Ошибка Сервантеса.

Подробности

Категория: Валерий Герасимчук

Дата публикации

Автор: Kefeli

Просмотров: 1933

Комедия в двух действиях


ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА


Мигель де Сервантес Сааведра – испанский писатель.
Молодая пастушка.

А также
литературные герои
Сервантеса:

Дон Кихот (I) – молодой, сильный, дерзкий дворянин. 
Дон Кихот (II) – староватый, хилый, наивный рыцарь. 
Санчо Панса – упитанный оруженосец.



ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Явление I
Пастбище, камень. На заднем плане стоит ветряная мельница с неподвижными крыльями – ветра нет. На камне сидит Пастушка и читает книгу. Где-то в стороне блеют овцы. Молодая испанка с восхищением листает страницы – она то радостно вскрикивает, то хлопает в ладоши.
Но вот на лугу появляется уже немолодой идальго с какими-то листами в правой руке (левая у него свисает в полупустом рукаве). Это Сервантес. Некоторое время он стоит молча, с интересом наблюдая за девушкой, потом подходит к ней ближе.

Сервантес. Клянусь своей здоровой рукой, сеньорита, что вы читаете рыцарский роман!
Пастушка (удивленно). Вы угадали, сеньор. Но как вы об этом узнали?
Сервантес. Ну, это очень просто... Что еще может вызвать восхищение у такой молодой и красивой девушки, как не рыцарский роман с его непобедимыми героями?!
Пастушка. Это правда. Но вы об этом слишком иронично говорите... Наверное, вы не очень любите рыцарей, сеньор. 
Сервантес. Я не люблю фальшивых рыцарей, которые очень уж легко расправляются с разными великанами и выходят победителями над целыми армиями хорошо вооруженных врагов. Поверьте, сеньорита, я знаю, что такое настоящее сражение и какой ценой достается победа, – это намного ужаснее, нежели то описывают некоторые авторы в своих примитивных произведениях...
Пастушка. Вы... потеряли руку именно в таком сражении? 
Сервантес. Это случилось 7 октября 1571 года в бою итало-испанского флота с турецкой эскадрой под Лепанто... Тогда мне было всего 24 года. В том морском сражении сошлись мы и наши завоеватели. Я только что перенес тяжелую болезнь и едва держался на ногах. Мне запретили даже выходить на палубу, но когда капитан нашей «Маркезы» решил взять на абордаж плавучий замок – галеру, флагманское судно Александрии! – я схватил свой щит и меч и полез в это побоище! Первая пуля раздробила мне руку, потом еще две поразили меня в грудь. Такое жуткое было это сражение в Греческом море! Мы победили, но как дорого заплатили за победу – многие потеряли тогда руку, ногу, а то и саму жизнь... В жизни, сеньорита, все намного ужаснее и не так захватывающе, как в рыцарских романах... 
Пастушка. Вы настоящий рыцарь!
Сервантес (грустно улыбнулся). Этот «настоящий рыцарь» отбыл пять лет рабства в алжирском плену – когда мы по окончании войны возвращались в Испанию, возле Марселя нашу галеру захватили алжирские пираты. За эти пять лет я пытался бежать четыре раза, но безуспешно! Поэтому еще раз говорю вам – легко и просто достаются победы только на страницах фальшивых книг!
Пастушка (показала свою книгу). А тут так легко обо всем пишут! Так благородно здесь все, так красиво...
Сервантес. Помилуйте, сеньорита! О какой красоте повествования можно говорить в романе, где великана ростом с башню шестнадцатилетний юнец разрезает мечом надвое, точно он из пряничного теста, и где сам автор, описывая битву, сообщает, что силы неприятеля исчислялись в миллион воинов, но наш рыцарь одержал над ними победу одною лишь доблестью своей могучей длани? Поверьте, сеньорита, это надумано и фальшиво, и вы напрасно засоряете свою голову этими вымышленными Амадисами и Кларианами, чья сверхчеловеческая храбрость и чье блестящее оружие повергает наземь великанов и колдунов. Это пустая болтовня, и я еще напишу пародию на столь примитивное чтиво! 
