Поэзия

 

 

Наверное, Цицерон прав: поэтами рождаются. Но, похоже, этого мало. Можно  родиться и в определенном отношении даже быть поэтом и все-таки так никогда им и     не стать. Для того, чтобы стать, нужно научиться проваливаться в себя, «умирать    отсюда» и возвращаться, причем не теряя связи со словами – а для этого требуется труд и опыт.

      Почти каждое стихотворение Игоря Кучебо несет на себе отсвет-отзвук этого проваливания-возвращения. В одних, самых сильных стихах, эта печать поэзии – в центре, так сказать, внутри слов,  как зажженная лампа в деревенском доме, в других – продолжая метафору с домом – лампа не горит, окна темные, но мы все равно видим в стеклах отражения каких-то загадочных  поэтических всполохов. Скажу совсем странную вещь: в неловких, словно бы «неотделанных» стихах это вещественное-невещественное доказательство совершенного автором путешествия еще заметнее, потому что неожиданнее и необъяснимее. Игорь Кучебо постоянно нарушает правила хорошего поэтического тона: пишет то слишком просто, то слишком непонятно, то слишком книжно, то слишком просторечно, почти все время делает так, как нельзя! И вдруг оказывается, что ему, во всяком случае, здесь и сейчас – можно. Стихи живут.

                                                            Дмитрий Веденяпин

 

 

 

ПОДСОЛНУХ

 

Подсолнух, подсолнух!
Не называй своего имени вслух.
Я и так его знаю.
Я искал рифму к словам лопух, винипух,
пастух. Нашёл тебя. Знаешь?
Если бы винипуху приделать
к спине два лопуха, то он,
наверное, смог бы летать.
И даже смог бы долететь до поля,
на котором ты провёл свое детство.
Там же я встретил и пастуха,
он выгуливал грязных и тощих овец,
что-то напевал монотонно:
Может, заклинания от дождя?
Знаешь? В моем детстве

я сшибал палкой консервные банки,

выставленные в ряд.
Иногда мог просидеть полдня под кроватью,
чтобы не пойти в школу.
Видишь, у нас с тобой разное детство,
разные дороги, которые завели нас
в одно и то же место - это завод,
на котором делают подсолнечное масло.

 

-----

 

 

Время, как птица.
Иногда, кажется, вот оно

застыло метрах в двухстах над полем,
и даже ветер не в силах сдвинуть его с места.
В это время столько проходит мыслей
через пустую ещё вчера голову,
что, кажется, время –
это не сколько ты сделал дел,
а сколько мыслей в слова одел
и пропустил через пустую ещё вчера голову.
А потом опомнишься ни с того, ни с сего –
глядь, а время уже ушло.

 

-----

 

И день был короток, как запись на листе
в линейку с муравьиными полями.
С улыбкой на растерянном лице
и детскими кисельными словами.
И женщина склонилась над холстом,
где глина под водой лежит незримо.
А ты с закрытым солнечным зонтом
проходишь мимо.

 

                                           1

 

«Отпусти меня ветер», – говорил подснежник.

«Милая моя Маша», – обнимал он нежно

в платье облегающем, белоснежном

девушку, захваченную глубоким танцем.

 

Родинки как маковинки на шее

целовал он, свиваясь в глубоком вальсе,

а потом, опомнившись: «Слышишь, Вася!

Тебе пишет, ну помнишь, армянка Тея?»

 

Через день у него караул случится,

и на первом посту, автомат сжимая,

будет он наблюдать, как в небе птица

улетает влево, отстав от стаи.

 

-----

                               2

 

Где же ты ходишь - лето коротконогое?
Утро тянет неспешно вниз по реке, скользя
небо береговое - пологое
с признаками дождя.

Из доносившейся рыбацкой ругани
было понятно - рыба в сети не шла.
Парень ляжет в окоп, лопатой рубленный,
и поправит бушлат.

Из оставленной дневниковой записи
мы прочитаем: "01 сентября.
Мама! Я стал креститься, как ты желала.
Только кажется мне - всё зря".

