?

Кто шагнёт за таинственный, мраком сокрытый порог?

 

И узнает ли кто-то, что кроется там, за Омегой?

За чертой Ойкумены откроется новая даль. 

Свет и мысль соревнуются, тащится свет на телеге,

Но и мысли ещё предстоит поднажать на педаль.

 

До начала начал было что-то ещё – не иначе.

Что-то было до Альфы, но что – никогда не узнать.

Морща лбы толоконные, гении просто судачат;

Вся исписана цифрами жуткими фототетрадь.

 

***

Время от времени жизнь превращается в сказку:

Золушки принцев находят, выходят в ферзи; 

В царских дворцах примеряются новые маски,

Всё, что нескромно, скрывают от глаз жалюзи.

 

Время от времени в жизни добро побеждает;

Редко, конечно, - тем слаще победы добра.

К свету идём, по кромешному мраку блуждая;

Мы повоюем – сдаваться ещё не пора.

 

Время от времени списки знакомых редеют.

Город разросся и нас уже не узнаёт.

Как он кичлив, самовластен и самонадеян!

Я задыхаюсь – он мне перекрыл кислород.

 

Время от времени мы вспоминаем о Боге.

В дни испытаний о ком нам ещё вспоминать?

Те, кто не помнят, забыли уроки дороги,

Их – легионы, страною рулящая рать.

 

Время от времени нам изменяет удача;

Это нормально, но мы не прощаем судьбе.

Воля тушуется, мы беззастенчиво плачем;

Вновь обращаемся к Богу, замкнувшись в себе.

 

***

Ревную Музу к каждому поэту.

Всё то, что не моё, то «нагуляла».

Не вижу в отношениях просвета.

Моих стихов ей, видите ли, мало.

 

Я не прощу ей Болдинскую осень,

И Лорку не прощу ей и Петрарку.

Не кается, прощения не просит.

А впрочем, это – мёртвому припарка.

 

Я ей ещё припомню Мандельштама,

За Пастернака тоже мне ответит.

Теперь вот людям объясняй годами,

Что Муза легкомысленна, как ветер.

 

Вновь навострила лыжи втихомолку;

Перед изменой ждёт благословенья.

Рога снимаю и кладу на полку,

И плачу над чужим стихотвореньем.

 

***

Осеннее солнце массирует спину земли,

Легонько касаясь руками лоснящихся улиц.

Разнежившись, здания томный покой обрели.

Всё колобродят,  прищуриваясь и сутулясь.

 

Осеннее солнце взъерошило волосы ив,

И тёплыми, мягкими пальцами треплет им кудри; 

Ручей в лесопарке зануден, несносно болтлив,

Он вас уболтает, попутно мозги вам запудрив. 

 

Осеннее солнце мурлычет мне песню свою.

Я знаю её: эту песню я слушаю с детства.

Стою перед солнцем, и значит, ещё я в строю,

Я на мир и на солнце ещё не успел наглядеться.

 

***

Я придумал тебя.

Так Да Винчи придумал Джоконду.

Ты – творенье моё.

Ты живёшь в моих снах и мечтах.

Очертанья твои

Фокусируются в горизонте,

Собираются в образ

И вновь превращаются в прах.

 

Я придумал тебя.

Поселил тебя в замке воздушном.

Я тебя сотворил –

Из ребра, из воды, из песка.

Глина тоже была,

И была она очень послушной;

Вот ещё три мазка,

И ты станешь близка, как тоска.

 

Я тебя сочинил.

Ты – видение, ставшее явью.

Я вдохнул в тебя жизнь,

Я читаю тебя между строк.

Лишь взгляну напоследок,

Последний штришок лишь добавлю

И расстанусь с тобой

На ближайшей развилке дорог.

 

Ты – творенье моё.

Я открыл тебя, словно планету.

Улыбайся же миру,

Чтоб мир улыбался тебе.

Сам из глины и праха,

Я выткал тебя из рассвета,

Чтобы было кому-то

Поплакать о бренной судьбе.

 

Я придумал тебя.

Ты в сознанье моём совершенна.

Как воздушного змея,

Мечту запущу в облака.

Для завистников серых

Я был и останусь мишенью. 

Я придумал тебя.

Я тебя сотворил – на века.

 

***

Я ближе к Богу, чем любой банкир.