Пастушка. Вы – тоже писатель?!
Сервантес (отрекомендовывается). Мигель де Сервантес Сааведра. Бедный идальго, родившийся пятьдесят лет тому назад в старинном кастильском городке Алькала-де-Энареси. Учился в Мадриде, преподавал испанский язык в Ватикане. Воевал с турками. Был пленником в Алжире. Написал пастуший роман «Галатея», много сонетов и несколько пьес. 
Пастушка. А что вы делаете здесь? 
Сервантес. Пытаюсь уединиться, сеньорита. Мне надо побыть наедине со своими мыслями, поговорить со своими героями, поспорить с ними... А в Мадриде приходится либо оправдываться перед судьями, либо унижаться перед издателями... Хотя с этими литературными героями иногда тоже бывает тяжело – ты хочешь, чтобы они делали одно, а они вытворяют что-то совсем другое...
Пастушка. Как интересно! И о чем вы сейчас пишете?
Сервантес. Так вот же и хочу написать пародию на рыцарские романы – допекли они уже меня! Моя жена Каталина так вообще на них помешалась! А чем там восхищаться? Слог в этих романах груб, подвиги неправдоподобны, любовь похотлива, вежливость неуклюжа, битвы утомительны, рассуждения глупы, путешествия нелепы... Вы хоть когда-нибудь обращали внимание на язык этих романов? (Цитирует по памяти). «Благоразумие вашего неблагоразумия по отношению к моим разумным доводам до того помрачает мой разум, что я почитаю вполне разумным принести жалобу на ваше великолепие».
Пастушка. Такая вычурная речь и в самом деле заслуживает, чтобы ее высмеяли. Но ведь рыцари бывают разные! Среди них есть действительно благородные и смелые... 
Сервантес. А я как раз и хочу вывести образ такого благородного рыцаря, но... рыцаря-неудачника! Он станет воевать с призрачными великанами и будет бросаться с копьем на ветряные мельницы; освободит узников, а они за это забросают его камнями; полюбит женщину, а она посмеется над ним! 
Пастушка. А этот рыцарь не обидится на вас?
Сервантес. Нет, сеньорита, не обидится... Потому что в этом образе рыцаря-неудачника я изображу самого себя! Ведь это же я бросился с копьем на ветряные мельницы, когда, будучи ослаблен болезнью, едва держа в руках меч и зная, что от меня не будет никакой пользы, бросился в бой с турками и ничем своим товарищам не помог, а только потерял руку...
Пастушка. Нет, сеньор, вы это сделали не напрасно! Ведь выпущенные в вас пули могли быть выпущены в кого-то другого! Приняв их на себя, вы спасли чью-то жизнь!
Сервантес. А мои неудачные побеги из плена? Я ведь никогда не старался убежать один, а каждый раз пытался увести с собой как можно больше земляков! Но когда эти попытки заканчивались провалом, товарищи обвиняли меня в этих неудачах и всю вину перед работорговцами взваливали на меня.
Пастушка. Простите им эту слабость...
Сервантес. Я уже простил. Но разве продумано я поступил, когда, занимая должность королевского провиантского комиссара, реквизировал в Эсихе для испанской армии не последние крестьянские крохи, а церковное добро? 
Пастушка (восхищенно). Ого! Сеньор, это правда? 
Сервантес. Правда ли это? Да меня за это на какое-то время даже отлучали от церкви! Спасибо влиятельным друзьям, что вступились, иначе гореть бы мне на костре...
Пастушка (еще раз восхищенно посмотрела на Сервантеса). Ваш рыцарь будет очень симпатичным... Он понравится простым людям... Как его зовут?
Сервантес. Дон Кихот. Дон Кихот Ламанчский. У него еще будет оруженосец – Санчо Панса...
Пастушка (сорвалась с места). Погодите, погодите, не рассказывайте дальше – я овец своих пригоню! (Кладет книгу на камень и убегает).

Явление 2
Пастушка убежала. Сервантес обошел вокруг камня, посмотрел на луг, смерил взглядом ветряную мельницу.

