Поэзия
- Подробности
- Категория: Елена Литинская
- Дата публикации
- Автор: Kefeli
- Просмотров: 2046
Неотправленные письма
На канале
На закате на канале
Светит неба рыжина.
Бросив якорь, яхты встали
На покой ночного сна.
Рыболовы на канале
Посылают рыбу на...
Эх, не ловится каналья,
Хоть отчётливо видна.
Вечерами на канале –
Эмигрантская волна
В туфлях, в сникерсах, в сандальях,
Ярко рас-фу-фы-ре-на.
Поздно ночью на канале –
В ресторане у окна.
Мой бокал печалью налит.
Я решительно одна.
Я уже в полуфинале,
И рукой достать до дна.
А когда-то на канале
Я – угодна и годна.
На канале, на канале
Лето, осень и весна.
Век наш короток, брутален,
И прекрасен, и фатален.
И живёт надежда на...
2004
Д. И.
Твоё небытие вошло в мой быт
Без моего на то соизволенья.
Любви фантомной горькое томленье –
Прерогативою. Ты не забыт.
Снимает у меня теперь жильё
И каждый месяц «rent» исправно платит,
Халат свой средь моих развесив платьев,
Извечное отсутствие твоё.
Вот записную книжку я нашла,
Где буквы чёткие полупечатны.
Твой почерк. Близорукостью печальной
Глядят твои глаза из-под стекла.
Тобой забит был в стену этот гвоздь –
Подвешенной картины предпосылка.
Ты мастерил – и я храню опилки,
Зажав в руке воспоминаний горсть.
Ты здесь курил. Летели мне в лицо
Колечки дыма. Злилась я в запале.
О как бы мне сейчас надеть на палец
То дымно невесомое кольцо!
Безмолвствует, дыханье затаив,
Твоя гитара в стареньком футляре.
И руки прикоснуться к той гитаре
Не смеют – неумелые мои.
Я выучусь играть. Мой дух упрям.
Спою романс перед твоим портретом.
И тихий голос отзовётся где-то
В ином миру, что параллелен нам.
* * *
Февраль. Достать чернил и плакать...
Борис Пастернак
Февраль. Достать чернил. Не плакать
О злой судьбе.
И голову не класть на плаху –
Сама себе.
Видать, февраль своё отвьюжил.
Такая тишь.
Я – память в узелок потуже.
Меня простишь?
Прости, что больше я не в силах
В слезах стареть.
Пришлю цветы тебе с посыльным.
Так проще ведь.
Там над земным последним кровом
Твой прах хранит
Невозмутимый и суровый,
Как страж, гранит.
А я храню твою улыбку,
И смех, и грех.
Как ты умел играть на скрипке
Моих утех...
Умел сбежать, запутав тропы,
Так... не со зла.
А я – примерной Пенелопой –
Ждала, ждала...
Ждать больше нечего. Ты сгинул.
Как кожуру,
Пытаюсь траур вдовой скинуть.
Не отдеру.
Служа судьбы своей капризам,
Твержу одно:
«Люблю тебя... или твой призрак.
Не всё ль равно?»
* * *
Твоё лицо в простой оправе...
Александр Блок
Твоё лицо в простой оправе.
Иду... Похрустывает гравий.
Умел ты жизнь прожить без правил
И умереть без правил смог.
На кладбище так много света.
Стираю с камня пыль салфеткой.
«Там человек сгорел...» – из Фета.
А дальше я не помню строк.
Ты жил по собственным скрижалям,
На одного соображая.
Мы осужденье выражали.
Уж так у нас заведено.
О как неправильно ты умер –
Анахоретом, Аввакумом.
Один – матрос, забытый в трюме,
Когда корабль пошёл на дно.
Спешили мысли, страсти, строчки.
Жизнь – суета из точки в точку.
И вот – костюм на оторочку
Суровой траурной каймой.
Отславословили, отпели.
Пролили слёзы – в самом деле.