Банкиру не пролезть в ушко иголки.

А я – друг Слова. Я чуть-чуть факир,

Хоть для банкиров – шут и балаболка.

 

Я ближе к правде, чем любой премьер.

Премьеры врут и даже не краснеют.

А я на ложь натаскан, как терьер;

Я просто не умею ладить с нею.

 

Я ближе к свету, чем любой магнат,

Финансовый король и воротила.

Магнаты – молодцы среди ягнят;

Пришли, ушли – и только наследили.

 

Я ближе к солнцу, чем любой из них:

Банкиров, олигархов и премьеров;

Мне светят Слово, солнце и мой стих;

Душе тепло с надеждою и верой.

 

***

Мы мечемся меж злом и меж добром,

Переступая зыбкую границу.

К добру и злу везёт один паром,

Одна и та же светит им зарница.

 

Кто друг, кто враг – попробуй разберись.

Граница между ними эфемерна.

Порой не обойтись без экспертиз,

Защита может быть несоразмерной.

 

Зло от добра не просто отличить:

Они под те же маски прячут лица.

Нить Ариадны – это просто нить;

Она порвётся или загорится.

 

Меж злом и меж добром – всего лишь грань;

Она на миг мелькнёт в режиме блица.

Их прикрывает тоненькая ткань,

Лишь дунешь на неё – и испарится.

 

Добро и зло мы чувствуем нутром,

Свой опыт собираем по крупицам.

Мы мечемся меж злом и меж добром,

Неверный шаг – и можно оступиться.

 

***

Бреду тропой, ведущей прямо в небо;

Извилиста тропа и крут подъём.

Как треволненья суетно-нелепы,

Как мелочны раздумья о былом.

 

Вся наша жизнь – лишь опыт выживанья.

Нет шансов без локтей и кулаков.

Зовёт мираж земли обетованной,

Я до неё добраться не готов.

 

Я выдыхаюсь, а подъём всё круче.

Меж двух миров растерянно стою.

Кричу, зову: внизу, в песках зыбучих,

Оставил я земную жизнь свою.

 

А впереди – лишь бездна голубая;

Я в невесомости, блуждаю меж комет.

Руками неуклюже загребаю,

Вдали – родной планеты силуэт.

 

Бреду тропой, ведущей прямо в небо;

Извилиста тропа и крут подъём.

Как треволненья суетно-нелепы,

Как мелочны раздумья о былом.

 

***

Мы Высший Разум называем Богом

И прикрываем фиговым листком

Свой трепет, страх, невежество, убогость;

К судьбе взываем – явно иль тайком.

 

Незащищённость – это обнажённость

Перед величием разверзшихся стихий;

И мы бежим с душою обожжённой

И прячемся в молитвы и стихи.

 

Всегда и всюду я ищу защиту

Перед капризами природы и людей;

В руках сжимаю веру, словно биту,

И каюсь, как последний блудодей.

 

Чем больше узнаём об этом мире,

Тем больше он, тем меньше мы пред ним. 

А тот, другой, аморфен и эфирен,

Не очень внятен и неизъясним.

 

Свой трепет, страх, невежество, убогость

В молитву прячем и судьбу клянём; 

Есть Высший Разум, он синоним Бога,

Но ничего не знаем мы о нём.

 

***

Ко мне придёт зелёный гуманоид,  

Посмотрит яйцевидными глазами,

И сердце защемит в груди, заноет…

«Что за напасть и что за наказанье», -

Мелькнёт в мозгу, я выпаду в осадок,

Я потеряю волю и сознанье,

А в голове – полнейший беспорядок,

Ни языка не знаю, ни повадок…

Я в ступоре, в режиме ожиданья.  

 

А он меня, как книгу, пролистает;

Разочарованно вздохнёт и удалится.

Тарелки взмоют в небо белой стаей;

И не понять – тарелки или птицы.

 

Ну, вроде пронесло. Или приснилось?

Но сердце всё колотится и ноет.

Что это? – приключенье? Божья милость?

Я осторожно открываю двери

И не могу глазам своим поверить:

Передо мной – зелёный гуманоид…

 

***

Дни недели бегут, как лошадки.

Моя жизнь – этот круглый манеж.

А лошадки бегут без оглядки, 

И всё ближе последний рубеж…

 

***

Мы встретились – десятки лет спустя.