Сервантес. Отличная местность: красиво, тихо... Есть где уединиться, есть откуда рассмотреть все вокруг... Надо с этой ветряной мельницей познакомиться поближе – ведь мой Дон Кихот именно такую за великана принял... (Взобрался на мельницу. Уже оттуда). И в самом деле далеко отсюда видно... (Смотрит вдаль).

В это время внизу, на лугу, появляются двое мужчин – один высокий, в легких рыцарских доспехах и с мечом, другой – низкий и толстый – несет за ним щит и копье. Это Дон Кихот и Санчо Панса. Правда, Дон Кихот выглядит слишком уж молодцевато...

Сервантес. А вы кто такие?
Дон Кихот. Как это кто? Вы же только что о нас говорили! Прошу любить и жаловать: Санчо Панса и я – Дон Кихот!
Сервантес (стукнув себя по лбу). О Господи, а я уже подумал, что у меня галлюцинации от этой жары начались – это же вы пока что существуете только в моем воображении! 
Дон Кихот. Но ведь существуем! 
Санчо. Это уже факт.
Сервантес (присмотрелся сверху к ним). Только я вас не совсем такими себе представлял... Нет, Санчо Панса для оруженосца еще подходит, а вот Дон Кихот какой-то не такой... 
Дон Кихот (обиженно). Что значит «не такой»? 
Сервантес. Ну, мой герой должен быть более худощавым и выглядеть немного постарше...
Дон Кихот. А чем вам не подходит молодой?
Сервантес. У молодых еще ветер в голове... У них больше силы, но меньше ума. А постоянства у них вообще нет... А мне нужен рыцарь, который страстно любил бы только одну женщину – Дульсинею! 
Дон Кихот (почесал затылок). Это немного непривычно для меня, но если она очень красива, то я тоже могу любить только одну…
Сервантес. Ну, тогда все будет в порядке. Итак, ты – Дон Кихот Ламанчский, храбрый странствующий рыцарь, который смело вступает в бой со злом и мечтает о Дульсинее Тобосской! Помни: куда бы ты ни ехал и какие бы подвиги ни совершал – все это только ради нее, несравненной Дульсинеи Тобосской! Все только ради нее! 
Дон Кихот. Хорошо, все только ради нее. Но какая она из себя? 
Сервантес. К сожалению, ее портрета у меня нет.
Дон Кихот. Но описать ее вы можете?
Сервантес (почесал себя за ухом). Ну, не первой уже молодости... 
Дон Кихот. Так где-то за тридцать!
Сервантес. Скорее – под пятьдесят...
Дон Кихот (нахмурился). А еще какая она?
Сервантес. Ну, немного толстовата...
Дон Кихот. Пудов так на пять!
Сервантес. Скорее – пудов на восемь...
Дон Кихот (расстегнул воротник). Что еще?
Сервантес. Немного курноса.
Дон Кихот. Ага... Значит, старая. (Загибает первый палец).
Сервантес. Немного в летах.
Дон Кихот (загибает второй палец). Толстая.
Сервантес. Немного полновата.
Дон Кихот (загибает третий палец). Да к тому же курносая!
Сервантес. Курносая, ну и что?
Дон Кихот. В гробу я ее видел, такую Дульсинею! Вы думаете: если мы неживые, так можно издеваться над нами? Мы хоть и литературные, но все же герои! Правда, Санчо?
Санчо. Ага!
Дон Кихот. А какое оружие вы мне подобрали? (Берет у Санчо из рук тяжелое копье). Ну, копье еще ничего, тяжелое и крепкое...
Санчо. Нет, копье слишком уж тяжелое!
Дон Кихот (берет у него из рук легкий щит). А щит... Разве это щит? Это веер для старой сеньоры!
Санчо (быстренько забирает у него щит, Сервантесу). Нормальный щит, нормальный щит! Это именно то, что надо!
Дон Кихот. Да тебе что – тебе и вправду хоть веер дай, только бы носить было легче! А мне биться и защищаться этим щитом!
Санчо. Да не с кем тут биться... Думайте лучше о своей Дульсинее.
Дон Кихот. О ком?!
Санчо (отходит от него подальше). Ну, о той самой... о Дульсинее Тобосской...
Дон Кихот. О той старой, толстой и курносой? Если ты мне еще хоть один раз о ней напомнишь – я тебя насквозь проткну вот этим копьем! 
Санчо. Простите мне, ваша милость, это у меня так, сдуру сорвалось. Я и сам никогда даже не взглянул бы на такую! Разве я не знаю, что вы заслуживаете девушку покрасивей? Да вам нужна такая красавица, как утренняя звезда! А вам подсовывают какую-то... Дульсинею! 
Сервантес. Но-но, ты полегче там! Тебя приставили только оружие носить! Ишь, распустил язык! Я тебе сейчас тоже такую жену придумаю, что ослу своему при встрече с ней будешь больше рад!
Санчо. Да я что – я же ничего... Толстенькая и курносенькая – тоже может быть ничего... (Косясь на Дон Кихота, который сжимает рукоятку своего меча). Конечно, если она не очень старая... А еще лучше, если она и совсем молодая...
Дон Кихот (посмотрел в это время за сцену и даже облизался). Будет у нас сейчас и молодая... Смотри, Санчо, какая сюда пастушка идет!
Санчо (ожил). Где?! (В растерянности смотрит в разные стороны).
Дон Кихот (берет его за плечи и поворачивает в нужном направлении). Да вот же – слева от отары!
Санчо (увидел наконец). Боже, да это же ангел небесный, а не девушка! Как вы ее такую воздушную сразу и заметили?!.
Дон Кихот. Ну, Санчо, обижаешь – у меня непревзойденное чутье на красивых женщин! Как она тебе?
Санчо. У меня уже слюнки текут!
Дон Кихот. У меня тоже…