А мне все эти менестрели –
Лишь звук пустой, лишь звук пустой...
Друзья тебя давно забыли.
Дыру фанерою забили.
И кто, скажи на милость, в силе
Нести печали тяжкий груз!
Моя печаль, увы, бессрочна,
Назойлива и кровоточна.
Она съедает червоточиной.
И не разрывен наш союз.
Твоё лицо в простой оправе.
На кладбище так много света.
И я б хотела жить без правил,
Да не ко времени всё это...
* * *
Грозовая туча
застит божий свет.
И подъём всё круче,
и привала нет.
Нет тебя, любимый,
рядом и окрест,
даже если имя –
криком до небес.
Даже на коленях,
Бога возлюбя,
в истовом моленье
не вернуть тебя.
Не вернуть во гневе,
не вернуть в тоске.
Сломлена Ниневия,
город на песке.
Рухнула Помпея,
Троя сожжена.
Я Кассиопея,
Звёздная жена.
* * *
Прогулки предзакатные пешком,
не сдюжу.
Упрямое игольное ушко
всё уже.
Высокие, весомые стихи
всё реже.
За слоем слой. Так много шелухи.
Но где же
зерно, которое всю жизнь ищу
упрямо?
Тебя прощу и уберу пращу.
Адама
Ребро – для Евы материал нашёл
Всевышний
и порешил, что это хорошо.
Не лишним
однако было крепкое ребро.
Пристойно
Адам держался, ощутив нутро
пустое.
Но шрам болел и ныла пустота
под кожей.
В мешке кота... И женщина не та,
быть может....
Ну кто ребро попросит в наши дни
У друга!?
Подставь плечо иль просто протяни
мне руку.
Второе пришествие, или Монолог ИИСУСА
Иду по земле, удивляюсь всему.
Аркадий Кутилов
Иду по земле, удивляюсь всему.
Для вечности моря две тысячи лет –
Две капли. Не признан. Хоть тщусь – не пойму,
Оставил иль нет на земле я свой след.
Во храмах распятья. Терновым венцом
Мой лоб разукрашен. И крест в абсолют
Они возвели, но глядят мне в лицо
Пустыми глазницами. Не признают.
Кричат мне: «Актёришка! Нищий чудак!
Играешь Иисуса? Снимайся в кино!»
А кто-то из жалости дал мне пятак
В Рождественский вечер. Мне было смешно.
Я с вами. Я реку истории вспять
Легко повернул. Перед Богом живым
Склонитесь. Но вам на коленях стоять
Привычней пред куклой – распятьем моим.
Я знаю: вы ждали две тысячи лет
В крестовых походах, в молитвах. Не мог
Я раньше явиться... Мне важен ответ.
Что нужно вам: символ иль истинный Бог?
Д. И. – 2
Неужели всё это было?
Дрожь. И зуб норовил на зуб
Не попасть. Упрямо любила,
Вопреки всему, что разум.
Вопреки советам подружек,
И твоим загульным заходам.
Вопреки боязни: не сдюжу.
Лезла в воду, не зная броду.
Через Лету камнями, топью.
Перевозчик? Его обхитрила
На сей раз. Кровоточили стопы.
И откуда-то снова – сила.
Сна и яви грань. Дожидалась:
Скрипнет дверь вот-вот. Слава Богу!
Спрятать слёзы. Такая малость,
Чтоб вернулся живой к порогу.
Чтобы глаз твоих тёмные вишни
Целовать, ни о чём не скорбя.
Я нарушила заповедь: ближнего
Возлюбила больше себя.
Неотправленное письмо
Вот и опять я пишу тебе.
Нарушаю твой вселенский покой.
У меня всё тот же минор в судьбе.
И место твоё не занял другой.
Свято место который год,
поговорке наперекор,
пусто. Глупо-упрямо ждёт
твоего возвращенья вздор.
Твоего возвращенья бред
дерзко-упрямо ласкает мой сон.
Знаю я: тебя больше нет!
