Поэзия

Поэзия

РУСЬ 

Бездорожье, грязь и вязнут траки,

матерятся тихо шофера,

за поселком бесятся собаки,

а в поселке хнычет детвора.

 

День остыл, и сумерки у власти,

вспыхивают в окнах огоньки,

пароходное густое: «Здрасьте!»

долетает эхом от реки.

 

Возле клуба пьяная гармошка

мыкает вечернюю тоску,

рыжая обтрепанная кошка

наискось крадется по песку.

 

Ни кино, ни танцев. До упора

только водкой моются дела.

Где-то за дворами вспыхнет ссора –

значит, не хватило похмела.

 

Ах ты, Русь! Дремотная глубинка!

Летняя, изнывная жара.

Рощица в березовой косынке

стонет под ударом топора,

 

замерзает дым от зимней стужи,

разрезает скрипом полночь дверь.

Я погибну, если ты не сдюжишь

череду ненастий и потерь.

 

Верю, что в предутреннем покое

медленно сползет с травы слеза

и тебя восторженно умоет

чистая весенняя гроза.

 

Но когда придет твоя победа,

я гадать сегодня не берусь.

Просто я тебе навечно предан,

Грешная и праведная Русь.

 

 

МОСКВА 

Этот город меняет лица

ежедневно и ежечасно,

и готов я до крови биться

за его непростое счастье.

 

Я готов за него на плаху,

по Вселенной готов слоняться,

я готов за него заплакать,

и до коликов посмеяться.

 

Я люблю городское слово,

парки, скверы, пруды, бульвары.

Я люблю его утром – новым,

я люблю его ночью – старым.

 

И ложатся Москвы проспекты

стихотворной тоской на душу,

я его неизбывный вектор

безразличием не нарушу.

 

Он летит в напряженье спора

между «поздно», «сейчас» и «рано».

Я люблю этот громкий город –

непонятный, живой и странный.

 

Пусть мелькают его страницы,

пусть гуляет его беспечность!

Этот город меняет лица

не года, не века, а вечность.

 

Даже псов его грязных свора

для стихов моих знак и строчка.

Я люблю этот сильный город.

Потому, что люблю. И точка!

 

ДЕРЕВЬЯ УМИРАЮТ СТОЯ 

Деревья умирают стоя,

И в дымке тусклой октября

В их сером, неуютном строе

Теряет молодость заря. 

 

И утопают, словно в вате,

В размытом обрисе стволов

Веселых почек буйный кратер

И легкий шелест нежных слов.

 

И накипь крон, смахнув шумовкой,

Вздохнет и выдохнет листву

Беззубый ветер и неловко

Разметит инеем траву.

 

Заснувшие тропинок ленты

Не беспокоит шаг ничей,

И позабыв про комплименты,

Озябший хмурится ручей.

 

И лучик не живой, не меткий,

Зевая, хлопается в грязь.

Качаются бесстыже ветки

К земле пониже наклонясь.

 

И как-то сразу и неслышно

Исчезли с улицы грачи.

Уселся ворон возле крыши

И от отчаянья кричит.

 

И черно-белою стеною

Идут в атаку холода.

Деревья умирают стоя.

Кто до весны, кто – навсегда.

 

ЛЮБИМЫХ МНОГО НЕ БЫВАЕТ 

О женщинах не судят строго,

Узнаешь, коль судьба дала:

Красивых не бывает много,

А некрасивых несть числа.

 

В любви интимно все и лично:

Увидел - и дрожит в груди.

На свете столько симпатичных,

А милых просто пруд пруди.

 

Но в городах, дождем умытых,

Они ревут, платки соля.

На свете столько позабытых,

Что переполнена земля.

 

Зовут, устав от зимней стужи,

И подают заветный знак.

На свете столько слез ненужных,

А  вот улыбок на пятак.

 

Как часто мы бываем грубы

В расколах фраз, в обрывках встреч.

На свете очень много глупых,

А умных надо бы беречь.

 

Ты в светлой россыпи веснушек

Слова заветные прочти.