Санчо и Дон Кихот начинают жадно рассматривать Пастушку, которая еще где-то там, за сценой: они буквально пожирают ее глазами, облизываются и глотают слюну.

Сервантес (спокойно с ветряной мельницы). Можете даже не облизываться – она вас все равно не услышит и не увидит... 
Дон Кихот. Как это?
Сервантес. Очень просто. Вы же существуете только в моем воображении!
Дон Кихот. То есть нас для нее – нет? 
Сервантес. Пока я вас не опишу в романе – нет. 
Санчо (нервно). Так опишите же поскорее! 
Дон Кихот. Спокойно, Санчо. Не паникуй. Ты забыл, что имеешь дело со мной!

Явление 3
В это время появляется Пастушка. Она оглядывается вокруг, но уже не видит Сервантеса, который прикрылся от нее крылом ветряной мельницы.

Пастушка. Ушел дон Мигель... (Вздохнула). Не дождался меня... Не дождался... А я так хотела услышать его рассказ про Дон Кихота... (Берет в руки книгу и садится на камень).
Дон Кихот. Да я здесь! Я здесь!
Санчо (восхищенно). Вот это Дульсинея...
Дон Кихот. Боже, какая красавица! Ты, Санчо, прав – это настоящая Дульсинея!
Сервантес (спокойно с ветряной мельницы). Да, это настоящая. Но ты ведь – придуманный! Так что у тебя с ней ничего не получится.
Дон Кихот. Как это не получится?!
Сервантес. Еще раз повторяю – она настоящая, а ты придуманный. Улавливаешь разницу или нет?
Дон Кихот. Но я же ее вижу!
Сервантес. Ты ее видишь, а она тебя – нет...
Дон Кихот. Ну и что из этого?
Сервантес. То, что тебя для нее просто не существует! Тебя нет! Вот пощупай ее – она даже виду не подаст, что почувствовала это!
Дон Кихот. А она мне не врежет, если я ее пощупаю?
Сервантес. Не врежет.

Дон Кихот легонько дотрагивается до Пастушки, но она спокойно сидит на камне и читает свою книгу. Он дотронулся еще раз – никакой реакции. Тогда он щупает ее уже по-настоящему... Никакой реакции!

Санчо (глотает слюну). А мне можно?

Не дожидаясь разрешения, Санчо присоединяется к Дон Кихоту, и они уже вдвоем начинают ощупывать Пастушку, которая и дальше читает.