 

-----

 

 

Жизнь коротка. Порой бывает
длинною с пулю.
«Ты с кем воюешь?» - тихо спросят.
«С собой воюю».
«А за кого?» - тогда добавят.
И я отвечу:
«Сам за себя с собой воюю.
Весь изувечен».
В сыром подвале жилого дома
я сплю на взводе.
Сухая полночь за город Грозный
луну заводит.
И заряжает неторопливо
раскаты грома.
Мне снится лето. Мне снится ива.
Мне снится дома,
как я рыбачу. Пустая пристань.
Как всё знакомо.
Сижу и плачу.
Сижу и плачу.

 

-----

 

 

                                                Ю. Т.

Небо сложится самолётиком.
Ветер тронет, и он отправится.
Я сегодня сам буду лётчиком.
Я лечу за тобою, красавица.

Прокачу тебя над землёю я.
Посмотри, как деревья волнуются.
Ты сегодня не Юля, ты – Юлия.
Я лечу за тобой, моя умница.

Птицам вольным полёты завещаны.
Ничего, что люди бескрылые.
Мы с тобою свободой повенчаны.
Я лечу за тобой, моя милая.

Вот и дом показался, двор большой,
ты и дочка, а рядом – любимый муж.
Что ж, я всё-таки здесь чужой.
Увози же меня домой,
самолет несчастного дня,
увози. Увози меня.

-----

 

Вчера приходили опять ветра-почтальоны.
И я как мальчишка, с надеждой ходил их встречать.
Вчера я весь день собирал стиховые вагоны,
опять и опять.


Я их наполнял, как казалось, словами из сердца,
но рифму к последнему нужную и не нашел.
В машинку стиральную вложены два полотенца

и простыни шелк.


И вот барабан закрутился, помчались колёса.

Мой мысленный поезд без слов, переносит меня

туда где дорога лесная берёзо-белёса.

Где день изо дня

 

мы ночью с ветрами делили прогретое ложе,

а днём отправлялись беспечно гулять по полям,

как раньше в Эдеме с любимою Евой быть может,

гулял и Адам.

 

А дальше, всё плыло нещадно, как мыльная пена.

Мой мысленный поезд, как сползшую бель потолка, -

налив выпивала, не чокаясь, лунная бездна

и ставила рюмку на табула раза листка.

 


И рушились на смерть людьми возведенные крыши,
и в прах рассыпались на миг обжитые вагоны.
Да к черту все это! Я просто люблю тебя, слышишь?
Летите! Летите! Быстрее!
Ветра-почтальоны!

 

---

 

Как на небе собирались
офицеры птичьих армий.
Да на площади на красной,
на девятое на мая,
а внизу толпа немая
все глядела да глядела,
как на небе да на небе
собирались офицеры –
офицеры птичьих армий.
Все одеты по параду
в серо-дымные одежды.
На груди у всех награды,
а в глазах у всех надежды.
Мамы рады, папы рады.
Дети хлопали, смеялись.
То ли в Думу, то ли в Раду
птицы в небе собирались.
Долгих сделали три круга.
С серо-дымной тучей слились.
А внизу давно уж люди
все сменились.

 

----

 

Утро проснулось в чаще
раннего солнца раньше.
Спали ещё цветы.
Спали ещё мечты.
Спали еще берёзы и луговые росы,
словно из жидкой стали,
Тоже, как будто, спали.
Птицей с ветки на ветку
перелетала память.
Клала из йода сетку
мама, едва касаясь
ватой больного места.
Как же всё это было?
Утро вышло из леса
и у воды застыло.
Быстрой реки теченье
звало увидеть старость.
Вербное воскресенье
на берегу осталось.

----

 

Я люблю тебя – слышишь – люблю!
Несмотря ни на что.
Время топает громко,
с собой забирая мечты.
Где-то там… на краю пустоты,
пеленая ребенка,
мама шепчет: «Люблю!

Я люблю тебя – слышишь – малыш!»
Время падает с крыш
вместо белого снега, и люди
будут время ногами топтать
и на слякоть роптать.
Только я не ропщу.
Я шепчу тебе – слышишь?
Я стучу к тебе – слышишь?
Услышь!