На свете множество дурнушек,

А вот счастливых нет почти.

 

И вспоминая век, что прожил,

Ты внукам сможешь подсказать:

На свете столько баб хороших,

Что разбегаются глаза.

 

Но даже в перезрелом мае,

Когда  бесчинствует весна,

Любимых много не бывает.

Любимой может быть одна!

 

НОСТАЛЬГИЯ 

Сегодня страну поменять не проблема,

И паспорт за месяц оформит ОВиР.

А туроператор разложит по темам

Пяти континентов рекламный клавир.

 

И плюсы, и минусы дальней дороги

В обмен на истертый мозолями рубль

В поход уведут из обжитой берлоги

Под глянец манящих октавами труб.

 

 

И в знойное утро, и в сумрачный вечер

Готов на рулежку уйти самолет.

А блеск впечатлений надолго излечит

Уставшую душу, сглотнувшую лед. 

 

Как в калейдоскопе завертятся страны,

Весельем и грустью дыхнет чья-то жизнь.

Соборы, проспекты, музеи, фонтаны 

Улягутся битым стеклом в витражи.

 

А ночью кусаться начнет ностальгия

И без сожалений потянут назад

Умытая майской грозою Россия

И мамины в сетках морщинок глаза.

 

Быть может, в Европах живется получше,

Быть может, в Америках класс – спору нет,

А в наших пенатах -  морозы и тучи,

И спрятаться негде от грязи и бед,

 

Но рельсы ложатся к родному порогу.

И осенью, летом, весной и зимой

Бессонная память грызет понемногу

И тянет домой. Ох, как тянет домой!

 

СЛЕДЫ ПОЭМЫ 

Слеза сползала по щеке

И в полумраке

На закипающей строке

Белела накипь.

 

И в тусклом взгляде ночника

Неоспоримо

Минуты, годы и века

Бежали мимо.

 

Писать стихи в ночную тишь

Святое дело.

И ты пришла, сидишь, молчишь,

Ты так хотела

 

Взглянуть на мук полет и раж

И приобщиться

К тому, как лезет фальшь и блажь

На все страницы.

 

Не воплощаются мечты

И в наказанье

За пять минут услышишь ты

Мои метанья,

 

Мои надежды на успех

И слов фанфары,

И рифмы  первородный грех,

И стон гитары.

 

Я унесусь в размеры строф

И смысл куплетов

В потоке яростном ветров

Зарей отпетых.

 

Под тени арок и мостов

Врываться будет

Набатный стон зажатых ртов

И смятых судеб.

 

И полетят без хвастовства

И без утайки

Не сочиненные слова

В рассветных стайках.

 

И переменятся миры

В крутом замесе,

И догорят к утру костры

Не спетых песен.

 

И нахлебавшийся тоски

К тебе вернусь я

В потоке бережной реки

Омытой грустью.

 

Бумаги стопка и в золе

Пустые темы.

И хрупко тлеют на столе

Следы поэмы.

 

ВЗДОХ 

Зима вот-вот ворвется в город,

Готовит осень свой исход.

А у меня с собою споры

Про каждый год.                       

  

Деревья оголяют кроны

И солнце убегает в тень.

Молюсь у старенькой иконы

За каждый день.

 

Сбивают ветры птичью стаю

Под желтых листьев перефраз.

И я судьбу свою листаю

За часом час.

 

Застыли у подъезда лужи,

И за дворами лай собак.

Скрипит, хронически простужен,

Мой каждый шаг.

 

К юдоли теплой жмутся птицы,

Устав от дождевых вериг.

И мне уже не повиниться

За каждый миг,

 

За то, что тишиною ватной

Залитый город вдруг оглох,

За то, что не вернуть обратно

Мой каждый вздох.

 

…А память резко будит ночью,

Когда весь мир безлик и тих.

Нет запятых. Лишь многоточья

Без разрешенья лезут в стих…

 

ПРОЩЕНИЕ 

Есть в прощенье такая мука,

Нам его не купить за грош.

А обид болтовня и скука

В нем – повернутый в ране нож.