Сервантес (сверху). Но-но, полегче там...
Дон Кихот. Да ведь она все равно ничего не чувствует!
Сервантес. Зато я чувствую...
Дон Кихот (своему оруженосцу). Видишь, Санчо, у вымышленных героев есть свои преимущества – можешь щупать кого угодно и никто тебе ничего не скажет...
Санчо. И – за что угодно?
Дон Кихот (многозначительно). А чего ж... (Начинает легонько поднимать на пастушке юбку).
Сервантес. Не делай этого! Ты не можешь этого делать! Ты всего лишь вымышленный литературный персонаж! А это – реальная женщина! Ее юбку может поднять только реально существующий мужчина или... хотя бы ветер! А возле нее ни реального мужчины, ни ветра нет!
Дон Кихот (стал, подумал и самоуверенно посмотрел на Сервантеса). Ветер сейчас будет... (Становится перед Пастушкой на четвереньки и начинает дуть на краешек ее юбки).

Дон Кихот дует на юбку – она слегка поднимается, но мало. Тогда к нему присоединяется Санчо, и они начинают дуть вдвоем. Юбка поднимается все выше и выше... Но вот они так дунули, что завертелась ветряная мельница, а юбка резко взлетела вверх. «Ой!» – вскрикнула Пастушка и одернула юбку. Сервантес тем временем слезает с мельницы.

Явление 4
Сервантес подходит к Пастушке, но орет на своих литературных героев.

Сервантес. Убирайтесь отсюда! Сейчас же!
Пастушка (смущенно). Это вы... мне?
Сервантес. Да нет, сеньорита, что вы! Это я своим литературным героям! Видите ли, пока вас не было, я начал обдумывать сюжет своего рыцарского романа и вообразил, что они здесь...
Пастушка. Как интересно! И они сейчас вокруг нас?
Дон Кихот. Мы здесь, красавица! Здесь!
Санчо. Мы здесь!
Сервантес. Ну, некоторым образом да...
Пастушка (оглядывается вокруг). Но я никого не вижу.
Сервантес. Понимаете, сеньорита, они существуют только в моем воображении – вы их и не можете видеть, пока я их не опишу...
Пастушка (нетерпеливо). Так опишите же их мне, опишите! 
Дон Кихот. Маэсе, ну опишите нас этой красавице! Что вам стоит?! 
Санчо (тоже жалостливо). Ну опишите...
Сервантес. Нет, еще рано. Видите ли, сеньорита, перед тем, как взяться за перо, писатель долго вынашивает свой замысел, обдумывает тему, тщательно подбирает литературные персонажи, иногда даже меняет их на других, если его не устраивают эти... (Многозначительно посмотрел при этом на Дон Кихота и Санчо Пансу). И начинает он их описывать только тогда, когда все уже решил для себя окончательно... 
Пастушка. Так вы еще не решили? 
Санчо (так жалостливо-жалостливо). Вы еще не решили? 
Сервантес. Я еще думаю...
Пастушка. Ну хоть немного вы можете мне их описать? Какие они, ваши рыцари? Молодые или старые? Прекрасные или совсем некрасивы? 
Дон Кихот. Молодые, красавица, молодые! 
Санчо. Красивы, очень красивы!
Сервантес. Ну как вам сказать... Один молод и в самом деле красив...
Дон Кихот. Спасибо, маэсе, спасибо! 
Сервантес (тут же добавляет). Но у него еще глупости в голове... 
Пастушка. А второй? 
Сервантес. Второй еще глупее, потому что слушается первого. (Смотрит на Санчо). И если он и дальше будет это делать, то я его тоже заменю!
Дон Кихот. Ну, если вы уж решили меня заменить, то я хоть сейчас своего не упущу! (Начинает целовать пастушке руки у самых плеч). 
Пастушка. Так они сейчас где – у вас в голове?
Сервантес. Нет, они здесь, рядом с нами...
Пастушка. Как интересно! И что же они делают?

Дон Кихот тем временем целует Пастушку в шею.

Сервантес. Сеньорита, я не могу вам этого сказать... (Взялся за голову).
Пастушка. У вас болит голова?
Сервантес. Она у меня не болит, а трещит от того, что вытворяют мои персонажи...
Пастушка. И что же они вытворяют?
Сервантес. Если я скажу – вы не поверите..