И давно колокольный звон
по тебе отзвонил печаль.
Но звонарей был напрасен труд.
Я – всё тот же верный причал,
где кораблей ниоткуда ждут.
Прощальная гроза
Осенняя прощальная гроза
Ветрами, как волками, завывает.
И ветками опавшими стучит
По беззащитной хрупкости окон.
А я, любимый мой, твои глаза
И руки постепенно забываю.
Крещением в сентябрьской ночи
Омытая, распалась связь времён.
Осенняя прощальная гроза
Дарует долгожданную прохладу.
Крылатою судьбою залетит
В гостиную сквозь битое стекло.
И буреломной ярости, что за
Окном, я, проливая слёзы, рада.
Прости меня и просто отпусти
Из ночи в день. Светает... Рассвело.
Ночная метель
Снег упрямо валит и валит
с необъятного чёрного неба.
Всё прошло. Ни морщины гнева.
Я – спокойствие каменных плит.
Я устала искать черепки
на раскопках нашего детства.
Снег идёт. И некуда деться
от щемящей снежной тоски.
Стихни, вьюга, замри, приглуши
свой невидимый адский оркестр.
И печаль мою болью не пестуй,
и светилам мерцать разреши.
Неотправленное письмо – 2
Включаю компьютер. Уже почти
набрала адрес твоей электронной почты...
Прошу тебя, скорее прочти
мыслей моих дистанционный почерк.
www.небеса, точка.
Напиши сам пару избитых фраз...
Поздравь меня, ну хоть с Новым годом!
Сколько прошло лунных фаз
с тех пор, как ты получил свободу
и концы – в землю, не в воду?
Пришлось мне отказаться от прав
на твою заблудшую душу.
Он смертию смерть поправ,
а ты – жизнию жизнь разрушил.
Вокруг меня голоса всё глуше.
Спряталась от мира куколкой в кокон,
но бабочкой, видно, уже не взлетела б.
Как вернуть мне то лето в Поконо,
жаркое температурой твоего тела?
В окне на голубом листе вот оно –
письмо от тебя – облаков мелом...
Старый дом
Вот дом, который построил Джек...
Роберт Бернс
Вот дом, в котором мы жили тогда.
Отдаю себя былому в дань я.
Мой рай потерянный, моя звезда,
безымянная в мирозданье.
А вот подъезд. За десятки лет
перевидал немало ног он.
Третий этаж. Чужой свет
уютом дразнит из моих окон.
А вот skylight, откуда Бог
завидовал нашей любви безбожно.
Зависть – смертный грех и порок.
Он – Всевышний. Ему можно.
А вот задний двор, где ты привечал
гостей пивком и гитарной дрожью.
Одни прочный нашли причал.
Других уж нет, и тебя тоже.
А я осталась. Живу пока,
urbi et orbi малознакома.
И гонит, гонит меня тоска
в зыбкое прошлое к старому дому.
Рассвет
Чуть слышны чаек голоса.
Рассвет, как паутинка, тонок.
И солнце – ласковый ребёнок –
На мир из облаков-пелёнок
Таращит жёлтые глаза.
Касаньем легким холодит
ступни песок, остывший за ночь.
Стальной красавец Верразано*
меж берегов завис тарзанно.
За горизонт ушли дожди.
Вчерашнего костра зола –
пикник, размытый океаном.
«Две тысячи десятый anno».
Звучит значительно и странно.
Кто б мог подумать! Дожила.
Бреду вдоль берега. Волна
игриво дразнит. Вспоминаю
прогулки в том далёком мае.
Своею волею Даная
в минувшее заточена...
Светотени души
Много лет прошло. Только память
грузом времени не сокрушить.
Я израненными стопами
в лабиринте твоей души
всё блуждаю. Менял ты личину
маскарадно – то ангел, то бес –
в очередности беспричинной
мизансцен, монологов без.
Божий промысел: ада иль рая
удостоить двуликую жизнь.
На картине былого играют
Светотени твоей души.