 

В нем - события, мысли, люди

Переполнили ночь и стих.

И что было, и то, что будет,

В нем поделено на двоих.

 

Я виновен и ты с виною.

Так случилось. И верь – не верь:

Если ты не простишь, закрою

Навсегда за собою дверь.

 

Ты виновна. Свою вину я

На душе через дни тащу,

И, обжегшись, на воду дую.

И прощу я тебя. Прощу!

 

Может, вновь осенит везенье:

Преклонив пред тобой главу,

Попрошу у тебя прощенья

И на выдохе заживу.

 

Кто-то каяться первым должен,

Кто-то первым вину постиг.

И, гоняя мороз по коже,

Разорвет расстоянье крик.

 

И слова долететь готовы

До тебя сквозь ночную тишь.

Ну, давай, в жизнь сыграем снова:

Я прощу или ты простишь.

 

ПРИКИПАЮ 

Я к тебе прикипаю телом,

Каждой  клеточкой и ресничкой,

Поцелуем своим несмелым

Неосознанным без привычки.

 

Я к тебе прикипаю вздохом,

Прерывающимся дыханьем,

Собирая его по крохам

Перед нашим первым свиданьем.

 

Я к тебе прикипаю взглядом

Завороженным и застылым.

Даже если тебя нет рядом,

Оторвать его нету силы.

 

Я душой к тебе прикипаю.

Всеми  стонами и стихами

Связь  незримая и немая

Заплетается между нами.

  

От вечерних невзгод до рани,

От июньской тоски до мая

Навсегда я тобою ранен

И навек к тебе прикипаю.

 

ЗЕЛЕНЫЕ ГЛАЗА 

У судьбы зеленые глаза,

И от них запрятаться нет мочи.

Можно только ласково сказать

О любви пол слова между строчек,

 

Можно только, подавив озноб,

Пить отраву колдовского зелья,

Можно только целовать взахлеб

Этих глаз неистовую зелень.

 

Я ГОНЮ ЛОШАДЕЙ 

Я гоню лошадей по замерзшему тракту.

Скрип полозьев и сиплый прозвон  у дуги…

Та-та-та-та… Упавшему щедрому такту

Подпевает фагот баритоном пурги.

А за белой стеной, огоньками охвачен,

Вскользь мелькнет иногда теплый лик деревень

И кидаются звуки в возок на удачу:

Тавда, Таборы, Тара, Тобольск и Тюмень.

 

Пробивают копыта настилы сугробу

И, размытые ноты в полете схватив,

Ветер пьет их, смакуя, и тянет на пробу,

И пытается втиснуть в щемящий мотив.

И, слегка осовев, от безумной дороги,

И картуз передвинув рукой набекрень,

Я пытаюсь запомнить и выучить слоги

Тавда, Таборы, Тара, Тобольск и Тюмень.

 

Я гоню лошадей, от себя убегая,

От судьбы, от беды, от любви, от тоски.

А мотив, раздуваясь от края до края,

Мою странную жизнь зажимает в тиски.

По заснеженной зыби вдогон за мной мчится

Твоих звуков и запахов легкая тень.

Ретуширует снег незнакомые лица.

Тавда, Таборы, Тара, Тобольск и Тюмень.

 

И гоняя метель по российской глубинке,

Унесут меня лошади в темную даль,

Высекая подковами искры и льдинки,

Разрывая мечтой и надеждой печаль.

И взъерошится утро усталой зарею,

И, слепя, обожжет возгорающий день.

А я в памяти новой надежно укрою

Тавду, Таборы, Тару, Тобольск и Тюмень.

 

ПОЖИВЕМ 

На разломе привычной жизни,

В буре страсти, во взрыве гроз

От рождения и до тризны

Поживем еще? Вот вопрос?

 

Нас гоняли, пытали, били

И травили, и жгли огнем.

Нам такие достались были!

Поживем еще? Поживем.

 

И сегодня надеждам новым

Сбить бы спесь и убавить прыть.

Нам же ноги суют в оковы…

Поживем еще? Может быть…

 

Но мечты в дорогие дали

Буйным временем не сожгло.