Конечно же, мы оба изменились.

Я отшутился: «Милое дитя!

Ты просто прелесть. Ты – как Божья милость».

 

С иронией взглянула на меня,

Измерила оценочным прищуром,

А взгляд – непроницаем, как броня:

“Ого! И где же наша шевелюра?”

 

Ты мне сказала: «Как ты постарел!

Как над тобой поизмывалось время!»

Спросила кстати, как бы между дел,

Нет ли проблем со слухом и со зреньем.

 

Я всё смотрел, как изгалялась ты.

Давай же, смейся! Язычком поцокай.

Тебе не объясню я всей тщеты

Твоих стараний выглядеть  жестокой.

 

Тебе я подыграю от души;

Что нам делить? Мы оба жизнью биты.

Нам жить осталось жалкие гроши,

Так выплесни же старые обиды.

 

Я этой мести женской только рад.

Злорадствуй и юродствуй на здоровье.

Из предисловья сорок лет назад

Жизнь подошла, как книга, к послесловью.

 

***

Идти вперёд всегда немного страшно.

Кто может знать – что там, за поворотом?

Не ты один на свете бесшабашный; 

Недолго сгинуть слётком желторотым.

 

Там, впереди, – неведомые дали

И неизвестность – в жуткой чёрной маске;  

Кто меня встретит – варвары-вандалы?

А может быть, царевны-синеглазки?

 

Идти вперёд всегда немного страшно.

Кто может знать – что там, за горизонтом?

Ещё придётся в схватке рукопашной

Схлестнуться с шестируким мастодонтом.

 

Идти вперёд наощупь и с оглядкой –

Не худшая, возможно, перспектива.

С контрацептива вечно взятки гладки.

Ну что ты можешь взять с контрацептива?

 

Зовут и манят дали и пределы;

Вот облако бежит, как белый пудель.

Идти вперёд – решительно и смело,

А там – как Бог решит. И будь что будет. 

 

***

Стихи – моя келья, молельня,

Мой дом, моя крепость, мой панцирь.

Душа моя – в списке расстрельном,

Как агнец средь гнид и поганцев…

 

Стихи мои, вы – катакомбы,

Надёжнейшее из убежищ.

Вы – словно маяк или компас, 

Гармония мира и свежесть…

 

***

Не просто жить, а вкладываться в жизнь;

Быть в гуще жизни каждым капилляром.

Держись за жизнь, цепляйся и держись,

Будь ты юнцом иль развалюхой старым.

 

Не просто жить, а грудью всей вдыхать

Все ароматы, запахи, оттенки,

И всё воспринимать как благодать,

Пусть даже это – мрачные застенки.

 

Вкушать свой каждый день, как сладкий плод,  

И наслаждаться красочным закатом;

Вникать влюблённой мыслью в небосвод,

Дружить с ручьём, как с другом или братом... 

 

Рубить хитросплетения интриг,

Впиваться в жизнь и жизнью упиваться,

Вгрызаясь в каждый мимолётный миг,

Вникая в жизнь и в ритм её вибраций.

 

В ней нежность синеоких голубиц,

Она бездонна, и она священна.

Земную жизнь без памяти любить,

Любить её до умопомраченья.

 

***

Не хочу отвечать за семь бед.

Разве мало одной беды?

Всё равно ведь невнятен ответ.

За побитые градом сады,

 

За разрушенный дом и уклад

Не ответил никто до сих пор,

Кто здесь враг, кто здесь друг, 

Кто здесь брат?

И о чём вообще разговор?

 

Град прошёлся по сердцу – вот след.

Смерть растёт на деревьях вражды.

Не хочу отвечать за семь бед:

Мне довольно одной беды.

 

***

У Музы я не требую признанья,

С глупцом не спорю – ни к чему мне это.

Слова и рифмы – вот моё призванье.

Живу в созвучьях, вытканных из света.

 

***

Мы потеряли счёт своим потерям:

Слезам, страданьям, ранам, нашим бедам;

Отец небесный! Я вконец растерян,

Ну что сказать мне этим непоседам?

 

Нет, чтоб дрожать над каждой каплей крови,

Так нет же – даже войны не считаем.

Живём себе, смеясь и сквернословя,

Ревнуя небо к перелётным стаям.

 

Беспечность наша нам выходит боком.

Поэты – голодранцы и изгои.

Мы забываем, что живём под Богом.

А Бог давно махнул на нас рукою.

 

Мы дальше носа своего не видим,

Мы превратили в норму извращенья.

Отец небесный! Как мне объяснить им,

Что жизнь одна и что она – священна?

 

Как долог этот путь самообмана!

Ещё длинней дорога очищенья.

Когда же осенит нас пониманье,

Что жизнь одна и что она – священна? 

***

Колокол уже вот-вот осипнет,

Кто аукнется? Ведь ждет святая рать.

…Я еще не видел Миссисипи,

Значит, мне не время умирать.

 

Гуд струится бархатный и звонкий;

Вот еще кому-то вышел срок…

…Я еще не видел Амазонки,

Значит, рано подводить итог.

 

Жизнь прошла. Закончилась фиеста.

Есть конец у каждого пути.

…Я еще не видел Эвереста:

Мни никак нельзя сейчас уйти.

 

Колокол настырно и упрямо

Все звонит, кого-то все зовет.

Я еще не видел Фудзияму,

Колокол! Еще не мой черед…

 

Звон струится, звон-напоминанье:

Близится последний поворот…

Мы же повторяем, как шаманы:

Колокол! Еще не мой черед…

 

***

Пчелы исчезли:

Плачу по пчелам.

 

Птицы исчезли:

Плачу по птицам.

 

Берегите поэтов!

Если поэты исчезнут,

Будет некому плакать

По пчелам, по птицам...

 

 

***

Элке Няголовой

 

Чтобы выстроить здание

Дружеских отношений,

Нужны годы.

Чтобы спалить это здание

Дотла, до самого основания,

Вполне достаточно

Одного-единственного мгновения,

Одной-единственной

Случайно выроненной

Горящей спички.

И не имеет значения,

Кто и как её выронил.

 

***

Глупые, глупые люди!

Они боятся акул,

Волков, скорпионов и змей.

А им бы бояться

Старости и одиночества,

Немощности и утрат…

 

Старость прячет клыки,

Одиночество прячет когти, 

Немощность прячет жало,

И утраты прячут свой яд.  

Для этих нежных

И дружелюбных убийц

Наши двери всегда открыты,

И не просто открыты, а - настежь…

 

Глупые, глупые люди…

 

***

В принципе, чисто теоретически

Я вполне ещё могу стать

Чемпионом мира по шахматам,

Или, скажем, 

Очередным президентом Америки.

А самое главное, -

Опять же, чисто теоретически, -

Я могу стать великим поэтом…

 

Эх, согласитесь,

Замечательная всё-таки штука

Эта теория…

 

***

Терпеть не могу, когда деньги

Называют “баблом” или “зеленью”.

Что до меня, то я даже к медному грошику

Отношусь подчёркнуто уважительно,

Обращаюсь к нему почтительно

И зову его “господином”.

 

Диалог с зеркалом

 

«Стареем, батенька», - со своей привычной,

Осточертевшей подленькой иронией

Сказало зеркало.

«Не верю!» - ломая руки и кусая локти

В отчаянии воскликнул я.

Зеркало в ответ улыбнулось 

Своей натренированной,

Доведённой до совершенства

Непроницаемой хамской улыбкой.

Мол,  что там верить, Станиславский хренов…

 

***

Годы, должно быть, круглые,

Если катятся,

И, должно быть, они крылатые – 

Раз летят.

 

***

Низы – не хотят.

Верхи – не могут.

Кровь – не вода.

Буря – не выход.

Ну, и – что теперь делать?

Ну, и – кто виноват?

Ждём у моря погоды.

Поём о ветре:

Он нам обещал перемен.

Так и живём.

 

***

“Я никогда не умру”, - сказал Пабло Неруда,

Но, увы, не сдержал обещания.

Он очень верил в то, что не умрёт.

Я тоже верю в то, что он не умер.

Ведь я его довольно часто вижу

В лучах янтарного солнца, 

В искрящихся реках,

В дыхании моря, 

В шёпоте леса и ветра,

Ну, и конечно,

В его стихах,

В его живых стихах…

 

***

А я вот, представьте,

Время от времени задаюсь вопросом:

А говорил ли кто-либо

И когда-либо Льву Толстому,

Чтобы тот сбегал за хлебом

Или вынес из дома мусор?