Мы, поверьте, другими стали.

Поживем еще! Всем назло!

 

Ведь пройдя сквозь беду и смуту

Под пургою, жарой, дождем,

Мы себя закалили круто.

Поживем еще! Поживем!

 

МОСКВА-ТОЛЬЯТТИ 

За билет мне друзья заплатят.

Я без слов подчинюсь судьбе.

Скорый поезд «Москва-Тольятти»

через время летит к тебе.

  

И вздохнет в полусне плацкарта,

и проспит перегон молву.

Мимо смятых сугробов марта

скорый поезд летит в Москву.

 

Барабанят часы на стыках,

учащая сердечный стук.

Я спешу от любви до крика,

от улыбок спешу до мук.

 

Утром воздух гудок разрежет,

расчищая туманный путь.

Остановки все реже, реже,

и осталось совсем чуть-чуть:

 

обгоняющей электричке

помахать пятерней во след

и собрать, не спеша, вещички,

и сойти, и сказать: «Привет!»

 

ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ 

Год сорок первый, июнь, воскресенье,

двадцать второе число.

У Мавзолея мое поколенье,

тихо, уютно, тепло.

 

Школьную полночь отбили куранты,

но не уснула Москва –

белые платья, косички и банты,

песни улыбки, слова.

 

Юность закончилась, завтра с рассветом

выйдем на сотни дорог.

Ну, а сегодня – девчата и лето

и не до взрослых тревог.

 

Я бы не стал вспоминать этой ночи,

но среди звездных огней

не было ночи на свете короче,

не было ночи длинней.

 

Там собирала гармонь переливы,

мылись травинки в росе…

Двадцать второе, и все еще живы,

все, все, все, все, все… 

 

ПРИЕХАЛИ… 

Приехали…

 

Поезд втянулся в столицу,

вздыбя носильщиков крик

в серых арках залитого

прибывшим людом перрона.

Многих встречающих лица

пытаются выловить миг

первых робких объятий и слов,

и земного поклона.

 

Шустро таксисты снуют,

предлагая удобства и скорость

в пересыщенных громкой попсою

изношенных бегом салонах.

Их ненавязчивый псевдо уют –

просто щемящая морозь,

сдутая с буйных небес

и застрявшая в вымерзших кронах.

 

Господи! Сколько разлук

выдели этот усталый вокзал,

эти плиты немытых платформ,

сбитые в пыль каблуками?

Сколько трагедий и мук

недосказали слезинки в глазах?

И недосказанность эту копили,

хранили и пили веками.

 

Как в тяжелейшем бреду,

в нескончаемом сумрачном сне

жажду такой долгожданной,

неясной и радостной встречи.

Превозмогая судьбу и беду,

на неуемном безумном огне

в раненной будут душе

полыхать поминальные свечи.

 

Хочется все же успеть –

вот бы хватило и сил, и удачи! –

между прибытием и отправленьем

мыслями за эту жизнь зацепиться.

Можно любить, можно плакать и петь,

можно в окошке вагонном маячить,

только вокзалом кончается путь.

Поезд втянулся в столицу.

 

Приехали…

 

***

Не ищу в травах вешние росы,

Все решаю вопросы, вопросы

В бытовом катаклизме стихий.

А во сне вижу детство и лето,

И встречаю рассветы, рассветы,

И меняю грехи на стихи.

 

 

ШЕСТЬДЕСЯТ 

Светило зашло в распадок,

К финалу  бежит река.

В размене седьмой десяток,

А в сердце стучит строка 

 

Истоптанные дороги

Легли за спиной след в след.

Пора подводить итоги,

Да только желанья нет.

 

Я пробую без оглядок

В дрожащую даль рвануть.

В размене седьмой десяток,

А тянет по-новой в путь

 

Заколет порой под мышкой,

Отнимется левый бок.

Однажды придет мальчишка,

Допишет, что я не смог.

 

А нынче такой порядок,

Что хочется песни петь!

В размене седьмой десяток,

Не время еще взрослеть!