А мне говорят.

И при этом ещё удивляются,

Что я не способен писать,

Как Лев Толстой…

 

***

Заумные стихи

Писать намного проще,

Чем просто умные.

 

***

“Быть знаменитым некрасиво”, -

Кокетничая с эпохой,

Сказал знаменитый поэт.

Муза смутилась, зарделась.

Ей очень хотелось ответить,

Что так говорить – некрасиво.

Но она… промолчала.

 

***

Ранним утром

Вышел в парк со скакалкой

И начал тренироваться.

Ко мне подошла

Какая-то незнакомая девушка,

Обворожительно и томно улыбнулась,

И сказала:

«Вы так замечательно скачете.

Лучше, чем горный козёл».

Я совсем растерялся

И не знал, что на это ответить.

То ли меня похвалили,

То ли козлом обозвали.

Но на всякий случай – улыбнулся:

А вдруг она меня «клеит»?..

 

***

Из страны,

Где я для всех чужой

И где меня никто не понимает,

Собираюсь уехать в страну,

В которой никому не буду нужен.

 

Вам когда-нибудь приходилось

Менять шило на мыло?..

 

***

Моя знакомая поэтесса 

Вроде – брюнетка брюнеткой.

А послушаешь её стихи –

Ну просто блондинка блондинкой!..

 

***

Когда я вижу

Прекрасную

Мечтательную девушку,

Меня так и подмывает подойти к ней,

Вежливо представиться,

А заодно – признаться ей в том,

Что никакой я не принц

И что нет у меня никакого коня,

И уж тем более белого,

Что я – рохля, старый пень и увалень;

Ну, и вообще –

Чтобы она на меня не рассчитывала…

 

***

Кот смотрел на сметану

Точно таким же взглядом,

Каким я смотрел на тебя.

Мы с этим котярой  –

Друзья по несчастью:

Нам обоим сказали: «Брысь!»

 

***

Каждый раз,

Когда я смотрю передачи

По каналу «Планета животных»,

Почему-то на память приходит

Мама Дарвина…

 

***

Мне понадобилась вся моя жизнь,

Чтобы понять,

Что в человеческом одиночестве 

Больше пустоты,

Чем в Пустоте Торричелли.

 

***

Ничего не понимаю.

Вроде бы меня благословили

На все четыре стороны.

Но ощущение при этом такое,

Что меня послали

В одном определённом направлении…

 

***

Мы почему-то думаем,

Что делаем сами свой выбор.

Наша судьба при этом

Молчит и лукаво,

Снисходительно улыбается…

 

***

Весь день напролёт

Читал средневековых поэтов Востока.

«Дорогая, принеси мне стакан шербета», -

Сказал я жене.

Она измерила меня

Долгим подозрительным взглядом

И ответила:

«У тебя, по-моему, крыша поехала».

Нет, чтоб сказать:

«Слушаю и повинуюсь,

Мой повелитель!»

 

***

Когда я узнал,

Что в космосе обнаружены 

Другие солнечные системы,

То искренне порадовался

За наше солнце.

Значит, оно не единственное

В своём роде;

Значит, наше светило

Во вселенной не одиноко.

Все, теперь уже можно

Не напрягаться и не переживать

По поводу его одиночества.

 

***

Боже, если когда-нибудь

Я стану радоваться

Всяким званиям и наградам,

Если звон побрякушек

В виде орденов и медалей

Станет ласкать мой слух,

То просто возьми и на месте

Порази меня молнией:

Зачем мне жить

Со старческим маразмом?

 

***

Если уговорить всех китайцев,

А их на планете порядка двух миллиардов,

Один-единственный раз

Не позавтракать утром,

И перечислить сэкономленные на этом деньги –

Всего лишь по доллару за каждый завтрак –

На мой банковский счёт,

То я в одночасье стану миллиардером.

Поверьте мне на слово,

Дело не столько в деньгах,

В этих злополучных миллиардах,

Сколько в том, что из-за упорства

И недогадливости китайцев

Пропадает такая идея…

 

***

Боже! Если ты всё же решишь

Дать мне вторую жизнь,

Я буду согласен

Усидчиво и прилежно

Учить тригонометрию

И решать задачи по химии…

 

***

Во мне проснулся

Ценитель живописи.

Вот такая вот незадача.

Шестьдесят лет спал, спал,

А потом вдруг взял и проснулся.

И с места в карьер стал канючить:

«В Лувр хочу!», «В Эрмитаж хочу!» -

 «А в Русский Музей не хочешь?», -

Передразнил я его.

«Хочу! Ещё бы не хотеть!» - 

Обрадовался искусствовед.

«Сейчас. Вот только шнурки завяжу», -

Мрачно пошутил я.

«Ну так чего же мы ждём? 

Ну давай же, скорее завязывай!», -

Нетерпеливо и возбуждённо

Ответил любитель искусства. 

В живописи, сволочь, разбирается,

А самого простенького прикола

Понять не может.

«Спи давай, - сказал я ему. –

Утро вечера мудренее».

Теперь каждый вечер

Вместе с проснувшимся во мне искусствоведом

Рассматриваю альбомы репродукций

Великих художников прошлого.

 

Временами мне кажется,

Что жизнь, которую я прожил,

Всего лишь жалкая репродукция

Другой предоставленной мне,

Но при этом так и не состоявшейся жизни.

 

***

Поэты на фестивале

Представлялись перед зрителями.

- Я издал сорок девять книг

И работаю над пятидесятой, -

Горделиво приосанившись,

Доложил один из поэтов.

- Я – лауреат тридцати пяти

Международных премий,

И теперь специально для меня

Придумывают новую премию, -

Сказал другой поэт.

- Я исколесил весь мир,

Побывал в восьмидесяти пяти странах, 

А теперь вот готовлюсь к поездке

В восемьдесят шестую, -

Скромно представился третий.

- Мои стихи переведены 

На все живые языки мира,

И теперь их стали переводить

На неживые, - стыдливо признался четвёртый.

- Я просто пишу стихи, - 

Сказал я, когда подошла моя очередь.

Все поэты посмотрели на меня

Как на самовлюблённого выскочку,

Посмотрели с таким видом,

Словно я 

Каждому из них по отдельности

В эксклюзивном порядке

Наступил на больную мозоль.

 

***

Иногда мне бывает непросто

Зашнуровать свои мысли.

И тогда они разбегаются

В разных направлениях

И упиваются своей свободой,

Возможностью порезвиться на воле.

И я растерянно смотрю им вослед,

Не зная, за какой из них бежать;

Эти их игры “в анархию”

Выходят мне боком,

Потому что в итоге рождаются

Стихи “без царя в голове”…

 

***

Мои мысли способны лететь

Быстрее звука и света.

Но они никуда не летят.

Могут, но не хотят.

Каждый раз

У них находится какая-нибудь отговорка.

Вечно им что-то мешает.

Лежат себе на диване

И плюют в потолок.

То суббота у них,

То нет никакого стимула,

То просто погода нелётная.

В общем, не мысли, а сволочи.

С ними каши не сваришь.

“Ваша взяла”, - отвечаю я этим негодникам,

Закрываю глаза

И поворачиваюсь на другой бок.

 

***

Когда доктор спросил у меня,

На что я жалуюсь,

Я со вздохом ответил:

“У меня – высокая болезнь”.

“Болезнь высокой не бывает.

Высокой бывает температура”, -

Поправил меня доктор

И протянул градусник.

Так мне и надо, подумал я.

Когда размахиваешь косой,

Не мешает подумать о камне.

 

***

Сумасшедшие люди,

Не способные расщеплять слова,

Не замечающие прелести созвучий;

 

Сумасшедшие люди,

Для которых рассветы, закаты –

Всего лишь явленья природы;

 

Сумасшедшие люди,

Ослеплённые золотом,

Боготворящие золото,

Смыслом жизни которых

Является накопительство;

 

Вот эти вот самые

Сумасшедшие люди

Считают меня сумасшедшим.

Ну как тут с ума не сойти!

 

***

Когда Бог, обращаясь к людям,

Сказал им: “” Не хлебом единым…”,

Он украдкой кивнул

На поэтов…

 

***

Если когда-нибудь я

Напишу стихотворение,

Которое будет способно

разбудить мёртвых,

То можно будет почить в Боге –

С чистой совестью

И с чувством выполненного долга.

И тогда я буду спокойно

Дожидаться, когда другой поэт

Разбудит меня

Своим стихотворным шедевром.